Максим Горький - В людях - русский и английский параллельные тексты
Тут можно читать онлайн Максим Горький - В людях - русский и английский параллельные тексты - бесплатно
полную версию книги (целиком) без сокращений.
Жанр: Русская классическая проза.
Здесь Вы можете читать полную версию (весь текст)
онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть),
предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2,
найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации.
Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.
- Название:В людях - русский и английский параллельные тексты
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Максим Горький - В людях - русский и английский параллельные тексты краткое содержание
В людях - русский и английский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Максим Горький, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru
Алеша Пешков уходит из дома своего деда и отправляется на заработки, "в люди". Служит "мальчиком" у дяди-чертежника, мойщиком посуды на волжском пароходе, учеником в иконописной мастерской. Добрый, чуждый жестокости, он не может вынести царящей кругом несправедливости, отважно борется за правду и... вновь оказывается без угла и куска хлеба.
В людях - русский и английский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
В людях - русский и английский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно, автор Максим Горький
Тёмная тема
↓
↑
Сбросить
Интервал:
↓
↑
Закладка:
Сделать
| Almost always they brought ancient books, icons and thuribles to sell, or some kind of bowl. Sometimes they brought the vendors - an old man or woman from the Volga. | Почти всегда они приносили продавать старинные книги, иконы, кадильницы, какие-то чаши; иногда приводили продавцов - старуху или старика из-за Волги. |
| When their business was finished, they sat on the counter, looking just like crows on a furrow, drank tea with rolls and lenten sugar, and told each other about the persecutions of the Nikonites. Here a search had been made, and books of devotion had been confiscated; there the police had closed a place of worship, and had contrived to bring its owner to justice under Article 103. | Кончив дела, усаживались у прилавка, точно вороны на меже, пили чай с калачами и постным сахаром и рассказывали друг другу о гонениях со стороны никонианской церкви, там - сделали обыск, отобрали богослужебные книги; тут -полиция закрыла молельню и привлекла хозяев ее к суду по 103 статье. |
| This Article 103 was frequently the theme of their discussions, but they spoke of it calmly, as of something unavoidable, like the frosts of winter. | Эта 103 статья чаще всего являлась темой их бесед, но они говорили о ней спокойно, как о чем-то неизбежном, вроде морозов зимою. |
| The words police, search, prison, justice, Siberia -these words, continually recurring in their conversations about the persecutions for religious beliefs, fell on my heart like hot coals, kindling sympathy and fellow feeling for these Old Believers. Reading had taught me to look up to people who were obstinate in pursuing their aims, to value spiritual steadfastness. | Слова - полиция, обыск, тюрьма, суд, Сибирь, -слова, постоянно звучавшие в их беседах о гонении за веру, падали на душу мне горячими углями, разжигая симпатию и сочувствие к этим старикам; прочитанные книги научили меня уважать людей, упорных в достижении своих целей, ценить духовную стойкость. |
| I forgot all the bad which I saw in these teachers of life. I felt only their calm stubbornness, behind which, it seemed to me, was hidden an unwavering belief in the teachings of their faith, for which they were ready to suffer all kinds of torments. | Я забывал всё плохое, что видел в этих учителях жизни, чувствовал только их спокойное упорство, за которым - мне казалось - скрыта непоколебимая вера учителей в свою правду, готовность принять за правду все муки. |
| At length, when I had come across many specimens of these guardians of the old faith, both among the people and among the intellectuals, I understood that this obstinacy was the oriental passivity of people who never moved from the place whereon they stood, and had no desire to move from it, but were bound by strong ties to the ways of the old words, and worn-out ideas. They were steeped in these words and ideas. | Впоследствии, когда мне удалось видеть много таких и подобных хранителей старой веры, и в народе и в интеллигенции, я понял, что это упорство - пассивность людей, которым некуда идти с того места, где они стоят, да и не хотят они никуда идти, ибо, крепко связанные путами старых слов, изжитых понятий, они остолбенели в этих словах и понятиях. |
| Their wills were stationary, incapable of looking forward, and when some blow from without cast them out of their accustomed place, they mechanically and without resistance let themselves roll down, like a stone off a hill. | Их воля неподвижна, неспособна развиваться в направлении к будущему и, когда какой-либо удар извне сбрасывает их с привычного места, они механически катятся вниз, точно камень с горы. |
| They kept their own fasts in the graveyards of lived-out truths, with a deadly strength of memory for the past, and an insane love of suffering and persecution; but if the possibility of suffering were taken away from them, they faded away, disappeared like a cloud on a fresh winter day. | Они держатся на своих постах у погоста отживших истин мертвою силою воспоминаний о прошлом и своей болезненной любовью к страданию, угнетению, но, если отнять у них возможность страдания, они, опустошенные, исчезают, как облака в свежий ветреный день. |
| The faith for which they, with satisfaction and great self-complacency, were ready to suffer is incontestably a strong faith, but it resembles well-worn clothes, covered with all kinds of dirt, and for that very reason is less vulnerable to the ravages of time. | Вера, за которую они не без удовольствия и с великим самолюбованием готовы пострадать,-это, бесспорно, крепкая вера, но напоминает она заношенную одежду,- промасленная всякой грязью, она только поэтому малодоступна разрушающей работе времени. |
| Thought and feeling become accustomed to the narrow and oppressive envelope of prejudice and dogma, and although wingless and mutilated, they live in ease and comfort. | Мысль и чувство привыкли к тесной, тяжелой оболочке предрассудков и догматов и хотя обескрылены, изуродованы, но живут уютно, удобно. |
| This belief founded on habits is one of the most grievous and harmful manifestations of our lives. Within the domains of such beliefs, as within the shadows of stone walls, anything new is born slowly, is deformed, and grows ansemic. | Эта вера по привычке - одно из наиболее печальных и вредных явлений нашей жизни; в области этой веры, как в тени каменной стены, всё новое растет медленно, искаженно, вырастает худосочным. |
| In that dark faith there are very few of the beams of love, too many causes of offense, irritations, and petty spites which are always friendly with hatred. | В этой темной вере слишком мало лучей любви, слишком много обиды, озлобления и зависти, всегда дружной с ненавистью. |
| The flame of that faith is the phosphorescent gleam of putrescence. | Огонь этой веры - фосфорический блеск гниения. |
| But before I was convinced of this, I had to live through many weary years, break up many images in my soul, and cast them out of my memory. | Но для того, чтобы убедиться в этом, мне пришлось пережить много тяжелых лет, многое сломать в душе своей, выбросить из памяти. |
| But at the time when I first came across these teachers of life, in the midst of tedious and sordid realities, they appeared to me as persons of great spiritual strength, the best people in the world. | А в то время, когда я впервые встретил учителей жизни среди скучной и бессовестной действительности,- они показались мне людьми великой духовной силы, лучшими людьми земли. |
| Almost every one of them had been persecuted, put in prison, had been banished from different towns, traveling by stages with convicts. They all lived cautious, hidden lives. | Почти каждый из них судился, сидел в тюрьме, был высылаем из разных городов, странствовал по этапам с арестантами; все они жили осторожно, все прятались. |
| However, I saw that while pitying the "narrow spirit" of the Nikonites, these old people willingly and with great satisfaction kept one another within narrow bounds. | Однако я видел, что, жалуясь на "утеснение духа" никонианами, старцы и сами охотно очень, даже с удовольствием, утесняют друг друга. |
| Crooked Pakhomie, when he had been drinking, liked to boast of his wonderful memory with regard to matters of the faith. He had several books at his finger-ends, as a Jew has his Talmud. He could put his finger on his favorite page, and from the word on which he had placed his finger, Pakhomie could go on reciting by heart in his mild, snuffling voice. | Кривой Пахомий, выпивши, любил хвастаться своей поистине удивительной памятью,-некоторые книги он знал "с пальца",- как еврей-ешиботник знает Талмуд,- ткнет пальцем в любую страницу, и с того слова, на котором остановится палец, Пахомий начинает читать дальше наизусть, мягоньким гнусавым голоском. |
| He always looked on the floor, and his solitary eye ran over the floor disquietingly, as if he were seeking some lost and very valuable article. | Он всегда смотрит в пол, и его единственный глаз бегает по полу так тревожно, точно ищет нечто потерянное, очень ценное. |
| The book with which he most often performed this trick was that of Prince Muishetzki, called | Чаще всего он показывал этот фокус на книге князя Мышецкого |
| "The Russian Vine," and the passage he best knew was, "The long suffering and courageous suffering of wonderful and valiant martyrs," but Petr Vassilitch was always trying to catch him in a mistake. | "Виноград Российский",- он особенно хорошо знал "многотерпеливые и многомужественные страдания дивных и всехрабрых страдальцев", а Петр Васильев всё старался поймать его на ошибках. |
| "That's a lie! | - Врешь! |
| That did not happen to Cyprian the Mystic, but to Denis the Chaste." | Это не с Киприаном Благоюродивым было, а с Денисом Целомудрым. |
| "What other Denis could it be? | - Какой еще Денис? |
| You are thinking of Dionysius." | Дионисий речется... |
| "Don't shuffle with words!" | - Ты за слово не цепляйся! |
| "And don't you try to teach me!" | - А ты меня не учи! |
| In a few moments both, swollen with rage, would be looking fixedly at one another, and saying: | Через минуту оба они, раздутые гневом, глядя в упор друг на друга, говорят: |
| "Perverter of the truth! Away, shameless one!" | - Чревоугодник ты, бесстыжая рожа, вон какое чрево наел... |
| Pakhomie answered, as if he were adding up accounts: | Пахомий отвечает, точно на счетах считая: |
| "As for you, you are a libertine, a goat, always hanging round the women." | - А ты - любострастник, козел, бабий прихвостень. |
| The shopman, with his hands tucked into his sleeves, smiled maliciously, and, encouraging the guardians of the ancient religion, cried, just like a small boy: | Приказчик, спрятав руки в рукава, ехидно улыбается и поощряет хранителей древнего благочестия, словно мальчишек: |
| "Th - a - at's right! | - Та-ак его! |
| Go it!" | А ну-ка, еще! |
| One day when the old men were quarreling, Petr Vassilitch slapped his comrade on the face with unexpected swiftness, put him to flight, and, wiping the sweat from his face, called after the fugitive: | Однажды старцы подрались. Петр Васильев, с неожиданной ловкостью отшлепав товарища по щекам, обратил его в бегство и, устало отирая пот с лица, крикнул вслед бегущему: |
| "Look out; that sin lies to your account! | - Смотри - это на тебя грех ляжет! |
| You led my hand into sin, you accursed one; you ought to be ashamed of yourself!" | Ты, окаянный, длань мою во грех-то ввел, тьфу тебе! |
| He was especially fond of reproaching his comrades in that they were wanting in firm faith, and predicting that they would fall away into "Protestantism." | Он особенно любил упрекать всех товарищей своих, что они недостаточно тверды верой и все впадают в "нетовщину". |
| "That is what troubles you, Aleksasha - the sound of the cock crowing!" | - Это всё Алексаша вас смущает,- какой ведь петух запел! |
| Protestantism worried and apparently frightened him, but to the question, "What is the doctrine of that sect?" he answered, not very intelligibly: | Нетовщина раздражала и, видимо, пугала его, но на вопрос: в чем суть этого учения? - он отвечал не очень вразумительно: |
| "Protestantism is the most bitter heresy; it acknowledges reason alone, and denies God! | - Нетовщина - еретичество самое горькое, в нем -один разум, а бога нет! |
Тёмная тема
↓
↑
Сбросить
Интервал:
↓
↑
Закладка:
Сделать
Похожие книги на "В людях - русский и английский параллельные тексты", Максим Горький
Книги похожие на "В людях - русский и английский параллельные тексты" читать онлайн бесплатно полные версии.