Николай Гоголь - Тарас Бульба - русский и английский параллельные тексты

Тут можно читать онлайн Николай Гоголь - Тарас Бульба - русский и английский параллельные тексты - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Русская классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Тарас Бульба - русский и английский параллельные тексты
Автор:

Николай Гоголь
Жанр:

Русская классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

3/5. Голосов: 11
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
60

1

2

3

4

5

Николай Гоголь - Тарас Бульба - русский и английский параллельные тексты краткое содержание

Тарас Бульба - русский и английский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Николай Гоголь, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

Известная повесть Н.В.Гоголя из цикла «Миргород», при создании которой автор широко использовал различные исторические источники: мемуары, летописи, исследования, фольклорные материалы.
«Тарас Бульба» давно входит в школьную программу. Но хорошо бы иметь в виду, что для прочтения этой повести нужна мудрость, редко свойственная юному возрасту. Впрочем, наверное, это лишнее замечание: с классикой всегда так бывает.

Тарас Бульба - русский и английский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Тарас Бульба - русский и английский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Николай Гоголь

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

Some entered into warm discussions, others even laid wagers. But the majority were of the species who, all the world over, look on at the world and at everything that goes on in it and merely scratch their noses.	Иные рассуждали с жаром, другие даже держали пари; но большая часть была таких, которые на весь мир и на все, что ни случается в свете, смотрят, ковыряя пальцем в своем носу.
In the front ranks, close to the bearded civic-guards, stood a young noble, in warlike array, who had certainly put his whole wardrobe on his back, leaving only his torn shirt and old shoes at his quarters.	На переднем плане, возле самых усачей, составлявших городовую гвардию, стоял молодой шляхтич или казавшийся шляхтичем, в военном костюме, который надел на себя решительно все, что у него ни было, так что на его квартире оставалась только изодранная рубашка да старые сапоги.
Two chains, one above the other, hung around his neck.	Две цепочки, одна сверх другой, висели у него на шее с каким-то дукатом.
He stood beside his mistress, Usisya, and glanced about incessantly to see that no one soiled her silk gown.	Он стоял с коханкою своею, Юзысею, и беспрестанно оглядывался, чтобы кто-нибудь не замарал ее шелкового платья.
He explained everything to her so perfectly that no one could have added a word.	Он ей растолковал совершенно все, так что уже решительно не можно было ничего прибавить.
"All these people whom you see, my dear Usisya," he said, "have come to see the criminals executed; and that man, my love, yonder, holding the axe and other instruments in his hands, is the executioner, who will despatch them.	"Вот это, душечка Юзыся, - говорил он, - весь народ, что вы видите, пришел затем, чтобы посмотреть, как будут казнить преступников. А вот тот, душечка, что, вы видите, держит в руках секиру и другие инструменты, - то палач, и он будет казнить.
When he begins to break them on the wheel, and torture them in other ways, the criminals will still be alive; but when he cuts off their heads, then, my love, they will die at once.	И как начнет колесовать и другие делать муки, то преступник еще будет жив; а как отрубят голову, то он, душечка, тотчас и умрет.
Before that, they will cry and move; but as soon as their heads are cut off, it will be impossible for them to cry, or to eat or drink, because, my dear, they will no longer have any head."	Прежде будет кричать и двигаться, но как только отрубят голову, тогда ему не можно будет ни кричать, ни есть, ни пить, оттого что у него, душечка, уже больше не будет головы".
Usisya listened to all this with terror and curiosity.	И Юзыся все это слушала со страхом и любопытством.
The upper stories of the houses were filled with people.	Крыши домов были усеяны народом.
From the windows in the roof peered strange faces with beards and something resembling caps.	Из слуховых окон выглядывали престранные рожи в усах и в чем-то похожем на чепчики.
Upon the balconies, beneath shady awnings, sat the aristocracy.	На балконах, под балдахинами, сидело аристократство.
The hands of smiling young ladies, brilliant as white sugar, rested on the railings.	Хорошенькая ручка смеющейся, блистающей, как белый сахар, панны держалась за перила.
Portly nobles looked on with dignity.	Ясновельможные паны, довольно плотные, глядели с важным видом.
Servants in rich garb, with flowing sleeves, handed round various refreshments.	Холоп, в блестящем убранстве, с откидными назад рукавами, разносил тут же разные напитки и съестное.

Sometimes a black-eyed young rogue would take her cake or fruit and fling it among the crowd with her own noble little hand.	Часто шалунья с черными глазами, схвативши светлою ручкою своею пирожное и плоды, кидала в народ.
The crowd of hungry gentles held up their caps to receive it; and some tall noble, whose head rose amid the throng, with his faded red jacket and discoloured gold braid, and who was the first to catch it with the aid of his long arms, would kiss his booty, press it to his heart, and finally put it in his mouth.	Толпа голодных рыцарей подставляла наподхват свои шапки, и какой-нибудь высокий шляхтич, высунувшийся из толпы своею головою, в полинялом красном кунтуше с почерневшими золотыми шнурками, хватал первый с помощию длинных рук, целовал полученную добычу, прижимал ее к сердцу и потом клал в рот.
The hawk, suspended beneath the balcony in a golden cage, was also a spectator; with beak inclined to one side, and with one foot raised, he, too, watched the people attentively.	Сокол, висевший в золотой клетке под балконом, был также зрителем: перегнувши набок нос и поднявши лапу, он с своей стороны рассматривал также внимательно народ.
But suddenly a murmur ran through the crowd, and a rumour spread,	Но толпа вдруг зашумела, и со всех сторон раздались голоса:
"They are coming! they are coming! the Cossacks!"	"Ведут... ведут!.. козаки!.."
They were bare-headed, with their long locks floating in the air.	Они шли с открытыми головами, с длинными чубами; бороды у них были отпущены.
Their beards had grown, and their once handsome garments were worn out, and hung about them in tatters. They walked neither timidly nor surlily, but with a certain pride, neither looking at nor bowing to the people.	Они шли не боязливо, не угрюмо, но с какою-то тихою горделивостию; их платья из дорогого сукна износились и болтались на них ветхими лоскутьями; они не глядели и не кланялись народу.
At the head of all came Ostap.	Впереди всех шел Остап.
What were old Taras's feelings when thus he beheld his Ostap?	Что почувствовал старый Тарас, когда увидел своего Остапа?
What filled his heart then?	Что было тогда в его сердце?
He gazed at him from amid the crowd, and lost not a single movement of his.	Он глядел на него из толпы и не проронил ни одного движения его.
They reached the place of execution.	Они приблизились уже к лобному месту.
Ostap stopped.	Остап остановился.
He was to be the first to drink the bitter cup.	Ему первому приходилось выпить эту тяжелую чашу.
He glanced at his comrades, raised his hand, and said in a loud voice:	Он глянул на своих, поднял руку вверх и произнес громко:
"God grant that none of the heretics who stand here may hear, the unclean dogs, how Christians suffer! Let none of us utter a single word."	- Дай же, боже, чтобы все, какие тут ни стоят еретики, не услышали, нечестивые, как мучится христианин! чтобы ни один из нас не промолвил ни одного слова!
After this he ascended the scaffold.	После этого он приблизился к эшафоту.
"Well done, son! well done!" said Bulba, softly, and bent his grey head.	- Добре, сынку, добре! - сказал тихо Бульба и уставил в землю свою седую голову.

The executioner tore off his old rags; they fastened his hands and feet in stocks prepared expressly, and-We will not pain the reader with a picture of the hellish tortures which would make his hair rise upright on his head.	Палач сдернул с него ветхие лохмотья; ему увязали руки и ноги в нарочно сделанные станки, и... Не будем смущать читателей картиною адских мук, от которых дыбом поднялись бы их волоса.
They were the outcome of that coarse, wild age, when men still led a life of warfare which hardened their souls until no sense of humanity was left in them.	Они были порождение тогдашнего грубого, свирепого века, когда человек вел еще кровавую жизнь одних воинских подвигов и закалился в ней душою, не чуя человечества.
In vain did some, not many, in that age make a stand against such terrible measures.	Напрасно некоторые, немногие, бывшие исключениями из века, являлись противниками сих ужасных мер.
In vain did the king and many nobles, enlightened in mind and spirit, demonstrate that such severity of punishment could but fan the flame of vengeance in the Cossack nation.	Напрасно король и многие рыцари, просветленные умом и душой, представляли, что подобная жестокость наказаний может только разжечь мщение козацкой нации.
But the power of the king, and the opinion of the wise, was as nothing before the savage will of the magnates of the kingdom, who, by their thoughtlessness and unconquerable lack of all far-sighted policy, their childish self-love and miserable pride, converted the Diet into the mockery of a government.	Но власть короля и умных мнений была ничто перед беспорядком и дерзкой волею государственных магнатов, которые своею необдуманностью, непостижимым отсутствием всякой дальновидности, детским самолюбием и ничтожною гордостью превратили сейм в сатиру на правление.
Ostap endured the torture like a giant.	Остап выносил терзания и пытки, как исполин.
Not a cry, not a groan, was heard. Even when they began to break the bones in his hands and feet, when, amid the death-like stillness of the crowd, the horrible cracking was audible to the most distant spectators; when even his tormentors turned aside their eyes, nothing like a groan escaped his lips, nor did his face quiver.	Ни крика, ни стону не было слышно даже тогда, когда стали перебивать ему на руках и ногах кости, когда ужасный хряск их послышался среди мертвой толпы отдаленными зрителями, когда панянки отворотили глаза свои, - ничто, похожее на стон, не вырвалось из уст его, не дрогнулось лицо его.
Taras stood in the crowd with bowed head; and, raising his eyes proudly at that moment, he said, approvingly,	Тарас стоял в толпе, потупив голову и в то же время гордо приподняв очи, и одобрительно только говорил:
"Well done, boy! well done!"	"Добре, сынку, добре!"
But when they took him to the last deadly tortures, it seemed as though his strength were failing.	Но когда подвели его к последним смертным мукам, - казалось, как будто стала подаваться его сила.
He cast his eyes around. O God! all strangers, all unknown faces!	И повел он очами вокруг себя: боже, всё неведомые, всё чужие лица!
If only some of his relatives had been present at his death!	Хоть бы кто-нибудь из близких присутствовал при его смерти!
He would not have cared to hear the sobs and anguish of his poor, weak mother, nor the unreasoning cries of a wife, tearing her hair and beating her white breast; but he would have liked to see a strong man who might refresh him with a word of wisdom, and cheer his end.	Он не хотел бы слышать рыданий и сокрушения слабой матери или безумных воплей супруги, исторгающей волосы и биющей себя в белые груди; хотел бы он теперь увидеть твердого мужа, который бы разумным словом освежил его и утешил при кончине.