Алексей Толстой - Восемнадцатый год - русский и английский параллельные тексты

The only thing not taken was money-you couldn't even use it for rolling cigarettes. Не везли только денег - этот хлам не годился даже вертеть козьи ножки. The trains crawled slowly over the plains of Russia. Медленно ползли эшелоны по российским равнинам. They halted from sheer exhaustion at stations with broken windows and doors torn from their hinges. Останавливались в изнеможении у станции с выбитыми окнами, сорванными дверями. Every station was greeted with streams of obscenity. Матерным ревом встречали эшелоны каждый вокзал. Men in long grey coats, clicking the locks of their rifles, leaped from the roofs of the carriages and rushed off to look for the' stationmaster, to finish off this minion of the world bourgeoisie. С крыш соскакивали серые шинели, щелкая затворами винтовок, кидались искать начальника станции, чтобы тут же прикончить прихвостня мировой буржуазии. "Come on, give us another engine! "Давай паровоз!.. Are you sick of life, you son-of-a-bitch? Жить тебе надоело, такой-сякой, матерний сын? Let the train pass!" Отправляй эшелон!.." Then, rushing to the engine, which was in the last stages of collapse, driver and stoker having escaped to the steppe, they would shout: Бежали к выдохшемуся паровозу, с которого и машинист и кочегар удрали в степь. "Coal! Wood! "Угля, дров! Break up the fences, chop up the doors and window-"frames!" Ломай заборы, руби двери, окна!"

Three years before, not many questions had been put as to whom and for what we were fighting.	Три года тому назад много не спрашивали - с кем воевать и за что.
The heavens opened, the earth shook: mobilization, war!	Будто небо раскололось, земля затряслась: мобилизация, война!
The people realized that the time for dreadful events had come.	Народ понял: время страшным делам надвинулось.
The old way of life was over.	Кончилось старое житье.
Take up your rifle!	В руке - винтовка.
Come what may, there will be no going back to the old ways.	Будь что будет, а к старому не вернемся.
The grievances of centuries came to a head.	За столетия накипели обиды.
By the end of three years people had discovered what war meant: a machine gun in front, a machine gun behind-and weltering in dung and lice, till one's turn came.	За три года узнали, что такое война. Впереди пулемет и за спиной пулемет, - лежи в дерьме, во вшах, покуда жив.
Then a shudder passed over the people, their heads swam-Revolution! Recovering, they began to ask: "And what about us?	Потом - содрогнулись, помутилось в головах -революция... Опомнились, - а мы-то что же?
Are we to be cheated again?"	Опять нас обманывают?
They listened to the agitators: "Aha! we were fools, were we? Then now we will be wise! We've fought enough-now let's go home and take our revenge.	Послушали агитаторов: значит, раньше мы были дураками, а теперь надо быть умными... Повоевали, - повертывай домой на расправу.
Now we know whose bellies our bayonets are intended for.	Теперь знаем, в чье пузо - штык.
There's no more tsar, and no more God.	Теперь - ни царя, ни бога.
Nothing but us.	Одни мы.
Home-to divide the land!"	Домой, землю делить!
The troop trains from the front went like ploughs over the plains of Russia, leaving in their wake wrecked stations, shattered rolling stock, plundered towns.	Как плугом прошлись фронтовые эшелоны по российским равнинам, оставляя позади развороченные вокзалы, разбитые железнодорожные составы, ободранные города.
From villages and farmsteads came screeching metallic sounds-men were sawing the ends off their rifles.	По селам и хуторам заскрипело, залязгало, - это напильничками отпиливали обрезы.
The Russian people were settling down on the land in good earnest.	Русские люди серьезно садились на землю.
And once again, as in far-off days, the huts were lighted by burning flickering rushlights, while the women stretched their yarn on the hand looms of their great-grandmothers.	А по избам, как в старые-старые времена, светилась лучина, и бабы натягивали основы на прабабкины ткацкие станки.
It seemed as if time were rattling back towards long-past ages.	Время, казалось, покатилось назад, в отжитые века.
It was the winter of the year when the second revolution, the October Revolution, broke out.	Это было в зиму, когда начиналась вторая революция. Октябрьская...

Petersburg, famine-stricken, plundered by the villages, penetrated through and through by Arctic winds, surrounded by the enemy, shaken by plots, a city without coal or bread, its factory chimneys cold, a city like an exposed human brain, kept broadcasting from the Tsarskoye Selo radio station ideas as violent as bombshells.	Г олодный, расхищаемый деревнями, насквозь прохваченный полярным ветром Петербург, окруженный неприятельским фронтом, сотрясаемый заговорами, город без угля и хлеба, с погасшими трубами заводов, город, как обнаженный мозг человеческий, - излучал в это время радиоволнами Царскосельской станции бешеные взрывы идей.
"Comrades!" A lean fellow perched on a stone pedestal, his "Finnish cap" worn back to front, was shouting himself hoarse in the chill air. "Comrade deserters, you have turned your backs upon the imperialist reptiles ... we, the workers of Petersburg, tell you: you did right, Comrades! We're not going to be the hirelings of the bloody bourgeoisie.	- Товарищи, - застужая глотку, кричал с гранитного цоколя худой малый в финской шапочке задом наперед, - товарищи дезертиры, вы повернулись спиной к гадам-имперьялистам... Мы, питерские рабочие, говорим вам: правильно, товарищи... Мы не хотим быть наемниками кровавой буржуазии.
Down with the imperialist war!"	Долой имперьялистическую войну!
"Dow-ow-own...." The syllable rolled languidly over the groups of bearded soldiers.	- Лой... лой... лой... - лениво прокатилось по кучке бородатых солдат.
Their rifles on their shoulders, their bundles on their backs, they stood in heavy fatigue before the equestrian monument to Tsar Alexander III.	Не снимая с плеч винтовок и узлов с добром, они устало и тяжело стояли перед памятником императору Александру III.
Snow lay on the black mass of the tsar's figure, and on that of the orator in his wide-open jacket, haranguing the crowd from beneath the muzzle of the stumpy bronze horse.	Заносило снегом черную громаду царя и - под мордой его куцей лошади - оратора в распахнутом пальтишке.
"We mustn't throw aside our rifles, though, Comrades!	- Товарищи... Но мы не должны бросать винтовку!
The Revolution is in danger. The enemy is rising against us from all the corners of the world. In his predatory hands are mountains of gold and terrible weapons of destruction. He trembles with joy to see us drowning in blood. But we will not flinch. Our weapon is our ardent faith in world social revolution. It is coming, it is near...."	Революция в опасности... С четырех концов света поднимается на нас враг... В его хищных руках -горы золота и страшное истребительное оружие... Он уже дрожит от радости, видя нас захлебнувшимися в крови... Но мы не дрогнем... Наше оружие - пламенная вера в мировую социальную революцию... Она будет, она близко...
The end of his sentence was borne away on the wind.	Конец фразы отнес ветер.
A broad-shouldered man with his coat collar turned up stood near the monument.	Здесь же, у памятника, остановился по малой надобности широкоплечий человек с поднятым воротником.
He seemed to be taking no notice of the monument, the speaker, or the soldiers with their bundles.	Казалось, он не замечал ни памятника, ни оратора, ни солдат с узлами.
But suddenly a chance phrase caught his ear, or rather, not so much the phrase itself, as the frenzied conviction with which it was yelled out from beneath the muzzle of the bronze horse:	Но вдруг какая-то фраза привлекла его внимание, даже не фраза, а исступленная вера, с какой она была выкрикнута из-под бронзовой лошадиной морды:

"Get this into your heads-in six months the root of all evil-money-will be destroyed for good, There will be no more hunger, want, or humiliation.... Take what you need from the public treasury. And we'll make privies out of the gold...."	- ...Да ведь поймите же вы... через полгода навсегда уничтожим самое проклятое зло -деньги... Ни голода, ни нужды, ни унижения... Бери, что тебе нужно, из общественной кладовой... Товарищи, а из золота мы построим общественные нужники...
Just then, however, a gust of wind drove the snow deep into the speaker's throat.	Но тут снежный ветер залетел глубоко в глотку оратору.
Bending over in fretful vexation, he began coughing, and could not stop. His lungs seemed to be bursting.	Сгибаясь со злой досадой, он закашлялся - и не мог остановиться: разрывало легкие.
The soldiers stood where they were for a few minutes, and then, their high caps swaying, they dispersed, some to the stations, some right across the town, to the other side of the river.	Солдаты постояли, качнули высокими шапками и пошли, - кто на вокзалы, кто через город за реку.
The orator crawled down from the plinth, his nails slipping on the frozen granite.	Оратор, полез с цоколя, скользя ногтями по мерзлому граниту.
The man with the turned-up collar called out in a low voice:	Человек с поднятым воротником окликнул его негромко:
"Hullo, Rublev!"	- Рублев, здорово.
Vasili Rublev, still coughing, buttoned up his jacket.	Василий Рублев, все еще кашляя, застегивал пальтишко.
He did not put out his hand, but glowered at Ivan Ilyich.	Не подавая руки, глядел недобро на Ивана Ильича Телегина.
"Well, what d'you want?"	- Ну? Что надо?
"I'm just glad to see you...."	- Да рад, что встретил...
"Those blockheads," said Rublev, casting his eyes over the snow-blurred silhouette of the station, in front of which, beside their bundles, the vermin-ridden, bearded soldiers stood about in groups and clusters. "How can you get anything into their heads?	- Эти черти, дуболомы, - сказал Рублев, глядя на неясные за снегопадом очертания вокзала, где стояли кучками у сваленного барахла все те же, заеденные вшами, бородатые фронтовики, - разве их прошибешь?
They scuttle away from the front like cockroaches.	Бегут с фронта, как тараканы.
Louts! A little terror is what is needed!"	Недоумки... Тут нужно - террор...
His hand, chilled to the bone, grasped at the snowy air.	Застуженная рука его схватила снежный ветер... И кулак вбил что-то в этот ветер.
And his fist pummelled an invisible something.	Рука повисла, Рублев студено передернулся...
A shudder passed over his frame, but his hand remained outstretched. "Rublev, old man, you know me." (Telegin turned down his collar and bent towards Rublev's pallid countenance.) "Explain all this to me, for God's sake. We're running our heads into a noose. The Germans could be in Petrograd in a week's time if they liked. You know I never took any interest in politics-"	- Рублев, голубчик, вы меня знаете хорошо (Телегин отогнул воротник и нагнулся к землистому лицу Рублева)... Объясните мне, ради бога... Ведь мы в петлю лезем... Немцы, захотят, через неделю будут в Петрограде... Понимаете, - я никогда не интересовался политикой...
"What d'you mean you never took any interest?"	- Это как так, - не интересовался?

Читать дальше