Петр Альшевский - Вахта Барса

– Кома-труппа, – подсказал Стариков.

– Верно, – согласился Барсов. – С горем пополам появляется образ.

Некоторая кома – благо для меня; мне хорошо и покойно, неоценимое бездействие разума, вездеход моей жизни едет уже по инерции: бензин на нуле, передачи не переключаются, я говорю об этом открыто, через три дома от меня живет антипатичный изнеженный растениевод Виталий Дурной, кормящий изо рта в рот аквариумных рыбок, ставя на первое место взаимопомощь в обмене игрушками для секса – в восторженном маразме он дает волю воображению; километровыми составами, по отдельности, во все стороны, в голове с гудками перемещаются мысли, на солнце как раз сейчас происходит вспышка, туда-сюда носящаяся лошадь пытается меня сбить, в меру похотливая Елена пила со мной вино без романтики. Романтической обстановки мы не создавали – просто накачивались.

К пьянству интерес не утрачен.

Перед поцелуем я зажимал ей нос; шире, шире! распахни пасть пошире, я всуну язык – для начала только его, на восьмое марта я подарил тебе старые китайские часы без ремешка и батарейки, незабываемо… й-еее… не становись business-woman: будешь похожа на деловую мартышку. Я строю короткие, но идеально выверенные логические цепочки, меня беспокоят почечные камни; если на промерзшем камне разжечь костер, он треснет – у меня камни в почках, сам я не холоден, в рекламе говорили, что в данном шоколаде особенные пузырьки, угощайся, Лена, причина твоей беременности – мой резкий ввод. Мрачный Трефа дал тебе кличку «Эрекция». С ним не поспоришь. На выходе из роддома я встречу тебя с букетом роз и другой женщиной.

Не переживай. Ей неоткуда взяться.

Здоровья нет, все остальное есть; когда-то я покупал в аптеке лишь презервативы, погода сменилась; в мае 1995-го я женился и ни в чем не нуждался, можно было не выходить из дома: есть с кем выпить, с кем переспать, с кем подраться – супруга ходила на уроки таэквондо. Твердая шатенка с лицом осьминога. Я щипал ее как статую, волновал пространными престранными вступлениями, ей не забыть мой хлипкий сморщенный член; взяв паузу, она уехала к родителям в Мурманск, и я пошел по женщинам – отшили; выпил сто грамм – окосел; сцепился с агрессивным стариком Гусевым – нахватал. Благодаря году семейной жизни окончательно потерял форму. Запустив мышцы и сознание, полагался на защиту железных дверей. В перманентном посттравматическом состоянии укипел, прокипел; по улицам расходились волны безразличия, учащенное сердцебиение кричало о приобретении жуткого опыта, в эволюционном ряду мы занимаем главенствующее место – я молчу.

Ты не один, сказал маньяк.

С точки зрения космоса он не хуже других. Моя жена обладала огромным задом и острым прямым носом: я ускакал от нее на правой ноге. Не на двух – давал ей шанс меня догнать.

От вовлеченности в этот вертеп нельзя не приуныть. Гордо бродя среди обломков и посмеиваясь в кулак от неловкости, я отчаянно сопротивлялся с простотой раненого буйвола.

Вкусив от древа гармонии. На бархатной рубашке с оторванными рукавами отдающие багровым пуговицы.

На зыбкой стезе отнюдь не народных мотивов международная психиатрическая комиссия в составе Семена «Ракеты», Филиппа Осянина, Антуана Жлобаля и Андреаса Киборгссона признала меня своим парнем.

Зачем ты, самурай, отрубил Антуану член?… он размахивал им, как мечом… он шутил!… я не понимаю таких шуток… Лена! Елена Петровна! Идите забирать Виталия Сергеевича – он в одном нижнем белье валяется под забором.

Сварив ему в черепе вегетарианский суп, издайте хриплый вопль любви. Дайте насладиться нечеловеческими звуками. Подо мной просядет почва, меня прощупают подвальными поскрипываниями – я упоен не выводящими из серости метаморфозами, и в настоящий момент не сомневаюсь в подлинности мира; рванули калеки, бешено ускорились черепахи, мне за ними не поспеть. Крутой желудок расслабился. По телевизору утверждают – ваша улыбка бесценна.

Почем билет до Катманду?

Где-то тысяча долларов.

Порядочные деньги. У порядочных людей не бывает порядочных денег. Но я настроен не попсовать: товарищ посоветовал мне уверовать в воздухоплавание без самолетов или планеров. Провоцируя с делать невозможное, он обмахивался газетой с собственным некрологом – монгольский еврей Исаак Хупсупул был знаменит. Разумеется, не везде. Исключительно в сообществе тех, чей разум не в формате.

Вырвать из живота нож, метнуть его в спину убегающему, ну конечно, вполне уместно, бодрый подонок скрылся за величественным храмом. За винным магазином. Закатив глаза, выгибался дугой; слезы потекли от боли, инфантильность вычерпана до дна, над отделом дорогих вермутов репетирует ансамбль альтернативной музыки.

Взвинченный руководитель трясет яйцами как кимвалами и шлепает босиком к холодильнику; просунув голову охладиться, преодолевает творческий спад.

Нет-нет. Да. Нет-нет, приехали. У меня свой путь. Я распоряжался судьбой, она распоряжалась мной, под звон с колоколен я приветствую выживших, по системе Ошо начинаю день с продолжительного идиотского смеха, я полностью воспален, у меня скрючены пальцы ног; бросив в сугроб пивную бутылку, жду. Она полная. Я ее охлаждаю. Не в холодильнике и не голову, не дизентерия и не простатит – мелочи. Короткая двухмесячная депрессия.

Без теплой одежды за полярный круг.

Ты будешь мне ассистировать.

Осянин дал бы высшую оценку моему ars moriendi, моему искусству умирать; бред не отпускает, но я и в рамках оного проведу генеральную репетицию окончательного выпадения в осадок: черным внутрь, белым наружу. Как получится. Чартерными рейсами подлетают бестелесные союзники, намечается уникальное светопреставление, на ладонях и бедрах заметны признаки тления. Осянин добр и стар. Не очень стар. Ну и так далее. Накинув шаль, чувствует беспокойство – приходит к выводу, что греческие философы не зря отдавали предпочтение анальному сексу.

Только не Осянин.

Залезть и прыгнуть.

Не с тем размахом – годы: в его возрасте Сократу, когда тот смотрел на небо, «наклала в рот ящерица». По словам Аристофана, скорее всего также бывшего пеликаном, ученым гомосеком; Осянин бы напихал им с обеих рук. И с левой, откуда исходит отрицательная энергия, и с правой, посылающей положительную – вы умны, но учитесь дальше, принимайте присутствующую во всем амбивалентность; только лучшее, только крупное, Филипп не последний игрок на поле приземленной духовности; изодрав скафандр, Осянин пронесется сквозь время на выручку перепуганному мальчику, окруженному заботой философствующих педофилов, вы кто?… вы мне поможете?… я человек-полет. У вас тут красиво – до глаз доходит лишь какая-то дрянь. Я великолепный диалектик.