Петр Альшевский - «Малая кровь»

– Безотказно, – ответил Желтков.

– Вы не хвастаетесь?

– Я огонь.

НЕ РАЗЖИМАЯ губ, Галя водит носом по Пашиному лицу, а он порывисто залезает носом ей в волосы.

ВИКТОР Желтков и Елена Кайгородова не быстро, но неотступно сокращают лежавшее между ними двухметровое расстояние.

– Дверь у вас закрывается? – спросил Желтков.

– С щелчком, – ответила Елена. – То, что мы закрылись, от слуха наших детей не укроется. Закрываться нельзя. Но дверь у нас и без того не настежь.

– Чтобы направиться к нам, нашим детям должно стать скучно друг с другом, а это едва ли.

– При такой взаимности, как у них, они не заскучают, – кивнула Елена. – Они там случаем не согрешат?

– Когда в соседней комнате мы? Зеленоваты они для этого… с нами им не потягаться. Они лишь хотят, а мы сделаем.

– Для постели мы знакомы не слишком мало?

– В самый аккурат, – промолвил Желтков.

– Не думаю… в постель я с вами не лягу. В ней подразумеваются какие-то ласки, чувственность… разлеживаться в кровати у нас с вами ни чувств, ни времени. Сделаем стоя.

– Сказано – сделаем.

Елена Кайгородова идет к столу, ставит на него руки, Виктор Желтков в блеклой обыденности ощущений пристраивается к ней сзади.

ПАША с Галей трепетно целуются.

ВЫЙДЯ с отцом из подъезда, Паша машет кому-то в окне.

– На душе у тебя, похоже, не гадко, – пробормотал Виктор.

– После того, что было, я на облаках! – воскликнул Паша. – Пятикилометровый кросс сейчас бы пробежал – и его бы завершил, улыбаясь.

– Судя по твоему энтузиазму, Галя тебе что-то позволила, – промолвил Виктор.

– Мы с ней целовались. Прежде она губы от меня отводила, но у нее дома, в привычной обстановке, она растеклась и ее губы от меня не ушли… своими губами я в них попал и не выпускал.

– С почином вас.

– Засиживаться на этой стадии мы не будем, – сказал Паша. – От начала до конца спуртом пройдем. От начала отношений до конца, что в штанах!

– Сам придумал?

– А что, по-моему, складно получилось. Говорить Гале, наверно, не след…

– Подобное умалчивается, – промолвил Виктор.

– К твоему опыту я прислушаюсь. Когда мы с Галей целовались, вы-то чем с ее матерью чем занимались?

– О вас беспокоились.

– Старички, – усмехнулся Паша.

– Развалины, – кивнул Виктор.

НАКРЫВШИЙ собой свою сожительницу Шикину, Виктор Желтков ей воинственно вгоняет. После случки, порадовавшей ее, но не его, Виктор и Лидия рядом.

– Развлечемся еще или спать будем? – спросил Желтков.

– Я за повторение, – сказала Шикина. – Знаешь, какой ты? Спортивный! Не тренировками окрепший, а имеющий это в себе, как данность.

– У нас на роду написано это иметь, – пробурчал Желтков. – Это и в моем Паше словно напасть развивается.

– Теннис собой забивая?

– Могучим таким сорняком, толстенным…

– Фаллоообразным.

– Его ни с чем не перепутаешь, – промолвил Желтков. – Ой, предвижу я, что промается мой Пашенька со своим теннисом лет до семнадцати и примется за девок уже без отвлечений на игру и карьеру. Куда папаша, туда и сынишка. Я этому не потворствую, но что тут я… чтобы он закончил с теннисом, мне достаточно не давать ему денег, но от девок-то его как оттянешь? Если бы он им платил, я бы ему на подобные траты не выдавал, а так… мы, Желтковы, женщинам не платим.

– Вы вашими возможностями в радостное изумление нас приводите, – сказала Лидия. – Я ни минуты не жалею, что мы с тобой повстречались. То свидание на Гоголевском ты помнишь?

– Ты предложила пойти в ресторан.

– А ты сказал, что пойти к тебе и практичней, и романтичней. Не дав мне поразмыслить, ты промолвил, что и против моей квартиры не возражаешь, а поскольку у тебя не прибрано, посмешим-ка мы, моя дорогая, к тебе. Ко мне мы и поехали.

– И тебе стало плохо.

– Со моим давлением я всегда по краю пропасти хожу, – вздохнула Лидия. – Оно у меня и в нормальные для меня дни предельное, а когда вдобавок поднимается, хотя вроде бы некуда подниматься, голова у меня болит и настолько гудит, что помимо этого гула, мне что-нибудь услышать нелегко… как-то раз после Нового Года мне звонит сестра и говорит, что-то говорит, я сквозь гудение слышу только: али, вали… Рому что ли забрали. Рома – муж сестры. Я спрашиваю у нее: что, Рому забрали? Она орет: не Рому забрали, а елку разобрали! У них искусственная – они ее в коробку и на антресоль. До следующего Нового Года. До которого большинству дотянуть выпадет. А кому-то почему-то в гроб.

Дух Лидии Шикиной порабощается мглистой замогильностью.

ОНА же заполонила и квартиру Арининых – в упор не видя приунывшую Веру, Олег Аринин грызет яблоко.

– Апчхи, – сказала Вера.

– Будь здорова, – промолвил Олег.

– Я не чихнула – я просто сказала: апчхи. Чтобы не было такого, что у нас с тобой за весь вечер без единого слова обошлись.

– Если бы мы поссорились, молчание бы на нас давило, но мы же не цапались, – заявил Олег. – Мирные супруги уважительно молчат. С мыслей друг друга не сбивают. У жены они о баснописце, у мужа о неприглядной правде бытия… мои меня едят заживо.

– Это ты ими обжираешься, – сказала Вера. – Тебе требуется диетолог.

– Определенно. А кто им для меня может стать?

– Твое собственное сознание, – ответила Вера. – Черные мысли в тебе кто рождает?

– Оно.

– А ограничить их рождаемость кому под силу?

– Ему же, – ответил Олег. – Но само оно на уступки мне не пойдет.

– А ты на него волевым образом поднажми, – сказала Вера. – Расслабься и помедитируй. Или книгу разумную почитай. Платона, Монтеня…

– А Вермищева? – вставил Олег.

– Не стоит пренебрегать и Вермищевым, но не тебе. Ты его и в хорошем настроении не открывал, а в унынии-то что залезать… ты же знаешь, сколь часто я говорила тебе: почитай Вермищева, поинтересуйся, что он за творец, и даже не для себя – для меня, я же отдала ему годы, а тебе совершенно параллельно, как и о чем он пишет. Я тебе говорила, говорила… потом дергать тебя Вермищевым мне приелось.

– Ты устала или нужда исчезла? – осведомился Олег.

– Когда ты зовешь человека, а он, при том, что он в метре от тебя, не отзывается, ты его не понимаешь, но ты за ним замужем, ты вышла за него добровольно… поковырявшись в былом, мы, Олег, расшевелим и распалим угольки не для согрева. Для пожара.

Заполыхавший горячностью взгляд жены защищенного безразличием Олега не обжигает.

НАКРУЧЕННЫЙ за день Желтков с пакетом в руке входит в здание и встает перед сидящим у телевизора охранником Котишевским.

– У меня пакет к директору фирмы «Крепмаш», – пробурчал Желтков.

– Леонид Семенович в отъезде, – промолвил Котишевский.

– В дальнем?

– В черте города. Вы что, курьер?

– А чем курьер ниже охранника? – процедил Желтков.