Петр Альшевский - «Малая кровь»

– Грань дозволенного ты определила для себя неточно, – процедил Аринин.

– Варька Кабачкова, она из моей конторы, – сказал Клюгина. – Ее фамилия Варьку естественно не греет, и я ей всегда говорю: смени ее. На Цукини. Из Варьки Кабачковой в Варвару Цукини! Даже не преображение, а перерождение! На столь однотипную фамилию ее, вероятно, запросто перерегистрируют. В записях актов гражданского состояния у вас свой человечек не посиживает?

– Который бы Варвару и без ее ведома переписал? – спросил Тарцев.

– Ну и, – пробормотала Клюгина, – чего бы и… она не решается, а мы проделаем. Переделаем ее в Цукини! Внесем изящество.

ИГОРЬ Валентинович Кауров, знакомясь в присутствии Веры с квартирой Арининых, снимает с полки морскую раковину с кучкой приклеенных к ней ракушек, на верхней из которых, черным по бежевому, написано «Сахалин».

– Безвкусная поделочка, – промолвил Кауров. – Вы не возражаете, что я о ней так, без утайки?

– Ее туда не я положила, – сказала Вера.

– Мужу на Сахалине преподнесли?

– Она ему в Москве перепала. Фирма моего Олега взаимодействует с таможней, и эта раковина ему или за услуги или из таможенных изъятий она. Одна из наклеенных на нее ракушек под ракушку только подкрашена. Расположенным около нее та ракушка не сестра. Поводив пальцем, вы ее нащупаете.

– Одна, кажется, из железа…

– Из золота.

– Е-еех… приклеена, как приварена.

– Хотите ее отковырять? – поинтересовалась Вера.

– Вермищевскую басню «Вор и лютня» я помню, – промолвил Кауров.

– Вор забрался в нищую избушку, – улыбнулась Вера, – стянул за отсутствием прочего тоненькую свирельку, едва вышел за порог, как свирелька обратилась в лютню и переломала ему все кости… басня датирована 1862-м. Сахалин тогда чьим был?

– И нашим, и японским, – ответил Кауров. – В общем владении. Потом он стал нашим, затем японским, потом вновь нашим… Чехов ездил на наш.

В комнату заходит питбуль.

– Каштанка в творчестве Чехова на особом положении, – промолвил Игорь Кауров. – У Вермищева басня «Конь и пес» менее сентиментальна, но она позакрученней.

– Конем в ней звали собаку, а псом лошадь, – кивнула Вера Аринина.

– Лошадь из-за данной ей клички не лаяла, собака не ржала… по их именам выходило, что конь сторожит, пес возит телегу, и в нас, читателей, проникала мысль автора, что имена ничто. Подкожную сущность не выражают. У вашего-то с именем как обстоит?

– Оно у него Тимофей.

– Человеческое, – пробормотал Кауров.

– С Тимофеем пора гулять.

– А вы с ним где придется ходите или водите его на собачью площадку?

– Мы выбираемся с ним из подъезда и… с газона на газон.

– Выгулять его во дворе и я могу, – заявил Кауров.

– Ну…

– «Я не знаю, что собаке подарить на Новый Год. Эх, куплю ей козинаки, пускай их она жует!».

– Козинаки не для его стертых зубов, – улыбнулась Вера. – Но частушка забавная.

– Ее моя тетка Наталья сочинила. Задорная женщина! И овчарка у нее была не рохля. Что они не поделили, теперь не выяснишь, но у овчарки в боку смертельные ножевые, у тетки по всему организму рваные раны, с жизнью не совместимые… у нас в Верхней Пышме без всякого удивления говорили, что тетка сама себя искусала, а после и на собаку перекинулась, однако я эту версию не принимаю. Тетка Наталья, она бы… взбесилась не она. Она защищалась. Ее разрывали, а она не смирялась… когда я пацаненком спал с ней в одной комнате, она просыпалась от урчания в собственном животе и, вскочив, вопрошала: «Откуда шум?! Кто-то пришел?!». Подобные отклонения комично нарастали, но не до того же, чтобы погрызть себя и собаку зарезать. Не будь криминалистическое оборудование у нас разворовано, экспертиза авторство укусов бы прояснила. И указала бы не на собаку… что в теории вероятно и что меня бы уязвило с лихвой.

ПОНУРЫЙ Игорь Валентинович Кауров с питбулем у ног едет в маленьком лифте.

– Старый хрыч Тимофей, – промямлил Кауров. – Уж ты-то немотивированно не набросишься. Тебе бы до улицы доплестись… а это что? Чего же ты, Тимофей, не дотерпел-то! Ну ты лить-то заканчивай, ну, Тимофей… мы же тут утонем!

Питбуль, не останавливаясь, опорожняет мочевой пузырь. Лифт встает, Кауров пугается, вошедшая гранд-дама Екатерина Испольская ласково глядит на пса и, увидев, в чем она стоит, отжимается к закрывшимся дверям.

– Это не ваша? – спросила Испольская.

– Нет.

– Собака я знаю, что не ваша. Кличку ее знаю, сколько ей лет, в его годы Тимофей может и оконфузиться.

– За этого кобеля я ручаюсь, – сказал Кауров. – Напрудил не он. Сучка какая-нибудь.

– На собачек женского пола вину вы перекладываете…

– В лифтах и люди мочатся, – перебил ее Кауров.

– Ах, вы говорили не о собаке, а о женщине, – выдохнула Испольская.

– Просто я ситуацию не упрощаю. А не то, как что, сразу мужики… голословно!

ТЯЖЕЛОВЕСНЫМ мужским шагом Федор Макагонов и Олег Аринин прогуливают себя по деревне. Макагонов недовольно щурит дальний от Олега глаз.

– Недушевные у тебя приятели, – пробормотал Макагонов. – Что ни скажут, то лишь для того, чтобы меня выкурить.

– Спроваживать тебя они начали не раньше, чем часа через полтора, – промолвил Аринин. – Без их поддевок ты бы промаячил перед ними до завтра, а они на это не подписывались.

– Ты бы, Олег, им не подпевал, – сказал Макагонов. – Не говорил, что мне пора уходить, потому что дома мне будет порадостней…

– Оральный секс, – усмехнулся Аринин.

– Я собирал мой механизм листья всасывать, а не самому в его трубу всовывать. Врубай, вставляй и постанывай… в ублажающем тебя воздухе не обойдется без витающих в нем фей – они-то тебя и обслужат.

– Николай смешно сказал, – промолвил Аринин.

– Женщины захихикали. Я, весь дрожа, очистил помещение и за забором увидел, что за мной идешь ты. Если тебя привлекли скрытые возможности моего механизма, он к твоим услугам.

– У меня для этого Люда.

– Я углядел, что ты с ней не шибко близок.

– Люду я не люблю.

– Любовниц-то кто любит, – промолвил Макагонов. – При живой-то жене. Она-то в тебе любовь вызывает?

– Крайне скромную.

– А бескрайняя и необозримая любовь у тебя к кому-нибудь есть?

– Отца любил.

– А из женщин?

– Женечку Васильеву, – прошептал Олег. – На было по шестнадцать, когда ее сбил мотоцикл.

– Несчастная Женечка и несчастный ты, – пробормотал Макагонов. – Мотоциклиста посадили?

– Суд принял во внимание, что он отпрыск высокочтимого зампрефекта, – ответил Аринин. – У них с карающим законом навечно мировое соглашение заключено.

По дорожке, подкатываясь к Олегу и Федору, переваливается машина «скорой помощи».

– Кому-то из ваших нездоровится, – сказал Олег.

– По мелочам наши в «скорую» не звонят. Заради пилюльки для поддержания тонуса мы на эти две кнопки не жмем… коли он прикатили, у кого-то, небось, что-то нешуточно из берегов вышло.