Петр Альшевский - Оставь компас себе

В каком, дочка, смысле? И ты что ли не зажилась?!

На погост я к вам с мамой. Над вами слезу уронить. Ваши лошадки убежали, колокольчики отзвенели – завязла карета. Запряженные в нее лошади рвались и вырвались. Набегавшись, гуляйте, никому не попадайтесь, в Козлиную пещеру зайдете – мою маму найдете.

От мамы мне доставалось. В мире для нас, для живых, недостижимом, с мамой за меня посчитаются.

Мама в правоохранительных органах состояла, ну и в Козлиную пещеру ее – в бурлящую непрекращающимся махачем клоаку из ментов и прокуроров покойных.

Ей придется несладко, но в связи ли со мной? огребания ей предстоят, но из-за того ли, что она неважно со мной обращалась? я думаю, что… терпеть не могу черт знает о чем думать. Мамы у меня нет! А Коленька есть! Ну и думай о нем – твой святой долг о нем думать.

Коленька в Бийске.

Ох и мысль, ну и сила же мысли… ну а что более мыслительное я создам? Коленька у меня в «Бийском рабочем». От Коленьки я беременна и я еду к ним, чтобы с ним, с моим Коленькой, быть. Прокручиваю в уме, что он у меня корреспондент, мужчина состоявшийся, мне до него, пожалуй, не дотянуться. Мое благодушие улетучивается. Я к Коленьке с практически выношенным ребеночком, но Коленька мне… паскудство! ребеночек ножкой мне засадил, и я вскрикнула.

Со мной в купе дядя. Взглядом меня поедал, но я вскрикнула, и он как подавился.

Осторожней, он мне сказал.

Не знаю, о чем вы, от меня услышал. Следующие километров сто пятьдесят никто не проронил ни слова.

Вы можете предположить, что мне некуда девать энергию, но действительности это не соответствует.

Про энергию он едва уловимо промолвил, когда из всех станций впереди у нас была лишь конечная.

Бийск! Очнись машинист – с управлением справься и до Коленьки меня довези! Вокзал покину, и незнакомый город, секущая по лицу снежная крупа, страх не заставит меня брать обратный. Энергия любви по Бийску меня поведет! Она послужит моему счастью, ну и счастью моего Коленьки, конечно.

Об энергии и сосед чего-то бурчал. Не соответствует у него энергия или действительность не соответствует, но насчет энергии он высказался, и мне бы с ним повнимательней – что он говорит, возможно, ко мне относится, а я вся в Бийске, я не ухватываю, мне бы и слушать внимательнее и с ним самим настороже, чего я развалилась? накинься на меня и бери! Его натиск я, если и сяду, не отобью, но готовность к отпору его, надеюсь, остудит – видя, что я готова за себя постоять, он на меня не прыгнет.

Я круглая, беременная, обороноспособная, за твой наскок как от глыбы отскок…

Глядит на меня похотливо. Признаваться не хочется, но скажу – в настроении я приподнятом.

Разумеется, я же к Коленьке направляюсь. Узнай он, с кем я в купе, негодованием разразится мощнейшим.

А с кем я в купе? Ну мужчина, ну взирающий на меня будто наказываемый уединением бык на запускаемую к нему телочку – жутко волнующий вечер. Раньше я только предчувствовала, а теперь утвердилась. О, энергия, сколь ты тепла, мила, у мужчины, что в купе, исключительные сексуальные данные, рука у него в кармане. Подвижная рука. Матерь Божья, самоудовлетворяется он, по-моему… капитаном судна был капитан.

Капитан Хохряков. Мне пятнадцать, а он обнял меня за плечи и другая рука у него, как у этого.

С кем путешествуешь, с папой? Я говорю, что да, в речной тур меня папа повез – берега он вместе со мной обозревал, но на него навалилась усталость и он в каюте. Она у нас, что конура собачья, а у вас, наверно, обширная, капитанская, меня-то в нее не подумываете? завлечь меня к себе у вас не вызревает?

Я, деточка, соплячек к себе не таскаю. Особенно, когда они с папой плывут. Вы мою дочку не видели? А с кем, извините, видели? С капитаном Хохряковым? А каюта у него, извините, где? Сердящийся папа к нам, и от папы мне по шарам, провинившийся шланг обрамляющим. Нет, деточка, чем тебе трогать, я, от твоей юности подзаряжаясь, неоспоримо своей ладонью поработаю. Кто пройдет, поймет, что приобнял я тебя оберегающе, что беседа у нас для тебя развивающая – мы на реке Тобол, и тебе не помешает быть в курсе, что река Тобол образована слиянием реки Бозбие с рекой Кокпектысай, моторист Виблданович болтает, что правильное выговариние Кокпектысай гарантирует попадание в рай. Средняя мутность – 260, годовой сток – 1600… 58500 – сумма долга… я о Тоболе, но последнее о себе. Ночами о долговом бремени размышляю и ночи потеряны и для сна, и для секса, что у меня под фуражкой, сказать больно. Волосы клоками выпадают.

Мужчине, купе со мной разделяющему, из-за волос горевать несуразно. Зрительно, нехоженых дебрей у них густота. Седеет, но не облетает – тип у нас не особо распространенный. В постели он, вероятно, крепенький, заваливающий оргазмами грубиян он, вероятно, в ней.

Смотрит на меня жарко. Рукой действует резво.

В здоровом возбуждении? в душевном помрачении? разграничению едва ли поддается.

Мастурбирая, вы, мужчина, меня представляете?

Я тебя вижу…

Вы видите меня одетой, а в вашем воображении я скорее всего голая, без возражений вам отдающаяся, ну что, я права?

Прав охотник, права дичь, лишь неправ принесший ВИЧ…

Весьма интересный он собеседник. Когда он кончит, мне думается, мы еще увлекательней пообщаемся. При мне, но не в меня он настроился – для меня это плохо тем, что меня он обделит, но зато моя верность Коленьке не пострадает, вина перед моим ненаглядным меня не заест, из канализационного стока я выплыла! пасмурность сгущалась, но небо расчистилось! Разумеется, жалко, что страсть неутоленной останется, но верность бесценна, и я тебя, Коленька, ею одариваю, я, тебе предназначенная и тобой обрюхаченная, уже сегодня перед тобой объявлюсь и у меня легкость, невесомость, уставившийся на меня попутчик мерзко дрочит, а я парю, от любви к моему Коленьке искрюсь, вспоминаю, что беременна, и меня рывком на посадку.

Попутчик, кажется, кончил. Я оскорбленно поджала губы. Свое умение до совершенства я довел, сказал он мне, задыхаясь. Как у пьющего, преодолевшего пятикилометровый кросс футболиста-кормильца дыхание у него.

О подобной разновидности мастеров кожаного мяча мне Коленька говорил. Высокооплачиваемый профессиональный футболист несколько лет отыграет и себя вместе с семьей на всю жизнь обеспечит, но Коленька не о счастливцах с суперконтрактами, он о страдальцах. О мастодонтах областных первенств – до тридцати восьми по полю пробегал, колени стер, но и до второй лиги не поднялся. Зарплату не рассчитаешь – в конце месяца хоть побирайся.