Андрей Драгунов - Происходящее. Стихотворения

Остановка троллейбуса на площади перед вокзалом.
Август месяц, а ливень, как будто осень…
и длинные тени снуют, точно в тех подвалах,
откуда потом вперед ногами выносят…
Жду приятеля. Сжимаю в кармане сотню —
всё, что осталось после недолгих странствий,
но нужно ехать дальше ещё, в Капотню —
там у приятеля женщина, как оказалось
и какое-то время можно постоловаться…
Но приятель не едет, а дождь подливает масло
в затухающий пламень, а паровоз на станции
сообщает, что времени очень мало
до отправления… Сжимаю в кармане сотню —
сейчас бы выпить, но это последний стольник…
Приезжает приятель. Поезд везёт в Капотню.
Засыпаю, уткнувшись в стекло, как раньше бы в столик.

У облака нет имени, увы!
О, облако, над старой русской речкой,
где волны, из-за всякой ерунды,
беснуются, совсем, как человечки
в своём дворе, в песочнице, когда
их загоняют бабушки к обеду,
что, в сущности, всё та же ерунда…
Не то что – облако – плыви себе по небу,
не чувствуя преграды на пути.
Плыви себе, плыви – без раздраженья —
куда тебе положено – плыви,
определяя только направленье
движения. Брось невод свой, рыбак —
поймаешь облако – на счастие, как рыбку.
И, если будешь в жизни не дурак,
то, даже, бабка не сотрёт с лица улыбку…
О, облако! Как часто ты меня
своим присутствием спасало от потери,
от вымысла не радостного дня,
когда я часто повторял – не верю!.. —
но выживал. И встречи ждал с тобой,
даже, когда ты странствовало долго
и только неба свод над головой —
ни облачка – и только речка Волга
напоминала часто о тебе —
барашками – бесформенными с виду,
что медленно на тающей волне
ждут нового прилива и… отлива.
И снова ты, когда уже не ждёшь,
как камушек в огромном чистом поле,
когда другого рядом не найдёшь —
и надо ли?.. Век не видать мне воли!
О, облако, в каких теперь краях?
Где путешествуешь? Кому теперь смеёшься?
Я жду тебя на этих берегах —
шар обогнув, я знаю, ты вернёшься.

Кораблик прибыл точно в срок,
в назначенное место. Прибыл
и, к берегу приткнув свой бок,
стал набираться новой силы,
чтобы куда-нибудь отплыть,
куда-нибудь, чтоб не у кромки —
где только – Быть или не быть…
звучит из радио колонки.

Ты где-то там на берегу —
уже другой реки – не этой,
где я теперь в свою дуду
кромсаю серые рассветы
и порчу внешнюю среду.

Стучусь, как рыба об косяк,
когда кончается терпенье,
когда какой-нибудь дурак
нарушит мирное теченье
происходящего. Вот так!

Живу, как баловень судьбы —
один – на вольном поселенье —
хочу – туды, хочу – сюды…
и никакого сожаленья,
что не видны мои следы.

Кромсаю чёрным белый лист,
то есть, пишу в своей тетрадке —
почти, как старый фаталист —
не длинно и не слишком кратко.
Герой трагедии… Артист.
Читаю по ночам словарь
великого живого Даля,
как первоклассник свой букварь,
плюс – справочник микстур Видаля,
чтобы продлить свой календарь.

Живу, как будто бы всегда
так жил – не замечая скверны,
но то, что горе – не беда —
не выучу уже, наверно,
поскольку – слёзы – не вода.

Пишу в тетрадь стихи, стихи,
как заповедь и, как молитву —
отчитываюсь за грехи,
в заборе отомкнув калитку,
чтобы вошли все, кто могли.

Сплю, вжавшись в деревянный пол —
в отсутствии, увы, кровати,
пью крепкий кофе перед сном,
чтобы не страшно было спать мне,
уткнувшись в деревянный пол.

Курю, обрывками газет
закрученные, сигареты,
поскольку – денег вовсе нет,
но нужен никотин при этом,
чтоб не сойти совсем на «нет».

Смотрю в огромное окно
на домики из прошлой жизни —
лет сто уже идёт кино,
а то и больше. Только мысли
об этом – дольше всё равно.

Прислушиваюсь к тишине —
она вокруг, она повсюду,
как дерево в моём окне —
сухое, старое, как чудо —
оно – всегда, оно – везде.

Разглядываю облака,
что медленно, но мимо, мимо,
как будто тихая река —
лениво, как бы… и пугливо,
оглядывая берега.

Считаю птиц на проводах —
не воробьи и не синицы —
не те, что прячутся в кустах,
но ночью – точно – будут сниться,
поскольку тоже в небесах —

не где-нибудь, а на земле —
поближе к дому и знакомым,
к кормушке ближе и к воде,
к, оставшимся в ней, насекомым,
как никогда, или – нигде.

Сосед бормочет ерунду
по поводу – а не пойти бы…
А я в ответ – ду-ду, ду-ду…
Рассветы серы и игривы
с происходящим. Жду беду.

…и кажется – от фонаря —
спасает форточка и штора,
иль буква – та – из словаря,
не справившись – уже – с которой,
терзаешь утром звонаря —

за неумеренность и прыть,
что, кажется, была не кстати…
но чтобы что-то изменить
опять не достаёт кровати,
чтобы уснуть, заспать, забыть…

Проснуться, вспомнить что вчера
ещё страдал недосыпаньем —
по поводу любви – игра
с последующим вычитаньем —
сегодня, завтра – во вчера.

Смотрю, как в извиненьях ночь
готова с фонарём расстаться —
в пять тридцать… Чья-то плачет дочь…
В пять сорок пять иду на станцию,
чтоб выпить первый жгучий Scotch.

Не спешна муть расправленной воды —
перед зимой. Не вскрикнет зимородок
от вдохновения над заводью, увы.
Лишь дворник рад количеству находок —
от отдыхающих, которые всегда
уверены, что с ними не случится —
наткнуться на орудие труда —
какого-нибудь очевидца —
из прошлого… И ветер меж ветвей
безумно рад безлиственным деревья,
где можно гнать теперь – скорей, скорей
остатки осени. Вода – до посиненья —
ждёт льда. Холодный, колкий, ломкий лёд —
надежда спрятаться за чешуёй погоды —
с возможностью, что-нибудь найдёт —
когда-нибудь – в другое время года.

Ни Марии, ни Иосифа,
ни ребёночка в яслях…
Дело было как-то осенью
и… совсем в других краях.
Ангел, будто бы, помешанный —
вместе с облаком – к земле —
кинулся и… канул в вечности…
облако лишь на воде
задержалось отражением…
и теперь глядит, глядит —
теребит воображение —
будто что-то говорит…
Облако, пушок воздушный,
где твой Ангел, где крыло?
Но исчезло простодушно…
ветром, ветром унесло.