Чарльз Диккенс - Холодный дом - английский и русский параллельные тексты

Тут можно читать онлайн Чарльз Диккенс - Холодный дом - английский и русский параллельные тексты - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Холодный дом - английский и русский параллельные тексты
Автор:

Чарльз Диккенс
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

3.4/5. Голосов: 101
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
60

1

2

3

4

5

Чарльз Диккенс - Холодный дом - английский и русский параллельные тексты краткое содержание

Холодный дом - английский и русский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Чарльз Диккенс, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

Большой мастер создания интриги, Диккенс насытил драму "Холодный дом" тайнами и запутанными сюжетными ходами. Вы будете плакать и смеяться буквально на одной странице, сочувствовать и сострадать беззащитным и несправедливо обиженным - автор не даст вам перевести дух.

Холодный дом - английский и русский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Холодный дом - английский и русский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Чарльз Диккенс

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

When she is gone, he goes down too, and returning with his cobweb-covered bottle, devotes himself to a leisurely enjoyment of its contents, now and then, as he throws his head back in his chair, catching sight of the pertinacious Roman pointing from the ceiling.	После ее ухода он тоже спускается в погреб, а достав покрытую паутиной бутылку, приходит обратно и не спеша смакует ее содержимое, по временам откидывая голову на спинку кресла и бросая взгляд на назойливого римлянина, который указует перстом с потолка.
CHAPTER XLIII	Глава XLIII
Esther's Narrative	Повесть Эстер
It matters little now how much I thought of my living mother who had told me evermore to consider her dead.	Теперь уже не имеет значения, как много я думала о своей матери - живой, но попросившей меня считать ее умершей.
I could not venture to approach her or to communicate with her in writing, for my sense of the peril in which her life was passed was only to be equalled by my fears of increasing it.	Сознавая, какая ей грозит опасность, я не решалась видеться с ней или даже писать ей из боязни навлечь на нее беду.
Knowing that my mere existence as a living creature was an unforeseen danger in her way, I could not always conquer that terror of myself which had seized me when I first knew the secret.	Самое мое существование оказалось непредвиденной опасностью на жизненном пути моей матери, и, зная это, я не всегда могла преодолеть ужас, охвативший меня, когда я впервые узнала тайну.
At no time did I dare to utter her name.	Я не осмеливалась произнести имя своей матери.
I felt as if I did not even dare to hear it.	Мне казалось, что я не должна даже слышать его.
If the conversation anywhere, when I was present, took that direction, as it sometimes naturally did, I tried not to hear: I mentally counted, repeated something that I knew, or went out of the room.	Если в моем присутствии разговор заходил о Дедлоках, что, естественно, случалось время от времени, я старалась не слушать и начинала считать в уме или читать про себя стихи, которые знала на память, или же просто выходила из комнаты.
I am conscious now that I often did these things when there can have been no danger of her being spoken of, but I did them in the dread I had of hearing anything that might lead to her betrayal, and to her betrayal through me.	Помнится, я нередко делала это и тогда, когда нечего было опасаться, что заговорят о ней, - так я боялась услышать что-нибудь такое, что могло бы выдать ее - выдать по моей вине.
It matters little now how often I recalled the tones of my mother's voice, wondered whether I should ever hear it again as I so longed to do, and thought how strange and desolate it was that it should be so new to me.	Теперь уже не имеет значения, как часто я вспоминала о голосе моей матери, спрашивая себя, услышу ли я его снова, - чего страстно желала, - и раздумывая о том, как странно и грустно, что я услышала его так поздно.
It matters little that I watched for every public mention of my mother's name; that I passed and repassed the door of her house in town, loving it, but afraid to look at it; that I once sat in the theatre when my mother was there and saw me, and when we were so wide asunder before the great company of all degrees that any link or confidence between us seemed a dream.	Теперь уже не имеет значения, что я искала имя моей матери в газетах; ходила взад и вперед мимо ее лондонского дома, который казался мне каким-то милым и родным, но боялась даже взглянуть на него; что однажды я пошла в театр, когда моя мать была там, и она видела меня, но мы сидели среди огромной, разношерстной толпы, разделенные глубочайшей пропастью, и самая мысль о том, что мы друг с другом связаны и у нас есть общая тайна, казалась каким-то сном.
It is all, all over.	Все это давным-давно пережито и кончено.

My lot has been so blest that I can relate little of myself which is not a story of goodness and generosity in others.	Удел мой оказался таким счастливым, что если я перестану рассказывать о доброте и великодушии других, то смогу рассказать о себе лишь очень немного.
I may well pass that little and go on.	Это немногое можно пропустить и продолжать дальше.
When we were settled at home again, Ada and I had many conversations with my guardian of which Richard was the theme.	Когда мы вернулись домой и зажили по-прежнему, Ада и я, мы часто разговаривали с опекуном о Ричарде.
My dear girl was deeply grieved that he should do their kind cousin so much wrong, but she was so faithful to Richard that she could not bear to blame him even for that.	Моя милая девочка глубоко страдала оттого, что юноша был несправедлив к их великодушному родственнику, но она так любила Ричарда, что не могла осуждать его даже за это.
My guardian was assured of it, and never coupled his name with a word of reproof.	Опекун все хорошо понимал и ни разу не упрекнул его за глаза ни единым словом.
"Rick is mistaken, my dear," he would say to her.	- Рик ошибается, дорогая моя, - говорил он Аде.
"Well, well!	- Что делать!
We have all been mistaken over and over again.	Все мы ошибались, и не раз.
We must trust to you and time to set him right."	- Будем полагаться на вас и на время, - быть может, он все-таки исправится.
We knew afterwards what we suspected then, that he did not trust to time until he had often tried to open Richard's eyes. That he had written to him, gone to him, talked with him, tried every gentle and persuasive art his kindness could devise.	Впоследствии мы узнали наверное (а тогда лишь подозревали), что опекун не стал полагаться на время и нередко пытался открыть глаза Ричарду, -писал ему, ездил к нему, мягко уговаривал его и, повинуясь велениям своего доброго сердца, приводил все доводы, какие только мог придумать, чтобы его разубедить.
Our poor devoted Richard was deaf and blind to all.	Но наш бедный, любящий Ричард оставался глух и слеп ко всему.
If he were wrong, he would make amends when the Chancery suit was over.	Если он не прав, он принесет извинения, когда тяжба в Канцлерском суде окончится, говорил он.
If he were groping in the dark, he could not do better than do his utmost to clear away those clouds in which so much was confused and obscured.	Если он ощупью бредет во мраке, самое лучшее, что он может сделать, это рассеять тучи, по милости которых столько вещей на свете перепуталось и покрылось тьмой.
Suspicion and misunderstanding were the fault of the suit?	Подозрения и недоразумения возникли из-за тяжбы?
Then let him work the suit out and come through it to his right mind.	Так пусть ему позволят изучить эту тяжбу и таким образом узнать всю правду.
This was his unvarying reply.	Так он отвечал неизменно.
Jarndyce and Jarndyce had obtained such possession of his whole nature that it was impossible to place any consideration before him which he did not, with a distorted kind of reason, make a new argument in favour of his doing what he did.	Тяжба Джарндисов настолько овладела всем его существом, что из каждого приведенного ему довода он с какой-то извращенной рассудительностью извлекал все новые и новые аргументы в свое оправдание.

"So that it is even more mischievous," said my guardian once to me, "to remonstrate with the poor dear fellow than to leave him alone."	- Вот и выходит, - сказал мне как-то опекун, - что убеждать этого несчастного, милого юношу еще хуже, чем оставить его в покое.
I took one of these opportunities of mentioning my doubts of Mr. Skimpole as a good adviser for Richard.	Во время одного разговора на эту тему я воспользовалась случаем высказать свои сомнения в том, что мистер Скимпол дает Ричарду разумные советы.
"Adviser!" returned my guardian, laughing,	- Советы! - смеясь, подхватил опекун.
"My dear, who would advise with Skimpole?"	- Но, дорогая моя, кто же будет советоваться со Скимполом?
"Encourager would perhaps have been a better word," said I.	- Может быть, лучше сказать: поощряет его? -промолвила я.
"Encourager!" returned my guardian again.	- Поощряет! - снова подхватил опекун.
"Who could be encouraged by Skimpole?"	- Кого же может поощрять Скимпол?
"Not Richard?" I asked.	- А Ричарда разве не может? - спросила я.
"No," he replied. "Such an unworldly, uncalculating, gossamer creature is a relief to him and an amusement.	- Нет. - ответил он, - куда ему, этому непрактичному, нерасчетливому, кисейному созданию! - ведь Ричард с ним только отводит душу и развлекается.
But as to advising or encouraging or occupying a serious station towards anybody or anything, it is simply not to be thought of in such a child as Skimpole."	Но советовать, поощрять, вообще серьезно относиться к кому или чему бы то ни было, такой младенец, как Скимпол, совершенно не способен.
"Pray, cousin John," said Ada, who had just joined us and now looked over my shoulder, "what made him such a child?"	- Скажите, кузен Джон, - проговорила Ада, которая подошла к нам и выглянула из-за моего плеча, - почему он сделался таким младенцем?
"What made him such a child?" inquired my guardian, rubbing his head, a little at a loss.	- Почему он сделался таким младенцем? -повторил опекун, немного опешив, и начал ерошить свои волосы.
"Yes, cousin John."	- Да, кузен Джон.
"Why," he slowly replied, roughening his head more and more, "he is all sentiment, and--and susceptibility, and--and sensibility, and-- and imagination.	- Видите ли, - медленно проговорил он, все сильней и сильней ероша волосы, - он весь -чувство и... и впечатлительность... и... и чувствительность... и... и воображение.
And these qualities are not regulated in him, somehow.	Но все это в нем как-то не уравновешено.
I suppose the people who admired him for them in his youth attached too much importance to them and too little to any training that would have balanced and adjusted them, and so he became what he is.	Вероятно, люди, восхищавшиеся им за эти качества в его юности, слишком переоценили их, но недооценили важности воспитания, которое могло бы их уравновесить и выправить; ну, вот он и стал таким.
Hey?" said my guardian, stopping short and looking at us hopefully.	Правильно? - спросил опекун, внезапно оборвав свою речь и с надеждой глядя на нас.
"What do you think, you two?"	- Как полагаете вы обе?