Андрей Лещинский - Ребра жесткости

Официантка узнала его, помнила Тамару, охотно взяла пятьдесят рублей и пообещала передать записку. В двадцать минут двенадцатого Евгений Викторович вошел в приемную Валентина Юрьевича, привычно отреагировал на ритуальные улыбки секретарши и воинственные жесты охранников, узнал, что у Валентина Юрьевича совещание, и пошел не направо, в кабинет, а налево, в комнату помощников.

Два окна, два письменных стола, два компьютера, холодильник, огромный ксерокс, телевизор, на стенах самодельные плакаты, изображающие высших московских чиновников и политиков в насмешливо-оскорбительных и смешливо-дружественных тонах. Прохлада из потолка, разбросанные бумаги, высокое кожаное кресло за одним столом пусто — Борис куда-то уехал, в другом, слева от двери, сидела Елена Аркадьевна и, немного щурясь, раскладывала яркий многоцветный пасьянс на изумрудно-зеленом экране дисплея. Она была высокой, коротко стриженной, очень стройной сорокалетней шикарной блондинкой. Размеры юбки соответствовали темпераменту, ноги в черных, мягко узорных колготках уводили взгляд Евгения Викторович в полутьму под столом и где-то в немыслимом удалении заканчивались — он не видел, но знал — итальянскими туфлями на высоких каблуках. Над темно-зеленой полоской юбки блестела красными атласными переливами тугая блузка. Кольца, серьги, цепочки мигали, звенели, сочетались с воинственной раскраской тонкого лица, и, как всегда, Евгений Викторович начал улыбаться и предполагать какое-нибудь скорое и приятное событие.

— Ну, чего, как дела? — Елена Аркадьевна перегнала последнюю карту с одного места на другое, пасьянс сошелся, компьютер сыграл что-то веселенькое американское, показал яркую картинку и предложил продолжить.

— Дела! Да что там мои дела. У вас-то как? Кто у нас великий? Я, что ли?

Елена Аркадьевна откинулась на спинку кресла, заложила кисти рук за голову, развела локти. Блузка натянулась на груди, Евгений Викторович, сочетая вежливость с искренним чувством, вздохнул глубоко и шумно, Елена Аркадьевна довольно улыбнулась, наклонилась вперед, положила руки на стол, сказала:

— Сядь. Что ты маячишь, как...

— Как кто?

— Как неродной. Сядь.

Он снял куртку, повесил на крючок, сел.

— Чего у вас тут? Заговор готовите?

— Чего ты несешь?

— А чего? У Валентина совещание, Борю дели куда-то, ты намеки всякие намякиваешь...

— Не болтай ерунды. Кофе хочешь?

— Нет.

— Кончай трепаться.

Она наклонилась к телефону, нажала кнопку, сказала:

— Юля, два кофе принесите нам, пожалуйста.

Они ждали, внутренне напрягшись, момента, когда можно будет, не роняя чувства собственного достоинства, заговорить об интересном. Секретарша, сияя тревожным счастьем круглых голубых глаз, принесла на подносике две крохотные чашки, поставила на круглый столик сбоку у стены, сказала:

— Приятного аппетита, — и ушла.

— Вот дура, вообще вести себя не умеет.

— Что ты ее так? — удивился Евгений Викторович.

— А чего она улыбается? Кто просит? Что это за «приятного аппетита»? Она что? Официантка в кафе? Я — ее начальник, между прочим.

— Слушай, что у вас тут?

— Не знаю. Позвонили сегодня от Гоши. Он срочно вылетел сюда. Боря помчался встречать. Представляешь? Они позвонили, когда самолет уже взлетел. А если пробки? Совсем с ума посходили.

— А чего ему тут надо?

— Не знаю. Никогда ничего такого не было. Вдруг — бах, трах, встречайте.

— А как у него вообще?

— Да черт его знает. Я недавно была там в их гадюшнике. Ехали вместе. Так он разнежился, вдруг кисонькой такой стал, ах, Леночка, как в Петербурге хорошо, как я жалею, как всех вас люблю, только ты меня понимаешь... И еще...

— Чего?

— Женька!

— Лена, кончай дурака валять. Ты меня, чего, не знаешь?

— Он разводиться совсем собрался. Нашел себе тут в Петербурге невесту. Так ты понимаешь.

Телевизор работал на канале MTV, вентилятор в потолке шумел, Елена Аркадьевна говорила очень тихо. Теперь она наклонилась к Евгению Викторовичу и прошептала ему в ухо, чуть не касаясь губами:

— Он узнал, что она изменяет ему с кем-то из близкого окружения.

Они откинулись друг от друга, отпили кофе, Елена Аркадьевна сказала:

— Я думаю, может, с этим связано.

— С кем?

— Никто не знает. Ты же знаешь Гошу. Хрен чего дождешься.

Никто не знает, а Евгений Викторович знал. Он прекрасно помнил, как несколько месяцев назад Валентин Юрьевич рассказал ему о своем романе, сказал, что не знает, что делать. Раз не знал, что делать, значит, ситуация была очень и очень нестандартной. Значит... Евгений Викторович почувствовал сильный удар по голове изнутри, снизу, со стороны желудка. Он понял, что это страх, и согласился с тем, что есть, чего бояться. Гоша, то есть Егор Кимович, не любил таких вот вещей. Его приезд очевидно означал, что ситуация созрела и он решил разобраться и, так сказать, решить вопрос. Если это так, то это конец их бизнеса, конец Валиной должности, а может быть, и конец... О, господи! Евгений Викторович услышал жуткую тишину, отделившую его от Елены Аркадьевны, услышал тиканье каких-то часов, бой крови в висках, захотел проверить, может ли он общаться, существует ли он еще, почувствовал, как где-то далеко зашевелились неживые синтетические губы и как он сказал:

— А я-то здесь при чем? Меня ты зачем вытащила?

— Валя сказал, что ты можешь понадобиться.

— Ему, или это инициатива Егора?

— Да, наверное, Егора... Валя-то тебя в любой день может увидеть.

Они услышали шум в приемной. Было слышно, как вскочили, замерли охранники и Юлия, как открывались и закрывались двери, как несколько человек тихо вышли в коридор. Их дверь тоже приоткрылась, засунулось крупное с резко очерченным горбатым носом и прилипшими к потному высокому лбу остатками кудрей лицо Бориса Алексеевича — первого заместителя Валентина Юрьевича.

— Чего, как дела?

— Сидим, вас ждем, — с вежливым весельем ответила Елена Аркадьевна.

— Ага. Сейчас я подойду.

Боря закрыл дверь, было слышно еще какое-то шуршание, смысл которого был ясен: Егор и Валентин ушли в кабинет, им отнесли чай, Боря расставил охранников так, чтобы никто близко не подошел к приемной, сбегал вниз, лично распорядился машинами — где ждать, где стоять охране, вернулся.

Их стало трое в комнате. Елена Аркадьевна и Борис Алексеевич молчали, гоняли пасьянсы, иногда говорили что-нибудь друг другу. Евгений Викторович взял газету со стола, даже не посмотрел какую, закрылся ей и стал думать.

Все. Бизнес полетел, это ясно. В конце концов, все когда-нибудь кончается. Если у Егора с Валей разборки, то он вроде бы ни при чем. Его личные дела Егор, наверное, не тронет — не за что, да и уровень не тот. В принципе, исчезновение Валентина в смысле доходов, может быть, и к лучшему. Связи наработаны, определенный авторитет есть, умение тоже. Свобода — это хорошо. Валя. Друзьями не бросаются. Валентин бывает хамом, бывает идиотом, бывает невыносимо высокомерным, но он друг, он интересен, умен, он нравится Евгению Викторовичу, в конце концов. Ну что? Сейчас они договорят, Егор уйдет. Надо будет переговорить с Валей, все, как есть, рассказать, выслушать все его проклятия и грубости и предложить помощь. Помочь можно. В крайнем случае — написал заявление, сел на самолет да и улетел, хоть в Америку. За такое дело, как потрахаться с чужой невестой, в Америке искать не будут. Пожить, отдохнуть, а там чего-нибудь придумается.