Андрей Лещинский - Ребра жесткости

— Ну, как ты? Я тебя предложил на это место. Егор посомневался, но в общем...

— Что у вас тут? Вы чего сегодня? Обкурились, что ли? Какое место?

— Заткнись. Сейчас расскажу.

Валентин опустил голову, уперся переносицей в кулак вертикально поставленного левого предплечья, закрыл глаза и заговорил глухим монотонным голосом с выраженным усилием, будто выдавая какую-то давно ему известную, страшную и постыдную тайну:

— Есть проект. Какой, пока не скажу. Смета приблизительно на сто шестьдесят миллионов.

Он замолчал, стал водить правой рукой по столу.

— Сто шестьдесят миллионов чего?

— Ты чего, ...б твою мать? Баксов, уёв по-вашему. А что тебе, Егор, из-за рублей летать будет? С...ал он на эти рубли.

— Тоже, знаешь ли, сумма.

— Пошел ты на х... В общем, так. Проект был заморожен два года назад. Сейчас они могут открыть финансирование. Прокачать надо быстро. Я сказал, ты справишься.

— Так кем я там буду?

— Либо жопой, либо генеральным директором. Ты кем хочешь?

— А ты?

— Я-то как раз буду жопой. В смысле, все на меня сядут, я всё сделаю, все мне спасибо скажут.

— Ладно, слушай, — Евгений Викторович понизил голос, наклонился к Валентину, — Гоша только за этим приезжал?

— А тебе мало? Твои — три процента. Как? Доволен?

Три процента всегда были стандартным вознаграждением ответственного исполнителя. Евгений Викторович кивнул головой, он сообразил не сразу, в том смысле, что не сразу сосчитал размер гонорара. Наверное, в мозгу, как в электрических цепях красивых современных машин, существуют реле задержки, которые дают возможность системе подготовиться, поднапрячься, чтобы не сгореть, или, в человеческом смысле, чтобы крыша не поехала. Он кивнул, посидел секунду-другую, почувствовал, как побежали мурашки по коже под плотной тканью рубахи, как энергия бега стала теплом, как горячие волны бросились внутрь, достигли живота, головы, как слюна стала сладкой, а мышцы потребовали внешних проявлений радости. Он встал, подошел к столу с водой и фруктами, налил нарзана, выпил. Ему показалось, что он опьянел немного, наверное, вода растворила что-то внутри. Это было очень приятно, он повернулся к Валентину Юрьевичу, сказал, слыша звонкую резкость звуков своего голоса:

— Доволен, конечно. Чего делать надо? Когда начнем, когда кончим?

— Тебе лишь бы кончить.

Валентин вскочил, подбежал к столу, тоже выпил воды, вдруг сильно толкнул Евгения Викторовича двумя руками, так что тот сделал несколько шагов назад, разлил остатки воды из стакана, удержал равновесие, спросил:

— Ты чего, дядя? Успокойся. От денег, что ли, обалдел?

— Ладно, да, ты прав, конечно. Давай так. На послезавтра, так, — он нажал клавишу на пульте компьютера, потом еще одну, потом стал тыкать несколькими пальцами, ничего не получилось, бросил, — ладно, нет, рано, давай на понедельник, нет, нехорошо, плохой день, вторник — поздно, значит, так: в субботу в одиннадцать у меня совещание. До этого вот тебе, на, — Валентин Юрьевич вытащил из портфеля красиво переплетенную книжку, положил, тяжело хлопнув, на стол, — изучай. Строго секретно, понимаешь?

— Чего ж тут не понять?

— Ну все, все. Давай, Женя, извини. Все, иди.

— Давай, пока.

— Иди. Пошел на х... Шутка.

Евгений Викторович взял книжку, взял со стола какую-то газету, завернул, пожал потную Валину руку, вышел в приемную. Охранники и секретарша молча встали, он сделал шаг вперед, охранник открыл дверь в комнату помощников и, когда Евгений Викторович зашел внутрь, закрыл ее.

Елены Аркадьевны не было, наверное, поехала провожать Егора в аэропорт. Борис сидел за столом, смотрел в экран компьютера, надо полагать, раскладывал пасьянс. Евгений Викторович сел на мягкий кожаный диван, сидел молча, стараясь отдохнуть. Борис взглянул на него быстро и без улыбки, отвернулся к пасьянсу. Все было хорошо. В такие деньги Евгений Викторович поверить не мог, представить, как кто-то где-то дает ему четыре миллиона восемьсот тысяч долларов, было абсолютно невозможно. Он пытался перетянуть невозможность в реальность размышлениями о карьере Егора Кимовича, о том, что для него миллионы, наверное, пустяк, что он-то не в первый раз проворачивает такие, с позволения сказать, проекты. Потом мысль скакнула на Егорову невесту. Выходило, что все волнения зря, что и тут все хорошо. Что-то волновало и тревожило. Он стал вспоминать, где, что смущает, от чего беспокойно. Понял. Из-за смеха Егора. Что смешного? Что не так?

Борис встал из-за стола, взял из ящика какую-то фотографию, подошел, спросил:

— Хочешь посмотреть?

— А чего тут?

— В воскресенье на дачу к Вале заезжали. Просто так, может, интересно.

Он взял, стал смотреть. Несколько человек стояли на фоне желтой бревенчатой стены. Егор, Валя, Борис, еще двое известных Евгению Викторовичу чиновников, Елена Аркадьевна — все в брюках, куртках, Валя в шляпе. Две каких-то средних лет тетки с толстыми попами и в пушистых свитерах. Худенькая бледная девочка с голубыми глазами и длинными прямыми волосами, перехваченными на уровне лба цветной серо-синей ленточкой. Длинное светло-серое платье из чего-то вроде дерюги, очень грубо вязанная темно-серая расстегнутая кофта.

— Кто это?

— Валина подружка.

— Слушай, сколько же ей лет?

— Девятнадцать.

— Выглядит на пятнадцать.

Боря пожал плечами. Евгений Викторович протянул ему фотографию — все ясно, но Боря не взял, ждал чего-то. Вежливость требовала еще какого-то вопроса. Евгений Викторович держал фотографию, пытался понять, чего надо, догадался, спросил:

— А фотографировал кто?

— А, Гошина невеста.

— Такая же бледненькая?

Боря взял фотографию, усмехнулся. Евгений Викторович заметил, что Борис вдруг вспотел, капельки покрыли высокий лоб с большими залысинами, повлажнели волосы, казалось, вспотели даже глаза.

— Нет, — он мотнул головой, опустил руку с фотографией. — Ты ее не видел, разве? Такая роковая женщина. Демоническая брюнетка. Ведет себя как... В общем, смерть мужикам. Понял? Ну, давай, пока.

Евгений Викторович попрощался, вышел в приемную. Валя был занят, можно было подождать, конечно, да что толку? Охранник вывел его наружу — выйти, как и войти, можно было только сунув в нужное место специальную карточку. Евгений Викторович дошел до машины, сел, он боялся расслабиться до того, как останется один. Сказал ехать в контору. Ему хотелось оттолкнуть шофера, нажать на газ, хоть поверх его тупой грязной ноги, хотелось лететь без остановки, обгоняя всех и не останавливаясь ни перед какими препятствиями. Он прекрасно понимал, что это просто нервы, доедет ли он быстро или медленно, ничего не изменится, поэтому сидел спокойно, дышал ровно, радовался броне, в которую страх, необходимость принимать опасности и неприятности и соответствовать им заковывали его тело, мозг и чувства, оставался внутри брони маленьким, мягким и беззащитным, но чем-то еще глубже и потаенней надеялся и верил, что все как-то обойдется, а если нет, то будет не очень больно и страшно.