Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том восьмой

– Мы обустроились в квартирке, – он бережно вынул из ручки мальчика сделанную им деревянную машинку, – хорошо, что я купил вазу, – розы стояли в вазе армянской керамики.

Поторговавшись на унылом складе в глубинах Меа Шеарим, Элишева вернулась в кибуц с отрезами шелка и кружев для постельного белья. Женщина хорошо управлялась со швейной машинкой.

– Она объяснила, что готовит подарок подруге, – полковник все смотрел на мальчика, – людей легко обмануть, если они хотят обмануться.

Репутация Элишевы была безукоризненной. После интервью у Стены Плача все газеты напечатали скорбную черно-белую фотографию. Женщина со слезами на глазах вкладывала записку между камней.

– Я каждый день молюсь о возвращении моего мужа, – вспомнил Эмиль, – теперь у меня появилась надежда на встречу с моим возлюбленным, с отцом моего ребенка…

Авраам все больше напоминал покойного, как о нем упрямо думал Эмиль, капитана Судакова. Элишева не скрыла от полковника источника новой информации.

– Ник провел рядом почти месяц, – сказала женщина, – они сидели в соседних камерах. Дело происходило в Саудовской Аравии, но потом Моше исчез, – Эмиль велел себе не раскрывать рта.

– Ничего говорить нельзя, – напомнил себе полковник, – надо разделить ее радость, – он относился к новостям скептически. По мнению Эмиля, за два года Моше вполне мог стать трупом.

– На что я надеюсь, – он погладил рыжие кудряшки Авраама, – но надежды недостаточно, надо что-то предпринять, – вернувшись к Элишеве, он шепнул:

– Все в порядке. Ты отцу пишешь? – женщина рассеянно покусала ручку.

– Нет, папа позвонит. На следующей неделе мы узнаем, кто появится на свет. Аннет поставила за меня сто франков в поселковом тотализаторе, – женщина хихикнула, – выдача на мальчика один к десяти, но шансов на выигрыш почти нет, – Анна звонила в кибуц каждую неделю.

– Все идет хорошо, милые, – говорила она семье, – когда малыш окрепнет, мы навестим страну, – отыскав на столе сигареты, Элишева размяла руку.

– Спасибо за кофе, милый, – Эмиль подсунул ей конверт с цветными снимками, – что это? – он щелкнул зажигалкой.

– Квартира неподалеку. Дом времен мандата, но коммуникации новые. Три комнаты, – он указал на полукруглое окно, – настоящая веранда, где можно поставить деревья в кадках и повесить гамак.. – Элишева помолчала:

– Но тебе будет неудобно ездить в Тель-Авив, – Эмиль поцеловал ее.

– Я справлюсь. Главное, чтобы было удобно тебе, – Элишева незаметно стиснула руку в кулак.

– Эмиль меня любит, – на глаза навернулись слезы, – он всегда меня любил, но получается, что я предаю Моше, – ей стало мучительно стыдно. Элишева не знала, что ей делать.

– Все зашло слишком далеко, – она покусала губы, – придется продолжать лгать и скрываться. Я не оттолкну Эмиля, мальчику нужен отец и я сама… – женщина не хотела говорить это слово.

– Люблю, – разозлилась Элишева, – я имею право на любовь. Будь я настоящей вдовой, меня бы никто не осудил.

– Что у тебя за список, – Эмиль нежно привлек ее к себе, – очередная статья? – Элишева покачала головой.

– Я хочу выпустить книгу писем. С новостями о Моше это придется очень кстати. Я говорила с «Йедиот Ахронот», они дадут мне еженедельную колонку. Я соберу материалы и издам их отдельно, – господин Голд, заместитель редактора настаивал и на письмах Моше.

– Это будет бомба, – заявил журналист, приехав в Иерусалим, – письма из арабского плена, весточки от героя Израиля, – Элишева холодно сказала:

– Мне неоткуда взять письма мужа, господин Голд. У меня есть только его слова и это секретный материал, – Голд понурился:

– Не будь мы связаны требованиями секретности, слова было бы легко превратить в письма. Однако у вас бойкое перо, вы справитесь со посланиями, – он со значением покашлял, – потом речь может пойти об экранизации. Вспоминайте в письмах о счастливых годах, проведенных вместе, – Элишева прервала его:

– О двух неделях, – Голд обрадовался:

– Еще лучше, более трагично. Две недели счастья, – он задумался, – нет, прерванный полет. Отличное название. Критикуйте правительство, это всегда идет на ура, – Элишева составляла план колонок. Эмиль погладил ее по руке.

– Прекрасная мысль. Ты талантлива во всем, что делаешь. На международной арене книга привлечет внимание к твоей борьбе, – он перебирал тонкие пальцы Элишевы, – Моше отыщут и он вернется домой, – Эмиль едва не сказал:

– Но сначала его найду я и удостоверюсь, что он мертв. Или он станет трупом, потому что я никому не отдам Элишеву, – обняв женщину, Эмиль зашептал что-то ласковое.

Шпиц, раскинувшийся на мраморном полу гостиной, недовольно заворчал. Лаура рассеянно сказала:

– Вольпино, милый, это только оса, – насекомое вилось у тарелки c темными вишнями и алой клубникой, – она не причинит вреда Паоло, – сын сопел на диване антикварного бархата.

Встряхнувшись, шпиц затрусил к дивану. Собака устроилась на выцветшей подушке, вышитой в прошлом веке. Вольпино трогательно охранял мальчика. К удивлению Лауры, Паоло тоже вел себя очень деликатно с собакой.

– Они лучшие друзья, – женщина вышла на балкон, – Паоло не расстается с песиком – присев в кованое кресло, Лаура покусала губы.

– Надо что-то решать, – пронеслось у нее в голове, – нельзя рисковать предложением, – письмо напечатали на дорогой бумаге ручной работы с тисненым гербом университета.

– Дорогая доктор ди Амальфи, – декан писал на изысканном итальянском языке, – я рад сообщить, что мы готовы предложить вам должность профессора церковной истории, с постоянным контрактом и университетской пенсией, – Лаура взяла с мозаичного столика сигареты, – с двухмесячным отпуском и собственным кабинетом на кафедре, – предложение было из разряда тех, от которых не отказываются. Даже с ватиканским орденом и тремя монографиями Лаура соревновалась с более опытными преподавателями.

– С мужчинами, – она скривила губы, – со священниками, с нынешними профессорами. Однако университет предпочел меня, – она пожалела, что не может поделиться новостями с отцом.

– Папа гордился бы мной, – Лаура закурила, – он хотел, чтобы я пошла по университетской стезе. В Лондон звонить бесполезно, – губы изогнулись сильнее, – им наплевать на мои достижения, они заняты своей жизнью…

Лаура предполагала, что в Лондоне заняты и неумолимо надвигающейся свадьбой Маленького Джона.

– В пятницу, – она вытянула смуглые от весеннего загара ноги, – он женится из чувства долга, а не по любви. Фрида высохла, как селедка. В мои года у нее трое детей. Хотя в наше время мужчину не привязать даже детьми, – Лаура не сомневалась, что кузен Джон регистрирует брак не по собственной воле.