Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том шестой

– Циммерман никого сюда не водил, – в пепельнице лежали окурки американских сигарет Адвоката, – это любовное гнездышко. Однако он хотел познакомить Пикассо с кем-то еще, – позвонив на дачу товарища Котова, Саша честно рассказал о своем, как он выразился, фиаско. Наставник задумался:

– Скорее всего, в посольство позвонил еще один их здешний агент, – сказал он, – судя по продолжительности разговора, это сигнал тревоги. Ты говоришь, что квартира в порядке, но это ничего не значит. Циммерман мог ломать комедию, чтобы успокоить подозрения агента, – Саша понимал, что Пикассо они больше не увидят.

– Не увидите живой, – поправил его наставник, – а труп в Москве можно искать вечно, – Саша считал, что Циммерман не выезжал из столицы. Плохо зная Подмосковье, дипломаты редко выбирались за пределы Садового кольца.

– Пикассо могла пойти на предательство, – пришло в голову Саше, – Циммерман ее любит, он простит девушку. Что, если она сейчас на даче в Серебряном Бору? – товарищ Котов хмыкнул:

– Такое тоже могло случиться. Ее вывезут дипломатическим багажом, как британцы вывозили… – он не договорил:

– Проклятую Пиявку, – Саша поднялся с дивана, – до нее не добраться, но до Левина я доберусь и он мне все расскажет, – Фокусник пока не возвращался на Патриаршие пруды. Саша и не ожидал, что мерзавец останется в столице. Транспортная милиция получила приметы предателя, однако Саша предполагал, что у Левина найдется еще колода советских паспортов.

– На шахту он не отправится, – решил Саша, – он понятия не имеет, где сидят шпионы. Он на пути к ближайшей границе или американцы все разыграли, как по нотам и Левин тоже сейчас в Серебряном Бору, – он не хотел идти к Ларе.

– Она меня утешит, – горько подумал Саша, – но с ней я должен быть на коне, а не в грязной луже, как сейчас. Вложив столько сил в операцию, мы закончили полным провалом, – телефон прямой лубянской линии замигал, Саша сорвал трубку.

– Говорите, – потребовал он, – какие новости, – дежурный казался озадаченным.

– Наверное, случилась ошибка, товарищ полковник, – робко сказал парень, – в сводке областных происшествий значится задержание гражданина Левина Павла Наумовича. Может быть, это однофамилец, – Саша справился с хрипом в горле.

– Где он сейчас? – выслушав коллегу, Саша коротко отозвался: «Я еду».

Согласно сводке, Павел Наумович Левин пребывал в районном отделении в Троицке, куда он пришел с повинной, признавшись в убийстве по неосторожности.

На потрескавшейся побелке коридора красовалась самодельная стенгазета. Павел рассматривал неровные буквы.

– Навстречу Первомаю, – прочел он, – работа милиции призвана внушить людям непоколебимый оптимизм, веру в лучшие проявления человеческих душ, стремлений, желаний, помыслов…

Павел узнал цитату из речи министра внутренних дел Щелокова. Отойдя от зарешеченного окошка, он присел на пустынные нары. Павел предполагал, что его посадили в единственную КПЗ Троицкого горотдела милиции.

– Обычно здесь держат дебоширов, – хмыкнул он, – я, что называется, для них птица иного полета. Я убийца, пусть и совершивший преступление в состоянии аффекта, – Павел хорошо помнил уголовный кодекс. Убийство из ревности наказывалось пятью годами лишения свободы.

– Меньше мне не дадут, – он вытянулся на нарах, – Комитет постарается впаять мне тяжелый срок. Но у меня будет хороший адвокат, а произвол Комитета пресекут, милиция не их вотчина, – из кабинета начальника горотдела милиции Павел сделал единственный позволенный ему звонок.

Лысоватый майор, немного ошарашенный признанием Павла, предупредительно покинул комнату.

– Вам полагается защитник, – сказал он Павлу немногим раньше, – наверное, вы хотите связаться с Москвой? – майор обращался с ним чрезвычайно вежливо. Павлу даже показалось, что милиционер вытащит из ящика стола его книжку.

– И попросит автограф, – он вздохнул, – оставь, время автографов миновало, – Павел отозвался:

– Если можно, гражданин майор. У меня свой адвокат… – майор подвинул ему телефон.

– Разумеется. Я вернусь с постановлением, – он помялся, – о взятии вас под стражу. Иначе не получится, гражданин Левин, речь идет об убийстве, пусть и по неосторожности, – Павел предполагал, что ему назначат психиатрическую экспертизу.

– Которую я обведу вокруг пальца, – смотрящий взял трубку со второго звонка, – но обводить не потребуется, у меня действительно депрессия… – он попросил смотрящего позаботиться об адвокате.

– Простите, что я вас обременяю своими, – Павел помолчал, – неприятностями. Речь идет об убийстве в состоянии аффекта, я нахожусь в Троицком горотделе милиции, – Павел Петрович, не задавая лишних вопросов, коротко ответил:

– Адвокат приедет завтра. Передай с ним записку, – вернувшийся майор принес скупое на слова постановление о задержании подозреваемого с соответствующей санкцией прокурора. Павел расписался почти не глядя.

Монтировка, с которой он появился на посту автоинспекторов на выезде из деревне Крекшино, покоилась в особом пакете для вещественных доказательств. Майор сообщил, что районное отделение милиции начало следственные действия. Павел знал, что это значит.

– Тело забрали с поляны, – он считал трещины на потолке, – его повезут в морг на экспертизу, – Павел вспомнил отчаянный крик девушки: «Я жду ребенка!».

– Это отягчающее обстоятельство, – вспомнил он, – но только в случае, если я знал о беременности. Может быть, она солгала, – Павел искренне хотел, чтобы так и случилось, – но даже если нет, то моя ревность тем более понятна, – согласно постановлению, его заключали под стражу на три дня.

– Потом вы либо выйдете на свободу, – майор помялся, – так гласит закон, но в вашем случае, – он вытер лысину носовым платком, – это маловероятно, либо вам будет предъявлено обвинение, на основании протокола о вашей явке с повинной…

– Может быть, стоило оставить монтировку на поляне – Павел задумался, – нет, так правдоподобней. Я был потрясен и не понимал, что делаю, – монтировка у Джошуа была самая обыкновенная, советского выпуска.

– Ударив гражданку Штейнман по голове, – Павел пошевелил губами, – осознав, что я совершил тяжкое преступление, я решил добровольно отдать себя в руки правосудия, – он не сомневался, что поступил правильно. Павел слышал о вражде между министром Щелоковым и председателем Комитета Андроповым.

– Щелоков просил о помиловании для полковника Петренко, – вспомнил Павел, – но Андропов настоял на его расстреле. Я не Петренко, а мелкая сошка, но Щелоков не преминет уесть Комитет, – решетка в двери щелкнула, Павел услышал добродушный голос:

– Ужин, гражданин Левин, – пожилой милиционер заглянул в камеру, – как говорится, к чаю и сахар, – дежурный представился ему в гражданской манере, Владимиром Ильичем.