Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том шестой

– Если хотите на меня пожаловаться, моя фамилия Исаков, а зовут меня Алексей Васильевич. Всего хорошего, товарищ полковник, рабочий день давно истек…

Не попрощавшись с милиционером, Саша в сердцах грохнул дверью горотдела.

Ночной дождь оставил лужи на дорожках розария. Ярко раскрашенный деревянный грузовик подпрыгивал на веревке. Бен сложил в кузов кубики с русскими и английскими буквами.

– Я поехал, папа, – сообщил малыш Джошуа, – мы строить город в песочнице, – солнце сверкало в его светловолосой голове. Собирая игрушки, Бен принес Джошуа потрепанную книжку.

– Азбука, – деловито сказал мальчик, – надо взять домой. Дома Бен учить русский, – Джошуа вспомнил, что обещал малышу привезти азбуку из Москвы. Случившееся три дня назад сейчас казалось ему далеким.

– Потому что я себя обманываю, – понял Джошуа, – я хочу обо всем забыть, – он знал, что забыть у него не получится. Полистав азбуку, он ласково спросил Бена:

– Ты здесь нашел книжку? – мальчик нахмурился:

– В бибо, то есть в библо, – Джошуа помог: «В библиотеке». Бен улыбнулся:

– Да. Смотри, здесь написано, – Джошуа прочел знакомое имя. Азбуку издали за три года до смерти Сталина. После падения Берии и ареста Эйтингона, Павла с сестрами отправили в интернат. Выведенные карандашом буквы почти стерлись, но Джошуа уловил в них недетскую уверенность.

– У него и тогда была твердая рука, – вздохнул Циммерман, – после опалы Эйтингона библиотеку рассовали по разным посольствам, – он провел пальцем по буквам.

– Павел Левин, три года, – Бен склонил голову набок: «Кто это?». Джошуа отозвался:

– Он сейчас взрослый, милый. Очень смелый человек, – Бен кивнул:

– Как рыцарь. Нам читали книжку о рыцаре и заколдованной принцессе, – книга отправилась в чемоданы, стоящие в комнате, где Джошуа провел последние несколько дней. Он гулял с Принцем, кормил зверей и занимался с Беном.

– Паспорта нам привезли, – в горле Джошуа еще стоял комок, – завтра мы улетаем прямым рейсом в Нью-Йорк, – к удивлению Джошуа, госсекретарь Киссинджер не принял его отставку.

– Поговорим в столице, – кратко сказал ментор по телефону, – я понимаю твои чувства, – Киссинджер помолчал, – однако Америка нуждается в тебе, Джошуа. Мы провели маленькое совещание с парнями из ЦРУ. После дебрифинга тебе найдется работа в их ведомстве, – Джошуа невесело отозвался:

– Не думаю, что после такого, – он поискал слово, – провала, мне следует заниматься вопросами государственной безопасности, мистер Киссинджер, – наставник хмыкнул:

– Предупрежден – значит вооружен, Джошуа. Что касается твоего желания добровольно отправиться в тюрьму, – на этом настаивал Циммерман, – то не забывай, что ты опекун Бена. Малыш не может кочевать по дальней родне. Совету директоров BB Oil это вряд ли понравится. Твой дебрифинг пройдет в глуши, которую легко назвать почти тюрьмой. Раньше осени ты оттуда не выберешься. Посмотрим, что случится дальше, – Джошуа понимал, что госсекретарь намекает на почти неизбежный импичмент Никсона. Ему не хотелось думать о политике.

– Только о том, что я совершил, – он вытер влажные глаза, – и о Леоне, – кроме неизбежного ареста Павла, его мучило и то, что он оставил сестру без связи. Второй секретарь посольства сказал, что именно Леона подняла тревогу в пятницу.

– Скорее всего, – сухо добавил коллега, – она увидела вас и, – он замялся, – так называемую мисс Штейнман где-нибудь в общественном месте, – Джошуа угрюмо кивнул:

– Мы встречались в Парке Горького, – второй секретарь повертел ручку:

– Конфетка живет рядом. Наверняка, заметив вас, потом она столкнулась с так называемой мисс Штейнман в другом месте, например, в «Чародейке»… – Джошуа понимал, как рисковала сестра.

– Расшифруй Комитет сообщение, Паук узнал бы ее голос, – он мял в подрагивающих пальцах сигарету, – она ждет ребенка, но Паук не пожалел бы ее, – коллега добавил:

– Получив сигнал тревоги, мы попытались связаться с вами, – работник ЦРУ со значением помолчал, – однако безуспешно, – Джошуа густо покраснел.

– Вам повезло, – хмуро подытожил второй секретарь, – окажись вы тем днем в Парке, мы бы сейчас опознавали ваш труп, – Джошуа выдавил из себя:

– Я понимаю. Я совершил ошибку, хотя вы меня предупреждали. Я не должен был скрывать свое, – он не мог найти нужное слово, – свое знакомство с… – он не знал настоящего имени убитой им девушки.

– Для меня она останется Айелет, – Джошуа слушал детский смех, доносящийся из песочницы, – ребе обещал, что по ней скажут кадиш, – сам Джошуа такого сделать не мог. Он попросил о звонке ребе, едва оказавшись на даче.

– Я правильно сделал, – Циммерман поднялся, – он рассказал о случившемся с папой в подполье, – ребе заметил:

– Надо было мне раньше с тобой поговорить. Но твой отец, благословенной памяти, попросил меня молчать, что я и сделал. Я предупреждал, что ты не должен идти его путем, а видишь, как получилось, – Джошуа связался и с тетей Мартой в Лондоне.

– Она тоже сказала, что все совершают ошибки, – Джошуа стало тоскливо, – она меня пожалела, – арест Павла мог означать неминуемую опасность для оставшейся в Казахстане семьи.

– Что, если он попадет в руки Комитета, – с холма виднелась Москва-река, – если проклятый Паук получит от него какие-то сведения? – Джошуа помнил упрямые глаза Павла.

– Не получит. Но Лаура останется одна, без надежды его увидеть, – тетя Марта обещала подготовить женщину к новостям.

– Семья ее поддержит, – тетя помолчала, – но сын Павла может вырасти сиротой, – Джошуа чувствовал себя виноватым и перед малышом.

– И перед всеми, – его подергали за джинсы, – но надо жить дальше и выполнять свой долг. Я получил урок и никогда его не забуду, – Бен потребовал:

– На руки, папа! – над синей лентой реки сияло апрельское солнце. Мальчик зачарованно слушал крики чаек. Темные леса стояли полосой на горизонте. Джошуа покачал его:

– Скоро полетим домой, милый, – Бен прижался щекой к его плечу.

– Бен потом в Москву, – малыш протянул руку вперед, – а папа? – Джошуа покачал головой:

– Нет, милый, я сюда больше не вернусь, – он постоял, вглядываясь в далекие очертания Москвы.

Утренний чай накрыли на мраморной террасе виллы. Круглый стол блистал начищенным самоваром, солнце переливалось в антикварном кофейнике. От гарднеровских чашек поднимался ароматный, пахнущий травами дымок. Стопку кружевных блинов накрыли серебряной крышкой.

– Варенье прошлогоднее, – радушно сказал товарищ Котов, – лесная малина, крыжовник, райские яблоки. Я стал садоводом, как Антон Павлович в Ялте, – в прозрачной зелени и янтаре варенья тоже играли солнечные лучи.

– Мне малину, – заявил Мотя, – и сметану, дедушка Леня, – мальчик облизнулся, – можно на полдник сырники? – он получил чашку своего любимого какао.