Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том второй

– Ты ассоциируешь мужчин с насилием, – мягко сказал священник, – но такой подход затрудняет возвращение к нормальной жизни, – Лаура помотала головой:

– Вы знаете, что я никогда не выйду замуж, что я хочу принять обеты, – отец Беневенти помолчал:

– Запершись в обители, ты лишишь церковь выдающегося дара. Ты не сможешь проповедовать, Лаура, не сможешь вселять страх Божий в сердца язычников, не сможешь стать новым светом на Востоке, – наставник говорил, что ей придется работать и с мужчинами:

– Тебе надо обрести уверенность в себе, – сказал отец Беневенти, – при лечении фобий пациент привыкает к виду своего страха или оказывается в ситуации, вызывающей у него ужас. Таким образом он понимает, что эти эмоции можно контролировать, – сначала Лаура отводила глаза от священника, но теперь она поняла, что отец Беневенти был прав:

– Я потянулась к Генриху, хотя я думала, что эти чувства никогда не вернутся, – она вытерла мокрое от слез лицо, – но ведь церковь называет такое похотью, – отец Себастьян настаивал, что в здоровом желании, как он выражался, нет ничего греховного:

– Дело не в желании, а в умении им управлять, – сказал он Лауре, – в сублимации, если говорить языком психологов. Ты желаешь меня, – Лаура покраснела, – но я для тебя олицетворение твоего небесного жениха, Иисуса, – такое было откровенным богохульством:

– Я и Генриха едва не назвала Иисусом, – скомканная записка лежала в сумочке Лауры, – я посчитала, что он должен побыть один, что все случилось слишком быстро, – Лаура не придала значения словам кузена:

– Я вернусь к нему сегодня, – сказала себе девушка, оказавшись на улице, – но надо купить красивое белье, сходить в парикмахерскую и на маникюр. Не случайно мы надеваем в церковь лучшую одежду, здесь ее тоже надо надеть, вернее, снять, – вид кружев на прилавке напомнил ей о Южной Америке. Лауру затошнило, но девушка справилась с собой:

– Я почти купила вещи, но потом я встретила Полину, – священник за перегородкой терпеливо ждал, – я виновата не только в прелюбодеянии, – Лаура, наконец, сказала это слово, – но и в зависти…

Сытое лицо кузины сияло довольством, она носила хорошенькую шубку и совсем не зимние шпильки:

– Ее привезли сюда на машине, – поняла Лаура, – она отыскала нового покровителя. Такие, как она, не успевают сдвинуть ног, кочуя от мужчины к мужчине, – Лаура не успела ничего сказать. Полина накинула щеколду на дверь примерочной:

– Забудь, что ты меня видела, – невозмутимо заметила кузина, – меня здесь не было, я не в Берлине и ты меня не знаешь, – она усмехнулась, – это на случай, если мы еще встретимся, – за дверью раздались шаги. Полина впустила в примерочную девушку с подносом:

– Спасибо за кофе, – улыбнулась кузина, – мадемуазель, – она кивнула на Лауру, – уходит, – Лаура решительно поднялась:

– И я ушла, – она пробормотала «Извините», – хватит себя обманывать, я никому не нужна, ни семье, ни Генриху. Он пишет, что совершил ошибку и поддался соблазну, что мы больше никогда не увидимся, – пробежав через церковь, Лаура выскочила во двор, – я никого не интересую, но Иисус меня никогда не оставит, он всегда со мной…

Отец Беневенти сейчас должен был быть в университете. Отыскав в сумочке мелкие монетки, Лаура шагнула в телефонную будку:

– Если он окажется на кафедре, все будет хорошо, – загадала девушка, – пожалуйста, пусть он снимет трубку…

Набрав прямой номер приглашенного лектора, услышав знакомый голос, Лаура облегченно выдохнула: «Отец Беневенти, я хочу отправиться на Восток прямо сейчас».

Кофе по-венски в «Кранцлере» подавали в высоких стаканах с непременной длинной ложечкой. Взбитые сливки посыпали корицей, но Адольф отказался от тропического сахара:

– Я стараюсь не увлекаться сладким, – подмигнул он Полли, – однако ты, милая, заказывай все, что тебе хочется, – девушка ограничилась фруктовым салатом:

– Она очень изящная, – одобрительно подумал Адольф, – но видно, что она создана для деторождения. У нее широкие бедра, она напоминает античные статуи, – в галерее старых мастеров Адольф подвел Полли к картинам Боттичелли:

– Одно лицо с тобой, – шепнул он девушке, – посмотри, у вас локоны похожи. Тебе пойдет такой алый цвет, милая, – он с удовлетворением понял, что Полли послушалась его совета:

– Она понимает меня с полуслова, – за кофе Адольф позволил себе сигарету, – такой и должна быть хорошая жена, – Полли надела кашемировое платье яркого оттенка. Цвет напоминал Адольфу о знаменах нацистской партии. Он пока не говорил Полли о своем настоящем происхождении.

В кафе было тепло, за панорамным окном ветер гнул голые ветви деревьев на Кудам:

– Еще не пришло время, – решил Адольф, – на Пасху я сделаю ей предложение, – он был уверен, что девушка согласится, – и тогда я все ей расскажу…

Адольф не сомневался, что Полли станет ему хорошей женой. Девушка нелестно отзывалась о немецких магазинах, но это, по мнению юноши, ничего не значило:

– Дядя Макс всегда отпускает шпильки в адрес нашего так называемого сервиса, – тихо усмехнулся Адольф, – Полли любит немецкий язык и культуру, она наизусть знает Гете и Шиллера и восхищается Бетховеном, – в опере они смотрели «Кармен» Бизе. По пути в гостиницу Адольф осторожно заметил, что Гитлер считал француза великим композитором:

– Гитлер был великим человеком, – Полли понизила голос, – некоторые его идеи и сейчас имеют право на жизнь, – она указала глазами на водителя такси, по виду турка:

– Европейские страны скоро пострадают от засилья мигрантов, а евреи, – Полли поморщилась, – захватили всю прессу, искусство и кинематограф, – девушка взяла его за руку:

– У нас в Аргентине их хватает, но я никогда с ними не дружила. Я предпочитаю европейцев, вроде тебя, – пристрастие Полли к немецкому языку началось еще в школе:

– У нее был отличный преподаватель, – Адольф не сомневался, что речь идет о ком-то из старых бойцов, – он вселил в Полли любовь к немецкой культуре, – он решил не ставить дядю в известность о помолвке и не спрашивать у него разрешения на брак. Адольф считал, что в двадцать три года он сам может решить, на ком ему жениться:

– Иначе дядя опять подсунет мне чистокровную кобылу, вроде Фредерики, – кузина, по его мнению, и в подметки не годилась Полли, – происхождение у нее было безукоризненным, но я не хочу ложиться в постель с лошадью, – Полли напоминала Адольфу сентиментальные картины немецких художников:

– Если на нее надеть фартук и дать ей в руки вязание, – улыбнулся парень, – ее можно печатать на обложке женских журналов времен рейха, – он заставил себя вернуться к делам.

В Далеме Адольф увидел на доске студенческих объявлений афишку о будущем выступлении кузена в дискуссии, посвященной вьетнамской войне: