Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том второй

В Израиле, готовясь к миссии, она сказала куратору:

– Пережимать не надо. Я не ханжа, – Полина усмехнулась, – я собираюсь лечь с ним в постель. Однако если он похож на дядю, – теперь Полина в этом удостоверилась, – он тоже окажется защитником семейных ценностей…

Адольф хозяйским жестом погладил ее по руке:

– Ты права, – он кивнул – мне нравятся девушки, относящиеся к браку серьезно. В молодости можно расслабиться, – он подмигнул Полине, – но взрослые люди должны подходить к таким вещам ответственно, – судя по приглашению в бар, Ритберг именно что позволил себе расслабиться:

– Все-таки он не Макс, – хмыкнула Полина, – того было не свалить с ног бутылкой виски, а Адольф опьянел после двух стаканов, – вернувшись к столику с третьей выпивкой, Ритберг взглянул на часы:

– Местечко скоро закроется, – в угловой кабинке они сидели одни, – я думал, что нам удастся потанцевать, но придется уходить ни с чем, – Полина хихикнула:

– Не могу представить себе немца танцующим, но во Франкфурте я видела ночные клубы, – Адольф приобнял ее за плечи:

– Я немец, то есть гражданин Лихтенштейна, но я отлично танцую, – большая рука ловко пробралась за ворот платья Полины, – а ты, наверное, предпочитаешь танго…

В Израиле Полину наставлял в искусстве танго пожилой, благообразный мужчина, представившийся ей сеньором Хозе:

– Вернее, Иосиф, – он широко улыбнулся, – я, милая сеньорита, танцевал танго задолго до вашего рождения. Мне шестьдесят пять, но я еще отлично держусь на танцполе, – сеньор Хозе рассказывал ей о довоенном Буэнос-Айресе:

– Была одна пара, – учитель помолчал, вспоминая, – немцы, кстати говоря. Сеньор Теодор и сеньора Ана, не помню их фамилии. Они отлично танцевали, срывали аплодисменты на милонгах, – учитель затянулся сигарой:

– Танго придумали евреи, – смешливо сказал он Полине, – эмигранты, бренчавшие на пианино в публичных домах. Докуривайте и вернемся к работе…

Адольф поглаживал ее шею:

– Предпочитаю, – кивнула Полина, – но в Буэнос-Айресе мне обещали скучный семестр. Немцы не танцуют танго, а наливаются пивом перед телевизором или чавкают сосисками на стадионе. Футбол меня не интересует, а пиво я не пью, – Адольф понизил голос:

– Я его тоже не люблю. Я вырос в Швейцарии, на вилле моего дяди. Он обеспеченный человек, у нас были отличные винные погреба, – адрес швейцарской виллы Ритбергов ничего бы не дал Полине:

– Фон Рабе туда не вернется, – сказала она кураторам, – золото и ворованные полотна он держит в швейцарских банках, а сам предпочитает путешествовать по свету. Он боится разоблачения, даже после пластических операций, – Полина лукаво сказала:

– Ты необычный немец, – розовые губы приоткрылись, – мне хочется узнать тебя поближе, – ее щеки горели, Полина успокоила себя:

– Здесь жарко и в нас плещется по нескольку коктейлей. Он должен пригласить меня домой, – Ритберг упомянул, что живет в центре города, – а я не откажусь, – теплое дыхание обожгло ей ухо. Ритберг поцеловал ее пальцы:

– У меня есть пластинки танго, – парень улыбался, – хочешь, мы выпьем еще коктейль и потанцуем, только я и ты, – Полина шепнула: «Хочу, Адольф».

Адольф не ждал сегодня звонка от дяди:

– Мы разговаривали позавчера, – он следил за итальянским кофейником на электрической плитке, – у него все в порядке. Он перевел деньги для поддержки легального крыла движения…

Адольф отвечал за финансирование маргинальной партии, созданной несколько лет назад в Западной Германии для, как выражался дядя, отвода глаз. В национально-демократическую партию Германии собрали, как любил говорить Максимилиан, бесполезных крикунов:

– Надо дать им выпустить энергию, – провозгласил Феникс, – митингами они усыпят бдительность полиции и отвлекут внимание от наших планов, – он весело добавил:

– Хотя руководство полиции пока состоит из парней, в молодости приветствовавших друг друга нацистским салютом, – так называемая денацификация, проведенная союзниками, большей частью ничего не значила:

– Русские подходили к делу серьезней, – однажды заметил Максимилиан, – у них было не отделаться формальными сроками. Они, милый мой, расстреливали партийцев без суда и следствия, – дядя помолчал:

– Что касается нынешних арестов старых бойцов, то на арену политики вступает поколение, выросшее в послевоенных развалинах и лишившееся отцов на фронте. Они ненавидят нас и я, честно говоря, не могу их в этом винить, – звезда нового поколения, депутат бундестага Фридрих Краузе, впрочем, воздерживался от прямых обвинений нацизма:

– Он молодец, – одобрительно сказал дядя, – он говорит, что немцы совершили трагическую ошибку, а не преступление. Народу это нравится, остальные политики его поколения талдычат о вине всех немцев в случившемся, – согласно указаниям Максимилиана, Краузе держался как можно дальше от крайне правых маргиналов:

– Он член христианского-демократического союза, куда надо вступить и мне, – кофейник зашипел, – когда я получу докторат, – связи Краузе в министерстве внутренних дел принесли Адольфу Ритбергу, этническому немцу, паспорт ФРГ:

– Сначала обрети академическую приставку к имени, – напутствовал Адольфа дядя, – а потом отправляйся в политику. Немцы всегда испытывали уважение к образованным людям, – докторат по линейно-ленточной культуре Адольф надеялся защитить в следующем году:

– Мне надо работать, – присев к столу на тесной кухне, он позволил себе утреннюю сигарету, – но я должен и отдыхать, – отдых, насколько слышал Адольф, сопел в подушку, свернувшись клубочком под кашемировым одеялом на разоренном диване. Адольф не жалел денег на отопление квартиры:

– Полли не простудится, – он зевнул, – в Буэнос-Айресе тоже бывает холодно, однако таких морозов там не случается, – прогноз погоды обещал в Берлине минус пять градусов:

– Надо купить ей шубку, – решил Адольф, – сегодня поедем в Карлсруэ и купим. Она летела сюда через Франкфурт, она не видела настоящей Германии, – на Пасху он хотел отвезти Полли в Трир и Страсбург, тоже находившиеся по соседству.

Адольф считал Страсбург немецким городом:

– Французы не имеют никакого отношения к Эльзасу, – он взглянул на часы, – это земля Германии. Западные районы должны вернуться в состав нового рейха, – Адольф не собирался говорить дяде о Полли.

Юноша предполагал, что, услышав о его новой связи, дядя закажет полное досье девушки:

– У него паранойя насчет агентов Моссада, – Адольф потянулся, – чушь, Полли настоящая испанка, хотя у нее есть и немного шотландской крови. Но кельты всегда славились воинственностью, – девушка напоминала Адольфу сбежавшую кузину Фредерику: