Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том первый

Осушив стакан с маргаритой, она пробралась к висящему на стене передней телефону:

– Не такси, – сердце опять заболело, – то есть такси, но пусть меня заберет Краузе. Я не могу сейчас оставаться одна…, – Хана знала, что адвокат не спит:

– Он работает по ночам и сейчас не поздно, – женщина взглянула на часы, – только полночь…, – Краузе снял трубку с первого звонка:

– Я приеду через четверть часа, – ласково сказал он, – ты хочешь вернуться в отель или потанцевать где-нибудь…, – Хана носила короткое черное платье и сверкающие серебром шпильки:

– Потанцевать, – она встряхнула распущенными волосами, -приезжай, милый, я соскучилась…

Мимо проплыл поднос со стаканами. Хана взяла еще один коктейль. Текила обожгла горло, она подхватила сумку:

– Подышу воздухом на улице, пока не появился Краузе…, – голова немного кружилась. Шэрон свернулась клубочком в кресле на террасе:

– Она спит, – на глазах женщины показались слезы, – я тоже много спала, пока ждала Регину. Какая она счастливая, через две недели она увидит малыша…, – Хана застучала каблуками к воротам дома.

– Он приехал даже раньше, чем обещал, – на углу стоял потрепанный форд, – хотя нет, Краузе и ногой не ступит в такую развалюху…, – мостовую осветили фары лимузина. Хана помахала машине:

– Разумеется, он заказал транспорт в отеле…, – Краузе хлопнул дверью, – ночь только начинается…, – адвокат забрал у нее сумку:

– В баре шампанское, – он усадил Хану на сиденье черной кожи, – мы едем в Thee Experience, на Сансет-бульвар…, – Хана несколько раз пела в открывшемся весной, как его называли, психоделическом клубе. Лимузин вильнул. Она заметила в окне форда знакомый профиль:

– Ерунда, что здесь делать Ирене, – Краузе целовал ее, – я устала, мне надо расслабиться…, – проводив глазами блестящую лаком машину, Ирена спокойно подумала:

– Ей повезло. Эти…, – в форде удушающе пахло травкой, – никого не оставят в живых…

Она велела:

– Начинайте, – три девушки и парень что-то бормотали, – и помните о приказе великого гуру. Надо все разрушить до основания, мы слуги дьявола и делаем его работу…, – в полутьме их глаза казались совсем черными. Одна из девушек облизала губы:

– Убей свиней, – затянула она, – убей свиней, убей свиней, – блеснули лезвия ножей, четверо вылезли из машины:

– Убей свиней, – они раскачивались, – убей свиней…

Взяв сумку с ручной кинокамерой, Ирена пошла за ними.

Стальной танк возвышался посреди выложенного кафелем зала. К дырчатой платформе вела металлическая лестница. Долговязый парень в синем халате, с редкой хипповской бородкой, заметил:

– Обычно в них устраивают окна, но здесь стоит особая модель. Ты окунешься в ту же воду, что и твой ментор, то есть в соляной раствор…

Побывать в камере сенсорной депривации Нику посоветовал профессор Фейнман:

– Процедура высвобождает творческие силы человека, – сказал наставник, – ты сможешь совершить прорыв в диссертации…, – он искоса посмотрел на докторанта.

Судя по представленным главам, Ник и так находился на грани, как думал Фейнман, прорыва. Несмотря на собственные Нобелевки, Фейнман и его коллега, профессор Гелл-Ман, тоже курирующий Ника, с трудом разбирались в его вычислениях:

– У Марри еще нет премии, – поправил себя Фейнман, – однако ходят слухи, что он получит Нобеля этим годом…

Девятнадцатилетний Николас Смит, по их мнению, мог легко претендовать на премию:

– Профессор Эйриксен пытается создать общую теорию поля, – заметил Гелл-Ман, – но пока ему ничего не удалось. Если Ник пойдет дальше его учителей, – он со значением помолчал, – то мы можем получить теорию в ближайшие пять лет…

Фейнмана, правда, беспокоил странный, как он думал, вид парня. Ник забросил доску для серфинга и скейтборд:

– Непохоже, чтобы он стригся или брился, – юноша зарос буйной бородой, – и он очень бледный…, – лазоревые глаза Ника покраснели и слезились:

– Погода хорошая, – осторожно заметил Фейнман при последней встрече, – не стоит все выходные сидеть в лаборатории или дома. Отправляйся на пляж, встань на волну, выпей пива в баре…

Ник, казалось, его не слышал. Фейнман уловил неразборчивое бормотание:

– Осталось немного, – губы парня шевелились, – мне надо доказать, что это возможно и я все докажу…, – Фейнман понятия не имел, о чем идет речь:

– Я ни разу не был у него дома, – вспомнил физик, – он живет один. Но у его бунгало постоянно припаркована машина ФБР, они бы заметили что-то подозрительное…, – рукописи Ника блистали вопиющей безграмотностью, однако его вычисления, как сказал Гелл-Ман, были практически идеальными:

– Что касается ошибок в словах, – вздохнул профессор в разговоре с Фейнманом, – то у парня, скорее всего, дислексия, такое часто встречается в нашей области наук…, – Фейнман хотел позвонить в Кембридж, профессору Эйриксену, но обругал себя:

– По британским законам Ник совершеннолетний. Даже у нас смотрят сквозь пальцы на его возраст и продают ему алкоголь. Он взрослый человек, не стоит за ним шпионить…

Фейнману все равно казалось, что раньше Ник писал более грамотно. Услышав о пляже, юноша помотал всклокоченной головой:

– Я предпочитаю работать, профессор, – впалые щеки в золотисто-рыжей щетине слегка покраснели, – я хочу завершить диссертацию через год…, – Фейнман присвистнул:

– Учитывая очередь на ускоритель, мы говорим о двух годах, Ник. Тебе исполнится всего двадцать один, что для ученого не возраст…, – он освободил парня от ведения семинаров для первокурсников:

– Незачем тратить его время на игру в бирюльки, – решительно заявил Фейнман, – пусть их обучают азам науки менее талантливые докторанты…, – Ник общался только с кураторами:

– Раньше он говорил о семье, – понял Фейнман, – о профессоре Эйриксене, а сейчас он их почти не упоминает. Но для науки полезно такое сосредоточение на цели…, – он пожал плечами:

– Работа важна, но если ты махнешь на себя рукой, – Ник очень похудел, – то работе это не поможет…, – парень смотрел поверх его головы:

– Нас ждет еще один прорыв в физике, профессор, – заявил он, – я докажу возможность путешествий во времени…, – Фейнман добродушно рассмеялся:

– Хочешь написать фантастический роман, – он потрепал Ника по тощему плечу, – многие физики читают их с красным карандашом в руке, но твой, надеюсь, будет более аккуратен с точки зрения науки…, – парень что-то пробурчал. Ник давно обнаружил, что слова доходят до него словно через слой ваты:

– Мне все ясно, только если говорят о физике, – он почти не слушал объяснения техника, – или если со мной говорит Ирена, – он ждал девушку завтра, или…, – Ник уяснил, что соляной раствор все-таки меняют: