Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том первый

– Ты приносишь мало денег, – брезгливо сказал управляющий, – клиенты не любят неухоженных девушек…

Лаура смотрела поверх его головы в запотевшее чердачное окошко. На улице хлестал сильный тропический дождь. В загроможденной мебелью комнатушке перед статуэткой Богородицы горела свеча. Пахло дешевым одеколоном дона Жерома, вонючим табаком его сигары:

– Я тебе много раз говорил, – недовольно продолжил португалец, – что надо мыться, краситься и причесываться…, – он указал на спутанные волосы Лауры, – болезни и операции не отменяют обязанностей по контракту…, – об операциях Лаура думать не хотела:

– После той, первой, было еще две, – на глазах показались слезы, – случилась дурная болезнь…, – она вспомнила старомодное выражение доктора, – меня вылечили, но это ничего не меняет…, – бразилец подытожил:

– Расставаясь с тобой, я плакать не буду. Но ты еще заплачешь, – он выпустил ей в лицо дым, – у меня ты жила, как у Христа за пазухой, я вам словно отец, – босс расстегнул засаленные брюки, – а дальше справляйся сама…, – он цыкнул зубом, – давай, поработай напоследок…

Корабль в Африку отходил из Буэнос-Айреса. Лаура не видела города:

– Но я и не хотела смотреть, – в порт ее привезли на заплеванном грузовике, – иначе я бы думала о том, как мы с Полиной сюда приехали…

Лауре казалось, что прошлое никогда не существовало:

– Полина давно мертва, как мертва и я…, – живот свело болезненным спазмом, – я никогда не вернусь к семье, никогда не увижу родителей…, – Лаура больше не молилась:

– Бог меня оставил, – горько подумала она, – вернее, он наказывает меня за грехи. Я хотела соблазнить священника, совратить слугу Божьего с истинного пути. Мое монашество было притворством, я хотела принять постриг не ради Иисуса, а чтобы удовлетворить похоть…, – она сжалась в комочек, – Господь сотворил со мной такое, чтобы преподать урок…

Божий суд казался Лауре справедливым:

– Если случится чудо, – на это она не надеялась, – я уйду от мира. Я приползу на коленях в самый захолустный, бедный монастырь и буду просить Иисуса и Мадонну о прощении до конца дней моих…, – в Бразилии Лаура отказывалась от еды и резала себе руки:

– Но клиентов ничего не останавливало, – она коснулась воспаленных шрамов на запястьях, – даже когда у всех завелись вши, и дон Жером заставил нас побриться наголо. У половины девушек не было зубов, другие болели, но клиенты появлялись каждый вечер…

С девушками на корабле Лаура не разговаривала. Соседки по клетушке и не пытались с ней познакомиться.

– Мы все молчали, – вздохнула она, – нам и сейчас нечего обсуждать…, – она потеряла счет времени:

– Нас, кажется, везут целый день, – поняла Лаура, – что это за страна, куда мы едем…, – парень объяснялся с ними на английском языке:

– Которого девушки не понимают, – пришло ей в голову, – они не знают, куда они попали…, – Лаура решила, что они выехали из Южной Африки:

– Нас везут на север, – она уловила шум, – кажется, плещется вода…, – грузовик закачало, до нее донесся лязг железа:

– Это может быть паром, – она закрыла глаза, – но какая разница, для меня давно все кончено…, – забившись в угол, Лаура попыталась заснуть.

В закопченном котелке пыхтела просяная каша. Среди зеленеющей травы саванны поставили грязноватые палатки. Прогнившие мостки уходили в тихое пойменное озеро.

Рядом разлохмаченным канатом привязали проржавевший, когда-то крашеный белой эмалью катерок.

Неожиданным образом на штурвале сохранилась медная табличка на немецком языке. Посудину выстроили во Фленсбурге до прихода Гитлера к власти. Несмотря на сорок лет за кормой, как весело думал Иоганн Брунс, катерок бегал отменно. Альбатрос не удивился немецкой вещи. До первой войны немецкие колонисты жили и на востоке, и на западе Африки:

– Его отец ходил в школу, где преподавали немцы, – Иоганн искоса взглянул на обвешанного оружием негра, – он обрадовался, когда я приехал, стал практиковать язык…

Немецкий и английский у Джорджа, как себя называл командир повстанческого отряда, были скованными, но парень обещал стараться:

– И он старается, – выше каши висел котелок с кофе, – он вообще способный…

Дымящееся просо шлепнулось в жестяную миску Иоганна. За почти три месяца в Африке Альбатрос привык к здешней еде:

– Но к зверью я никогда не привыкну…, – по кромке озера брел табунок зебр, – сначала я жалел, что мне не сделать фотографий…, – Иоганн напомнил себе, что ему некуда посылать снимки:

– Я могу отправить письмо Хайди, – он закрыл глаза, – но хранить конверты опасно, ей придется избавляться от фото…, – Иоганн связывался с Сирией раз в месяц. Хайди по местным документам открыла абонентский ящик на почтамте Дамаска:

– Ты можешь писать моей американской подруге, – грустно сказала девушка, – но я боюсь, что тогда я не получу конвертов, потому что Израиль против нашей…, – ее голос угас. Иоганн коснулся губами смуглой, теплой щеки:

– Я тебе говорил, – он не выпускал ладони Хайди, – я тебя люблю и буду любить всегда. Пока ты здесь, – он посмотрел в сторону, – в относительной безопасности, – о шейхе Саламе Альбатрос старался не думать, – а с остальным мы разберемся позже, – остальным была их будущая жизнь:

– Непонятно, как вырвать Хайди из ее осиного гнезда, – грустно подумал Альбатрос, – как исчезнуть без следа мне и, главное, где нам обосноваться…, – он не хотел перебегать на запад:

– Мне доверяют, – напомнил себе Альбатрос, – я член нашего комсомола, старший лейтенант в армии. Мне доверяют, иначе бы меня не послали сюда инструктором…, – он надеялся, что его вернут в Сирию, уверенно шедшую, как выражались в газетах, по пути социалистического развития:

– Тогда я придумаю, как нам с Хайди исчезнуть, – вздохнул Альбатрос, – но нельзя всю жизнь прятаться от Моссада…, – ему пришло в голову, что в Африке можно прятаться вечно.

Золотое солнце играло на лоснящихся спинах крокодилов, лежащих на мелководье. Отхлебнув кофе, Иоганн раскрыл перед Джорджем портсигар:

– Зебр они не тронули, – утвердительно сказал Альбатрос, – они что, сытые…, – командир отряда Народно-революционной армии Зимбабве широко улыбнулся:

– Сытые. Вроде капиталистов, которые, успев пообедать одними неграми, не трогают других…, – Джордж указал на мирно пасущихся в саванне зебр, – и дураки думают, что их миновала чаша сия…, – отучившись в школе в Родезии, командир хорошо знал Библию:

– Как и я, – понял Иоганн, – но я объяснил, что знакомился с Библией в рамках курса научного атеизма…, – Джордж надеялся попасть на обучение в СССР. Командир жадно слушал рассказы Иоганна о Москве, Ленинграде и Берлине: