Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том первый

– Я поднимусь завтра, – пьяно пообещал он, – не надо везти меня в больницу, – Джо отрезал:

– Лежи и не ерепенься. Ближайшая больница в Виктория-Фолс, где нам появляться нельзя. Если фон Рабе остался в Родезии, он поймет, что мы выжили, – Иосиф отозвался:

– Не остался…, – язык еле двигался, – он сейчас на пути в Южную Америку или Азию, – Механик прикрикнул:

– Молчи! Пулю мы вытащили, когда ты был без сознания, но еще надо зашить рану, – костер затухал. Виллем подвинул ствол акации ближе к огню:

– Может быть, – он помолчал, – Полина выбралась на берег…

Маленький Джон покусал обветренные, шелушащиеся губы:

– Вряд ли, – юноша упорно смотрел вдаль, – рядом с водопадом очень сильное течение. Мы с месье Марселем профессионалы, – он невесело улыбнулся, – и то нам едва удалось спастись. У фон Рабе катер мощнее нашего. Взорвав нашу посудину, он развернулся и пошел в Виктория-Фолс, – Джон неловко затянулся сигаретой:

– Иосиф прав, – он вытер глаза, – фон Рабе сейчас далеко отсюда, но нам нельзя болтаться в здешних краях, – Джон ненавидел себя за эти слова, но ему больше ничего не оставалось:

– Если нас отыщут подручные фон Рабе, нам не жить, пусть формально мы и не в Родезии, – они были на замбийском берегу, – а если мы наткнемся на какую-нибудь левую банду, нас тоже расстреляют, – он еще не знал, что скажет отцу:

– Теперь Полина точно мертва, – юноша всхлипнул, – а фон Рабе выжил и будет жить дальше, – словно услышав его, Виллем буркнул:

– Не будет. Рано или поздно мы об этом позаботимся. Что касается Полины, – он поднялся, – Иосиф все равно сегодня никуда не пойдет. Устроим дневку. За вами присмотрит Джо, а мы с месье Марселем вернемся к реке. Хорошо, что мы спрятали машину, у нас есть хотя бы колеса, – Виллем пошел к пригнанному из укромного места джипу:

– Полины больше нет, – билось в голове Джона, – больше нет…

Лучи поднимающегося солнца золотили горизонт. Шипели угольки в костре, над саванной хрипло кричали птицы. Стервятник, вырвавшись из стаи, полетел на север.

Грифы перепархивали над темной полосой, пересекающей прибрежный песок, возбужденно хлопая крыльями. Речные чайки держались подальше. Перекликаясь на разные лады, стервятники скопились вокруг лужи крови.

Полоса вела в высокую траву, к рощице акаций в середине острова. Отсюда был хорошо слышен гром водопадов. В воздухе висела мелкие капли, играющие размытой радугой.

На отмели, в слабом течении, виднелись лоснящиеся спины крокодилов. Один из зверей, лениво выползя на песок, разогнал грифов. Схватив что-то окровавленное, крокодил нырнул в мелкую воду.

Среди акаций стояла соломенная хижина. У входа на вкопанных в землю палках протянули веревки. Ветерок раскачивал выстиранные цветастые тряпки. Над отверстием в крыше вился легкий дымок. Внутри пахло травами. На разожженный в очаге костерок пристроили тронутую ржавчиной банку.

Перед глазами Полины мелькнула знакомая надпись: «Beanz Meanz Heinz». Она услышала ласковый голос тети Веры:

– Чарли с Эмили неприхотливые малыши, им на завтрак достаточно гренок с бобами…

Завтракали в замке без слуг. На буфете резного дуба в малой столовой стояли серебряные миски с овсянкой и бобами, с омлетом и копченой рыбой:

– Тетя Вера разливала кофе, – Полина попыталась приподняться, – папа приходил позже, он смеялся, что в отставке положено долго валяться в постели…

Отец варил себе первую чашку кофе на старинной спиртовке в спальне. При жизни матери Полины отец тоже редко появлялся за завтраком:

– Он почти не ночевал в замке, – девушка ощутила тупую боль в животе, – только по выходным. В понедельник утром он уезжал в Лондон, и мы с мамой оставались одни…

Полина не хотела думать о матери:

– Она тоже жила с Максимилианом, – перед глазами все расплывалось, – она бросила меня, чтобы вернуться к нему. Она и Фриду бросила, отказавшись от нее, – Полине стало жалко своего ребенка:

– Я не смогу ничего сделать, – поняла девушка, – я никогда от него не избавлюсь. Я жила во лжи, – она, впрочем, не винила отца и старшего брата, – но малыш ни в чем не виноват, он имеет право знать правду и узнает ее…

От кипящей в банке густой жидкости поднимался неприятный аромат. Проведя рукой между ногами, Полина обнаружила на пальцах засохшую кровь:

– Я поранилась в воде, – твердо сказала себе девушка, – меня вынесло на берег, но надо понять, на какой, – она хорошо слышала шум водопада:

– Я бросилась в реку, – голова гудела, – раздался взрыв, я обо что-то ударилась, – дальше Полина ничего не помнила:

– Если бы меня унесло в водопад, я бы не выжила, – девушка испугалась, – Маленький Джон мог погибнуть, если его катер взорвался, – она надеялась, что от взрыва пострадал катер фон Рабе:

– Пусть он сдохнет, проклятая тварь, – пожелала Полина, – он лгал, притворяясь не тем, кто он есть на самом деле. Он знал, что услышь я о его прошлом, я бы и секунды не осталась рядом, – Полину затошнило:

– Моя мать жила с ним, – к горлу поднялась рвота, – он рассказывал о ней, не упоминая ее имени. Он называл ее давней любовью, говорил, что потерял ее, но, встретив меня, обрел шанс на новое счастье, – Максимилиан улыбался:

– Вы похожи, милая. Ты могла быть ее дочерью, некоторые вещи вы делаете одинаково…, – не сдержав рвоты, Полина едва успела сползти с продырявленной циновки:

– Меня кто-то спас, – девушка высунулась из хижины, – нельзя так вести себя в гостях, пусть я и едва избежала смерти, – ее вывернуло речной водой и желчью:

– Я еще и воды наглоталась, – Полина попыталась сесть, – почему птицы так кричат?

Волосы девушки прилипли ко лбу, она набросила на плечи тряпку:

– Хорошо, – услышала она голос на ломаном английском языке, – хорошо, что тебя, – высокая негритянка, появившаяся из-за деревьев, провела ладонью у шеи:

– У нее сильные ожоги, – лицо женщины испещрили красноватые шрамы, – она, наверное, пострадала в пожаре…, – негритянка несла за плечами спящего младенца. Присев рядом с Полиной, она погладила девушку по голове:

– Дочку купала, – женщина подбирала слова, – крокодилы все здесь, – она махнула на отмель. Кивнув на хижину, негритянка добавила:

– Отвар для тебя. Внутрь, – она коснулась испачканного кровью бедра Полины, – надо все очистить, – девушка пригляделась к стае грифов на песке:

– Я была, – губы Полины еле шевелились, – я ждала, – она положила ладонь на живот. Стервятник закружился над лужайкой, негритянка указала вверх:

– Больше нет, – темные глаза были спокойны, – пойдем, я о тебе позабочусь, – хрипло закричав, гриф выпустил из клюва что-то темное. Окровавленный клочок шлепнулся на траву рядом с Полиной:

– Это он, – у девушки потемнело в глазах, – это он, то есть это было…