Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том первый

– Поэтому мне присвоили высший статус секретности, – вздохнул юноша, – хорошо, что ФБР пока не догадывается о моей переписке с Хаимом…, – старший сержант Хорхе Моралес, по его словам, бойко болтал по-вьетнамски:

– Он проведет месяц в джунглях…, – перед ними поставили поднос с дымящейся пиццей, – теперь он напишет только в сентябре…, – отец добродушно сказал:

– О счете я позабочусь, будущий партнер. Ты, наверное, хочешь остаться в городе из-за рок-фестиваля…

Джошуа не собирался в Вудсток, хотя туда ехали многие его университетские приятели:

– Нет, я в городе из-за Леоны, – он прожевал пиццу, – но папе о таком не скажешь, – он велел себе: «Вот сейчас».

Острый запах горгонзолы смешался со сладким ароматом женских духов. Рядом со столиком застучали каблуки:

– Джошуа, – услышал он знакомый женский голос, – как у тебя дела, милый…, – Джошуа замечал, что при виде мисс Кэтрин Бромли лицо отца меняется:

– Они вместе работали в фирме ее покойного мужа, – хмыкнул юноша, – наверное, они не ладили…, – мисс Бромли носила льняное матросское платье и широкополую шляпу:

– Мистер Циммерман, – ее спутник протянул руку, – мы давно не виделись…, – Леон смерил взглядом младшего партнера в Shearman and Sterling:

– Всего две недели, мистер Мак-Грэй, – юрист тоже выбрал джинсы и рубашку-поло, – со времени последнего совещания по иску нашего клиента к вашему клиенту…, – Мак-Грэй тащил женский портплед:

– Вы в деловую поездку собрались, – поинтересовался Леон, – или едете отдыхать…, – Мак-Грэй взял за руку мисс Бромли:

– Я везу Кэтрин на Виноградник Марты, мы сняли летнее пристанище. Вернее, мы идем по морю, у меня есть яхта. Вы, кажется, тоже стоите за штурвалом, мистер Циммерман…, – в голубых глазах адвоката Бромли играли легкие смешинки:

– Не голубых, – поправил себя Циммерман, – цвета лаванды. Я говорил, что люблю ее, целовал эти глаза…, – он заставил себя вежливо кивнуть:

– Приятных вам каникул.

Дверь пиццерии хлопнула, Леон налил себе вина:

– С нее станется испортить мне отпуск. Ладно, пошла она к черту…, – он сначала не понял, что говорит ему сын. Джошуа терпеливо повторил:

– Папа, я не собираюсь быть корпоративным юристом. Меня берут на работу в Государственный Департамент.

С пляжа белого песка доносился веселый лай Спота. Коты сплелись в сонный клубок на продавленной полосатой софе. Дачку, как говорила Леона, сдавали с пузатым старомодным рефрижератором и кухонькой, обитой пластиковыми панелями. Оказавшись в домике, мать огляделась:

– Хочется надеть платье в горох, темные очки…, – она пристроила пальцы над бровями, – и сидеть в аптеке, попивая молочный коктейль…

Леона видела похожие фотографии в альбоме матери. Девушка носила в сумочке моментальный снимок отца.

– Это я его щелкнула, – улыбнулась мать, – Марк не любил фотографироваться, после громких процессов его осаждали журналисты. Это он в кабинете, с первым Спотом…, – кроме собаки под креслом отца, на снимке оказались и коты:

– Одного папа держит на коленях, а второй лежит на столе, – вспомнила Леона, – а у папы нашли в кармане пиджака мою фотографию…

Ее снял уличный фотограф в Центральном Парке. Леона хорошо помнила этот день:

– За две недели до папиной смерти, – вздохнула девушка, – он повел меня в зоопарк, мы ели мороженое…, – пятилетняя Леона тащила за хвост плюшевую обезьянку.

Девушка вернулась к разложенным на столе тетрадям:

– У вас есть веселенький ситчик…, – она зашевелила губами, – приезжайте, обхохочетесь…, – на обложке Леона приклеила ярлычок: «Антисоветские анекдоты»:

– Вы должны познакомиться и с диссидентскими материалами, – велели ей русскоязычные инструкторы в ЦРУ, – мы надеемся, что вы будете вращаться в кругах, не сидящих, но сажающих, но такие шутки распространены во всех слоях советского общества…, – скрывать что-то от матери было бесполезно. Адвокат Бромли развела руками:

– Я не могу запретить тебе работать на правительство, милая, но будь осторожна, пожалуйста. Помни, что случилось с мистером Майером…

С гибелью Аарона в Праге они лишились режиссера будущего фильма о, как написал Хаим, преступлениях Америки против американцев:

– Хана может кого-то порекомендовать, – пришло в голову Леоне, – она знает весь Голливуд, но материалы очень деликатные, вернее, взрывные, словно бомба…, – Джошуа с ней соглашался:

– Сначала надо вытащить старшего сержанта Моралеса из джунглей и убедить ФБР, что он не агент русских, – заметил приятель, – пленки лежат в самом надежном шкафу Америки. Недаром отец Ягненка успешно прятался в Бруклине под носом ФБР…

Подумав о Джошуа, Леона взглянула на часы:

– Он должен привезти Принца…, – в коттедже было несколько спаленок, – Споту станет веселее…

Кроме тетради с анекдотами, она взяла на дачку последние номера советских литературных журналов:

– Почитайте панегирик советской власти, – кисло сказал инструктор в Вашингтоне, – очередные приключения прогрессивного журналиста, теперь в Китае…, – Леона отозвалась:

– Британцы утверждают, что Павел Левин только притворяется певцом комсомола, – разговор шел на русском языке, – вы знаете, что написано на сарае, где на самом деле лежат всего лишь дрова, – инструктор покрутил облысевшей головой:

– Вы молодец, Леона Марковна. Скоро вас будет не отличить от девушки, выросшей в эмигрантской семье, – пока Леоне готовили именно такую легенду, – но Левин сидит в Москве на содержании Комитета, а не перебежал на запад. Значит, и доверия к нему нет, и быть не может.

Он положил ладонь на журнал с силуэтами Ростральных колонн:

– Возьмитесь за эту повесть. Я удивляюсь, как текст миновал ножницы цензора…, – Леона подтянула к себе журнал:

– По утрам после завтрака бригада выстраивалась на плацу для зачтения приказов и развода на занятия. Это была самая тяжкая для Максима процедура, если не считать вечерних поверок…

Леона тоже не понимала, как повесть пропустили в печать:

– Здесь все сказано почти своими словами, – девушка закурила, – перед нами Советский Союз, только облаченный в маску научной фантастики…, – Максим Ростиславский почему-то напоминал ей Максима Волкова:

– Я ему нравилась, – поняла Леона, – только он сейчас где-то в СССР, его могли арестовать и казнить…

Сведения, поступившие из Лондона, были засекречены, однако Леона подписала ворох обязательств о неразглашении государственных тайн:

– Я ему нравилась, но ничего не случилось, – она справилась с часто бьющимся сердцем, – мне двадцать лет, а я еще девственница. Стыдно признаться в таком в наше время…, – она подозревала, что кузина Луиза в Лондоне тоже ничего не пробовала: