Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том первый

– Тетя Хана, вы любите рыбку…, – Бебичка картавила, – я очень люблю…, – босые ножки девочки шлепали по мокрому песку, – ой, смотрите, крабик…

Неосторожно высунувшийся из-за камня краб заспешил обратно в укрытие. Бебичка вздохнула:

– В садике есть авкариум, – девочка нахмурилась, – нет, аквариум, но крабиков и рыбок нельзя трогать руками…, – плескаясь в заливе, Бебичка и Хана зашли в косяк рыбок на мелководье:

Хана улыбнулась:

– Бебичка сказала, что рыбки ее целуют…, – от девочки пахло чем-то сладким:

– Вареньем, – принюхалась Хана, – мы варили кизиловое варенье, а Бебичка облизывала пенки…

На острове имелась старинная спиртовка и медный таз. Женщины устроились за деревянным столом на веранде дачки:

– Ты у нас поздоровела, – ласково сказала Анна, – хорошо, что ты приехала, милая…

Хана провела на вилле неделю, готовясь к сольному спектаклю на открытии первой галереи нового музея современного искусства в Сиэтле. Потом ей надо было возвращаться в Голливуд:

– Куда собирается Краузе, – Хана отогнала от себя мысли о немце, – но мне не надо терпеть его больше одних выходных, я могу отговориться съемками…, – Хана получила роль в будущем фильме-катастрофе «Аэропорт»:

– Еще я записываю песни для «Котов-Аристократов», – Хана смеялась, что обкатывает песни на Бебичке, – я буду занята и Краузе не станет торчать в Лос-Анджелесе. Главное, чтобы у меня хватило времени на проверку его багажа…

Бабушка Анна, как и тетя Марта, была уверена, что фон Рабе прячется в Африке. Все еще красивые руки женщины быстро очищали кизил от косточек:

– Видишь, – Анна оглянулась на кресло-качалку, где сопела Бебичка, – мы, можно сказать, в отчаянном положении…, – присев на перила веранды, Хана затянулась сигаретой:

– Да, – мрачно сказала она, – чуть ли не половина семьи пропала. Хорошо, что Джо, кажется, оставили в покое и нацисты и коммунисты…, – брат продолжал сидеть в глухом углу Конго:

– Нацисты похитили его в Риме, – по спине Ханы пробежал холодок, – я едва не потеряла Джо, а теперь я снова лягу в постель с проклятым Краузе и приму от него очередные бриллианты…, – Хана старалась не думать и о письмах Виллема:

– Стоит мне намекнуть, что я согласна, – она накрутила на палец прядь черных волос, – и он бросит любимую Африку, бросит Мон-Сен-Мартен и приедет в Голливуд. Но ведь я его не люблю, и он меня не любит, то есть, наверное, не любит…

Анна складывала кизил в таз, засыпая ягоды песком:

– Максим неизвестно, где, – нахмурилась женщина, – Полина, кажется, болтается рядом с фон Рабе, а Фрида только звонит Иосифу…, – майор Кардозо в телефонном разговоре заметил:

– Бабушка Анна, что я могу сделать, – племянник помолчал, – Фрида взрослая женщина и у меня нет причин считать, что ее жизнь в опасности. Она права, беглые нацисты не потащатся в израильскую глушь…, – Анна подытожила:

– Маленькая Марта тоже почти год не дает о себе знать, – она поставила таз на огонь, – может быть, Краузе где-то видел Полину…, – книга так называемой Антуанетты Френч вышла в свет, однако особого успеха не имела:

– Недостаточно, чтобы заключить с автором постоянный контракт, – Анна поджала губы, – недостаточно, чтобы выманить Полину в Европу или Америку…, – о правах на фильм речь не шла. Хана пожала плечами:

– Честно, говоря, бабушка, у мадемуазель Саган стиль лучше, а тема так избита, что даже описания секса на каждой странице не спасут роман…, – она добавила:

– Полине надо выбирать социальные темы, а не банальные истории, заполонившие книжный рынок…, – Анна кивнула:

– Ты права. Но если удастся узнать, где логово фон Рабе, мы сможем призвать его к ответу…, – женщина помешала закипающее варенье:

– Что касается рава Гринберга и его ребецин, – она подмигнула Хане, – у них все в порядке, они сидят в провинциальном городишке на Среднем Западе…, – Хана незаметно закусила губу: «Да».

– Я ему не нужна, – напомнила себе Хана, – он любит Сару. Все давно закончилось, не вспоминай о нем…, – Бебичка подергала ее за руку:

– Тетя Хана, что с вами…, – женщина поморгала:

– Соринка в глаз попала. Крабик от нас убежал, – она подхватила девочку, – но лосось на гриле не убежит…, – рыжие кудри Бебички растрепались, она восторженно завизжала:

– Еще, еще…, – Хана едва не пошатнулась:

– Ей четыре года. Моей девочке, моей Регине сейчас исполнилось бы шесть, она пошла бы в школу…, – Хана понесла Бебичку к костру:

– Анна родила девочку прошлым месяцем, – сердце заболело еще сильнее, – Михаэль навсегда прикован к инвалидной коляске, но теперь у нее есть дочь…, – малышку назвали Лиорой:

– Словно Лаура, тоже сгинувшая, – пришло в голову Хане, – ее, наверное, убили в Южной Америке. Господи, пусть больше никто не погибнет…, – кузен Петр перехватил дочку:

– Иди сюда, – ласково сказал он, – ты загоняла тетю Хану…, – опустившись на песок, женщина вытянула стройные ноги в джинсовых шортах:

– Потому что тетя Хана сегодня уезжает, – звонко сказала Бебичка, – и я буду по ней скучать…, – она подлезла под бок к Хане, -почему мне нельзя в музей, папа…, – Петя свалил румяного лосося на тарелку:

– Все закончится поздно, не ночевать же тебе в вагончике на стройке…, – Бебичка упрямо выпятила губку:

– Вы с дедушкой ночуете. Дедушка, – она подскочила, – бабушка, идите есть рыбку…

Петя неловко сказал:

– Разумеется, я отвезу вас на городскую виллу, кузина. Ваш самолет только завтра…, – Хана отозвалась:

– Да. Подождите, бабушка Анна, я вам помогу…, – она побежала к террасе виллы.

Петя очнулся от настойчивого голоска дочки: «Хочу в вагончик!».

Поцеловав теплый затылок, он пообещал:

– Непременно, только не сейчас. Смотри, бабушка сделала твой любимый пирог с вареньем…

Отец и мать спускались на пляж с плетеной корзиной для пикников.

Тонкая фигура в белом платье античного кроя замерла рядом с изломанной линией статуи Джакометти. Острый луч прожектора очертил высокие скулы, немного раскосые глаза. Хрипловатый голос заметался под выложенными светлым вермонтским мрамором сводами первой галереи будущего музея:

Ее изящные руки, казалось, жили отдельно от тела. Хана потянулась, поднявшись на цыпочки:

– Она словно юное деревце, – понял Петя, – какая она красивая, – изящные пальцы трепетали, дрожало горло, обнаженное глубоким вырезом платья: