Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга вторая. Том пятый

Джеки поморгала щедро накрашенными ресницами:

– Его нельзя не полюбить…

Микеле водил ее на римские блошиные рынки, устраивал приватные экскурсии по садам Ватикана и запасникам папских музеев и цитировал латинских поэтов. Он читал Элиота и Пруста, готовил пасту лучше признанных поваров и жарил Джеки артишоки:

– Это исконно римское блюдо, – замечал юноша, – жиды его присвоили, как они присвоили все на свете. Фюрер был прав, евреи не способны создать ничего своего. Они только воруют у других наций. Жаль, что фюрер не успел избавиться от их племени, но мы и наши арабские друзья постараемся продолжить его дело…

В кабинете Микеле держал портреты дуче Муссолини и Гитлера. Гостям вечеринок в апартаментах у Колизея в комнату хода не было. Джеки незаметно вздохнула:

– Если бы не это, он был бы нормальным парнем. И его лучший друг Альбер нормальный, пока они не накручивают себя антисемитской дрянью…

Познакомиться с Микеле оказалось легко. Рим был одной большой деревней.

Преподавательница на каникулярных курсах итальянского языка, куда записалась Джеки, оказалась приятельницей синьоры Риты Ферелли:

– Микеле впервые увидел меня за чопорным обедом, – Джеки скрыла усмешку, – и не стал терять времени…, – по признанию юноши, мать беспокоилась о его браке:

– Мне всего двадцать три года, – весело сказал Микеле, – однако мама намекает, что папа обвенчался, будучи моих лет. Честно говоря, я посчитал тебя очередной буржуазной пустышкой и позвонил тебе наудачу…, – Джеки приподнялась на локте:

– Потому что я тебе понравилась…, – он зарылся лицом в черные волосы девушки:

– Ты не можешь не нравиться. Ты словно Веспер Линд, только она блондинка…

Родители Микеле тоже считали, что Джеки напоминает девушку из прошлогоднего «Казино Рояль»:

– Она немного выше тебя ростом, – говорила Рита, – но осанка у вас похожа, милая. Сразу видно хорошее воспитание, – синьора Ферелли поджимала губы, – хотя она актриса, у них вольные нравы…

За обедами в римской квартире Ферелли, неподалеку от Ватикана, и на вилле в Остии, кино обсуждали редко. Джеки рассматривала последний Vogue, с репортажем из Лос-Анжелеса

– Его святейшество такого не одобряет. У Ферелли говорят о благотворительности и канонизации будущих святых…, – девушка изучала спутника мисс Ханы Дате:

– Я его видела, – поняла Джеки, – мельком, зайдя за Микеле в контору. Он встречался с его отцом. Однако опасно интересоваться тем, кто он такой, – девушка велела себе молчать, – нельзя вызывать у Красного Волка подозрения…

На собрания ячейки Джеки не заглядывала, но Микеле не скрывал от нее своих занятий. Джеки спокойно заходила в его кабинет. Жених не прятал от нее документы. Два раза в месяц Джеки отправляла фотокопии бумаг на некий абонентский ящик в Риме:

– Однако он не все мне рассказывает, – поняла Джеки, – например, зачем мы едем в Гамбург и почему не прилетели в Германию прямо из Италии…, – Микеле туманно заметил:

– У меня назначены деловые встречи. Я хотел показать тебе Стокгольм, – он сверился с ежедневником, – а что касается Германии, то я снял номер на побережье. Гамбург пострадал от бомбежек, тебе будет неинтересно жить в центре. Но мы непременно пройдемся по магазинам, – он привлек Джеки к себе, – и выберем технику для будущей квартиры…

Джеки в очередной раз твердо сказала себе:

– Никакого венчания не случится. Я поработаю с ним еще год и вернусь в Израиль…

Связь с родиной она поддерживала через выданный ей римский номер телефона. Уверенный мужской голос, отвечающий на звонки по-французски, был ей знаком, однако из соображений безопасности Джеки не называла Шауля по имени. Иногда ей хотелось признаться наставнику в чувствах к Микеле:

– Но тогда меня снимут с задания и отправят домой, – понимала девушка, – а я не могу расстаться с ним, совсем не могу…, – Микеле коснулся ее руки:

– Хороший рассказ, я не знал такого автора, – он нахмурился, – Маламуд, американец…, – Джеки хотела сказать, что писатель – еврей, но вовремя прикусила язык:

– Это о художнике и его модели, – темные глаза Микеле ласково посмотрели на нее, – отлично написано:

– Он разрушил тысячу лиц для нее и придумал еще тысячу, но не мог остановиться на единственном настоящем, по крайней мере, настоящем для картины…, – Джеки приказала себе спокойно улыбаться:

– Мне тоже иногда так, кажется, – Микеле кинул журнал в сумку парусного холста, – что у тебя тысяча лиц, милая, но я люблю каждое из них…, – Джеки пожала плечами:

– Только одно, и оно всегда перед тобой…, – девушка подхватила его под руку:

– Пойдем, полюбуемся здешней гаванью, хотя ничто не сравнится с Италией.

Группа, командование которой на время акции принимал Микеле, добиралась в Гамбург разными путями. На совещании, устроенном в начале лета в горах под Римом, Адольф Ритберг заметил:

– Совместное путешествие привлечет ненужное внимание, – Микеле с ним согласился, – немецкие парни приедут в Гамбург на поездах, а остальным я советую автобусы или паромы. Такой путь медленней, но надежней…, – немецких парней оказалось всего двое:

– Остальные сейчас за решеткой, – хмуро объяснил Герберт Штрайбль, – акция во Франкфурте была удачной, однако ребят арестовали и засадят года на три, не меньше…, – по словам старшего Штрайбля, длинноволосые обезьяны были достойны чуть ли не пожизненного заключения:

– От пожаров в универмагах никто не пострадал, папа, – возразил Герберт за семейным обедом, – такое наказание вряд ли можно считать заслуженным…, – отец отмахнулся:

– Во времена Гитлера им бы отрубили голову в двадцать четыре часа. Их даже не отправили бы в концлагеря, где страдали я и твоя мать…, – родители Герберта, как жертвы нацизма, получали достойные пенсии от правительства в Бонне:

– Не то, чтобы они бедствовали, – презрительно сказал юноша Микеле, – учитывая их квартиру, виллу в Альпах и счета в швейцарских банках. Жаль, что ребят из Франкфурта с нами не будет, – он показал Микеле список, – но мы справимся и с нынешними силами…

Кроме двоих немцев под предводительством Герберта и двоих итальянцев во главе с Микеле, к ним присоединялся и посланник из Ирландии:

– Не зря его назвали Боровом, – Микеле взглянул на здорового юношу, – должен был приехать его напарник, но тот занимается акцией в Лондоне…

Альбер остался в Риме, для подготовки большого осеннего, как его назвал Микеле, выступления. Адольф Ритберг координировал, как говорили они, левое движение в Европе. Мероприятие в Риме решили устроить в сезон еврейских праздников:

– Сначала Альберу надо поработать с израильтянином из посольства, – усмехнулся Микеле, – время выбрано очень удачно…