Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга вторая. Том четвертый

Судя по виду комнаток, со времени гибели профессора Судакова сюда никто не заглядывал.

Выключив фонарик, Марта присела на подоконник:

– Эстер тоже здесь устраивалась, – поняла она, – ставила рядом пепельницу, стакан с кофе, и курила…

Марта услышала суховатый смешок подруги. Длинные пальцы обхватывали загорелое колено. В коротко стриженых светлых волосах играло полуденное солнце:

– Меир отличается скромностью, – весело говорила Эстер, – и Эмиль такой же. Несмотря на войну, они предпочитают раздельные душевые. После партизанского отряда я на такое не обращаю внимания.

Издалека доносился стук футбольного мяча, в песочнице копошились дети.

– Сорок девятый год, – вспомнила Марта, – Адель вернулась из арабского плена. Дочке Анны был всего год от роду, а сейчас Джеки уехала в Рим… – Иосиф поставил их в известность о намерениях Моссада:

– Если Гладиатора, – Марта заставляла себя не называть сына по имени, – переведут в Европу, мы сообщим ему о Жаклин-Мари, но поддерживать с ним связь затруднительно… – сын открыл абонентский ящик на почтамте в Дамаске, но в столице Сирии появлялся редко.

От Августина весточки приходили чаще, благодаря его встречам с епископом Кардозо:

– Чаще, но все равно редко, – добавила Марта в разговоре, – и пока в Адлерхофе ничего подозрительного не происходит. Макс появляется во владениях Барбье наездами…

Августин понятия не имел, где большую часть времени обретается господин Ритберг фон Теттау:

– Скорее всего, в Швейцарии, – Марта соскочила с подоконника, – но мы не можем стучаться в двери каждой тамошней виллы… – она надеялась, что Фрида согласится уехать из Израиля с Адольфом:

– Максимилиан подпустит ее к себе, – сказала Марта за ночным кофе в кибуце Сде-Бокер, – таким образом, мы узнаем, где его логово… – герцог молча курил:

– Или не узнаем, – сказал Джон, – не забывай, он все-таки ее отец, – Марта покачала головой:

– Девочка никогда на такое не пойдет, она ненавидит нацистов… – Джон хмуро отозвался:

– Циона должна была убить Максимилиана, но вышло, что, – его светлость махнул рукой. Марта решительно отрезала:

– Фрида старше Ционы, у Фриды есть семья, то есть мы. Фрида никогда не окажется на другой стороне баррикад.

– Но девочке будет очень трудно, – Марта рылась в ящике рабочего стола Авраама, – впрочем, о чем я? Фрида не девочка, ей двадцать два. В ее года у меня похитили Теодора-Генриха, я успела сбежать из СССР, пешком пройти по Гималаям и приехать с Максимом в Аргентину в поисках моего мальчика… – старший сын продолжал жить в Берлине, что Марте совершенно не нравилось:

– Он взрослый мужчина, ему двадцать пять, – она вытащила на свет какой-то блокнот, – он понимает, что со Штази на хвосте ему надо соблюдать осторожность… – она надеялась, что маленькая Марта проследит за судьбой Феденьки:

– Если Журавлевы не решат затаиться, – вздохнула женщина, – Комитет не сообщит Марте их новый адрес. СССР большой, в нем можно пропасть бесследно… – она обнаружила в блокноте следы вырванных листов:

– Авраам составлял черновик заявления в раввинский суд, – хмыкнула Марта, – но потом решил избавиться от текста. Он выполнил решение, только сначала страницы перещелкал Элвис Пресли. Понять бы еще, кто он такой…

Из кармана на задней обложке блокнота выпал свернутый листок бумаги. Марта подхватила записку:

– Почерк Авраама, – она разгладила листок, – но кому он писал… – дочитав послание, Марта привалилась к беленой стене:

– Анна в кибуце. Иосиф говорил, что ее привезли из Ихилова домой. Я хотела ее навестить в Тель-Авиве, но теперь навещу здесь…

Марта решила показать женщине эскиз лица неизвестного визитера:

– Анна могла столкнуться с ним в кибуце… – устало закрыв глаза, Марта ждала рассвета.

Из Тель-Авива Анну привезли на санитарной машине, однако она отказалась от койки в госпитале Кирьят Анавим:

– Мне надо только лежать, – сказала женщина врачам, – Яаков ушел в армию, мы с мадам Симоной теперь одни. Я останусь в комнате, незачем занимать место в больнице…

По глазам докторов и сестер Анна видела, что им хочется обсудить сплетни из «Йедиот Ахронот». Никак иначе Анна статью назвать не могла. Читая ей газету вслух, мадам Симона добавила:

– Видишь, как хорошо получилось. Если даже раввинат и вычеркнет ее, – свекровь покривилась, – из списков мамзеров, она останется отродьем палача еврейского народа… – глаза пожилой женщины похолодели, – в семье нам такие не нужны, а кибуц тоже наша семья…

Анна слабо отозвалась:

– Девочка ни в чем не виновата, мадам Симона. Для нее нет другого дома, кроме кибуца, а дети не отвечают за грехи родителей… – свекровь поджала губы:

– Отцы ели зеленый виноград, а во рту детей осталась оскомина… – мадам Симона поднялась, – посмотрим, как проголосует совет кибуца… – свекровь, в отличие от Анны, в совет не входила:

– Однако она еще из Тель-Авива звонила приятельницам, – вздохнула Анна, – пусть на костылях, но я приду на заседание и постараюсь отстоять право девочки жить в Кирьят Анавим…

Из госпитальной палаты в Ихилове Анна слышала разговоры свекрови по телефону-автомату, висящему на стене. Мадам Симона не стеснялась в выражениях:

– Даже Иосиф не защитит Фриду, – поняла Анна, – он не член кибуца, а Авраама больше нет…

Анна не думала о загипсованной ноге и жесткой повязке у себя на ребрах:

– Внутри мне больнее, чем снаружи, – она смотрела в беленую стену, – внутри у меня ничего не осталось после смерти Авраама после того, как наша девочка… – она до крови прикусывала губу:

– Больше никогда ничего не будет. Надо доживать жизнь, а мне не исполнилось и сорока лет, – после единственного визита в госпиталь муж ее больше не навещал, – мальчики женятся и уйдут из дома, – Анна прислушалась к шагам в коридоре жилого крыла, – пусть с Джеки ничего не случится, пусть она вернется к мне, пожалуйста…

Она проводила дни в молчании, не читая книг, не занимаясь присланными с работы документами. Анна вспоминала давнюю поездку в Марокко, шум океана за ставнями маленькой спальни:

– Я ничего не забыла, – по ее лицу катились слезы, – я никогда не забуду Авраама, сколь я жива… – Анна стискивала пальцы, – у меня ничего нет, кроме воспоминаний… – в дверь постучали.

Анна крикнула:

– Открыто, мадам Симона… – свекровь даже в кибуце вела себя церемонно:

– У нас и не закрывают дверей, – Анна вытерла мокрое лицо, – то есть днем не закрывают… – свекровь носила ей порции из столовой в подхваченной на складе плетеной корзине для пикников.

Вещь помнила времена британского мандата, но мадам Симона не позволила бы себе появиться во дворе кибуца со стальными лотками.