Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга вторая. Том четвертый

Бармен оценил золотые кольца и швейцарские часы на изящных руках:

– Ей за сорок, – понял парень, – однако она еще ничего. Денег у нее, кажется, куры не клюют… – за кофе дама рассчиталась лирами, однако в ее портмоне парень заметил тугую пачку стодолларовых купюр:

– В гостинице я ее не видел, – хмыкнул бармен, – однако не все к нам заходят. Она вроде недавно приехала…

Из сумки женщины торчала карта Тель-Авива на английском языке. Объяснялась она тоже по-английски, с американским акцентом:

– Сейчас в страну повалит больше туристов, – довольно подумал бармен, – война закончилась, а лето только начинается…

Два дня назад Израиль подписал соглашение о прекращении огня с Египтом и Сирией. На большой карте страны, в кабинете управляющего гостиницей, появилась размашистая надпись: «Голаны – наши! Вперед, на Дамаск!» Западный берег реки Иордан и сектор Газа заштриховали красными линиями.

Бармен считал, что ему повезло. Его призвали в первый день войны из резерва, однако он провел всю неделю на посту авиамеханика на базе в Негеве. Его сменщик, воевавший в танковой бригаде, пока оставался в госпитале:

– Его ранило именно на Голанах, – вздохнул парень, – но спокойствие на северной границе важнее. Теперь сирийцы хорошо подумают, прежде чем нас атаковать…

В панорамные окна бара било заходящее солнце. Лучи заката играли в волосах дамы, пахло от нее сладкими цветами и немного солью:

– Купалась, наверное, – понял бармен, – она должна еще хорошо выглядеть в бикини… – он решил, что дама заплатит больше, чем компания, засевшая за столиком в углу. Судя по виду, посетители намеревались ограничиться пивом «Маккаби», даже без орешков:

– Шли бы в киоск на пляж, – разозлился бармен, – или взяли бы выпивку в магазине… – он невольно прислушался. Компания что-то отмечала:

– За Шломо, – провозгласил молодой парень, – золотое перо Израиля… – кто-то фыркнул:

– Пришлось допечатывать два тиража пятничного выпуска… – плотного, поседевшего мужчину потрепали по плечу, – Шломо выписали премию и теперь его выпустят за границу, – парни загоготали, – потому что он расплатится с долгами, – Шломо усмехнулся:

– Главное, не наделать новых, приятели, но в пятьдесят лет я с такими делами завязал.

От столика раздался свист:

– Совсем, что ли… – Шломо отозвался:

– Нет, конечно. Но теперь я не женюсь на первой попавшейся под руку, – он подмигнул собеседникам, – грудастой бабе, думая, что встретил любовь всей жизни, – развалившись на крутящемся стуле, он провозгласил, – любовь придумали, чтобы не платить деньги.

Молодой парень встрял:

– Которых у тебя нет, судя по сегодняшнему загулу, – Шломо похлопал себя по карману потрепанных брюк:

– Вернувшись из Нью-Йорка, господин Варди оказался более чем щедр, – он рыгнул, – мою статью перепечатали в New York… – кто-то весело крикнул:

– Не Times, а Post, Шломо! На Пулитцера тебе рассчитывать не стоит, за желтую писанину премий не дают… – журналист отозвался:

– Пусть от материала разит, как от общественной уборной, главное, чтобы он делал деньги… – промахнувшись мимо пепельницы, он добавил:

– Варди ничего не сказал насчет профессора Судакова, пусть они и подписывали декларацию независимости, – Шломо потер толстые пальцы, – декларация не принесла ни одной агоры, а моя статья… – юноша пьяно захихикал:

– Твоя статья – дойная корова, то есть коровы, чтобы рифмовалось… – Шломо распорядился:

– Эйтану больше не наливать, иначе он сейчас залезет на стол и будет декламировать стихи. Хорошо бы чужие, но ведь он надеется уйти из газеты и стать поэтом… – Эйтан заметил:

– Ты тоже говорил, что хочешь написать книжку об этой истории… – Шломо пообещал:

– И напишу. Запретная любовь, – он покрутил рукой, – на обложку поставим нациста в форме и голую Циону. Надо только отыскать подходящего издателя… – Эйтан прикончил свое пиво:

– В Израиле такого не напечатают… – Шломо отмахнулся:

– Когда шел процесс над Эйхманом, в любой лавке лежали книжонки о лагерных борделях. Повестушки расходились, как горячие пирожки, человеческая натура всегда одинакова. Говоря о человеческой натуре… – он поднялся, покачиваясь, – я сейчас…

Забрав у дамы пустую чашку кофе, бармен развел руками:

– «Мимозу» сделать не получится, мадам, – посетительница заказала коктейль, – у нас кошерная гостиница, – женщина сморщила нос, – кошерного шампанского, к сожалению, сейчас нет… – бармен говорил на английском с сильным акцентом, – я могу предложить маргариту или дайкири… – журналист бесцеремонно навалился на стойку:

– Шампанское выпили в честь нашей победы, мадам, – он перешел на английский язык, – я слышу, что вы американка… – зеленые глаза распахнулись. Дама похлопала щедро накрашенными ресницами:

– Я из Оклахомы, – кивнула она, – а вы, кажется, англичанин… – журналист усмехнулся:

– Теперь израильтянин. Зовите меня Солли, рад знакомству… – он велел парню:

– У тебя должен был заваляться товар с печатью раввинов, от Drappier. Не будь жмотом, приятель, пусть гостья Израиля отпразднует наш триумф.

На стойке появилась бутылка темного стекла, Шломо полез в карман. Дама ахнула:

– Что вы, я сама, – она вручила бармену деньги, – две «Мимозы» и все, что захочет компания мистера Солли, – журналист подал ей руку:

– К которой вы сейчас присоединитесь, миссис, – дама вытащила из портмоне визитку:

– Миссис Вайнштейн. Зовите меня Лорен, мистер Солли, – журналист уверил ее: «Буду».

Проследить за Ш. Захавом не составило труда. Сначала майор Кардозо собирался привезти журналиста в полицию, однако Марта покачала головой:

– На допросе он тебе ничего не скажет и правильно сделает. Он не обязан раскрывать источники информации, а судебный ордер, – Марта помахала газетой, – из-за такого могут и не выписать… – Иосиф буркнул:

– Выпишут. В конце концов, речь идет о беглом нацисте.

Герцог прервал его:

– Речь идет о сплетнях, не подтвержденных документами. Я уверен, что Ш. Захав надежно спрятал свои архивы, если можно так выразиться. Ты будешь ждать судебного ордера, а он избавится от всего подозрительного… – Марта подытожила:

– Лучше отправляйся в Тель-Авив и найди нам городское такси, но вообще мне не нравится, что юный Франц, то есть Адольф, исчез из кибуца Хульда… – Джон и Волк отыскали копию нужной им долгосрочной учебной визы. Франц Ланге действительно оказался уроженцем Цюриха:

– Максимилиан пользовался этой фамилией двадцать лет назад, в Патагонии, – мрачно сказала Марта, – имя, он, должно быть, выбрал, вспомнив бедного Франца… – Волк кивнул:

– Мы с Джоном тоже его вспомнили. Парень похож на породу фон Рабе… – Марта повертела регистрационную карточку: