Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга вторая. Том четвертый

Анна вела на радио обучающую программу для новых репатриантов:

– Вы тоже из Европы, – женщина прислушалась, – но не из Германии… – она говорила с громыхающим акцентом йеке, – и не из Франции… – Анна отозвалась:

– Из Брюсселя… – госпожа Фридлендер кивнула:

– Красивый город. В тридцатом году я ездила в Бельгию и Францию в свадебное путешествие… – Анна указала на черную рамку вокруг снимка покойного адвоката: «С мужем?».

Женщина повела сухой, еще красивой рукой:

– С ним мое свадебное путешествие было в Палестину, – на тонких губах мелькнула улыбка, – нет, с моим первым мужем… – адвоката Анне порекомендовал Авраам:

– Его отец защищал меня, когда я загремел в британскую тюрьму, – объяснил профессор Судаков, – если бы не господин Фридлендер, одна из моих монографий не увидела бы света… – он полистал записную книжку:

– Он скончался несколько лет назад, но практику наследовал его старший сын, Гидеон Бен-Дрор… – госпожа Фридлендер заметила:

– Мы поменяли фамилию, но профессионально Фридрих всегда оставался Фридлендером… – Анна увидела семейный альбом:

– Все наши дети родились здесь, – госпожа Фридлендер показала фотографии свадьбы средней дочери, снимки младшего сына, офицера, – из Берлина я уезжала в деликатном положении, как тогда говорили…

Анна подумала о беленых стенах кабинета в больнице Ихилов. Ее товарка опустила жалюзи:

– Начало июня, а такая жара, – она загремела инструментами, – моя коллега оставила зеркало на солнце и едва не обожгла бедную пациентку… – закончив осмотр, врач сняла перчатки:

– Три месяца, – уверенно сказала подруга, – не бледней, у тебя третий ребенок… – Анна вздохнула: «Четвертый». Подруга быстро пожала ей руку:

– Извини. Но твоя девочка заразилась краснухой в утробе матери, а сейчас ничего такого не произойдет… – она задумалась:

– В ноябре родишь. Хорошее время, зимой не так душно… – Анна одевалась за ширмой:

– Мне тридцать восемь лет, – она выглянула наружу, – я… – подруга мыла руки:

– Ты здоровая женщина, – отозвалась она, – Михаэль обрадуется новостям. Вам будет кого пестовать, учитывая, что ваши птенцы разлетелись… – в Тель-Авиве Анна встречалась с дочерью:

– Мы увидимся за городом, – поправила она себя, – Яакова отпустят из армии по такому случаю, но Эмиль выбраться не смог. Хотя у него увольнительная в следующий понедельник, а потом они с Фридой ставят хупу… – словно услышав ее, врач рассмеялась:

– Будешь, как ребецин из Меа Шеарим. Твой сын, пусть и приемный, женится, а ты ожидаешь нового ребенка… – Анна нежно подумала:

– Родится девочка, мы назовем ее Ирит. Авраам каждое утро приносил мне ирисы…

В конце зимы они встретились на севере. Авраам консультировал на тамошних раскопках, Анна ездила с проверкой по ульпанам в кибуцах. Они провели несколько дней в тихом циммере, как, с легкой руки репатриантов из Германии, называли в Израиле пансионы. Домик стоял на окраине малолюдного кибуца, на берегу озера Кинерет. Окрестные холмы покрывал ковер анемонов, по ночам за ставнями шуршали последние дожди сезона:

– Ирит, – повторила Анна, – малышка появится на свет, когда в стране все зазеленеет… – она не хотела слышать имя мужа:

– Пока придется ломать комедию, – мрачно поняла Анна, – Джеки надо знать, что у нее за спиной надежный тыл… – им не сообщили, куда отправляется дочь.

Мадам Симона качала головой:

– У нее была спокойная должность, зачем она все затеяла…

Свекровь зорко посмотрела на Анну:

– Почему нам запретили говорить с ней на иврите… – дочь звонила в кибуц раз в неделю.

Год назад неизвестный мужской голос с парижским прононсом, представившись месье Полем, попросил семью Леви объясняться с Джеки только по-французски или на итальянском языке:

– Вашего мужа мы предупредили, – добавил он, – таковы требования безопасности страны…

Анна отозвалась:

– Скорее всего, она едет в Европу, мадам Симона, от… – женщина понизила голос, – от Моссада… – свекровь неожиданно спокойно сказала:

– Хорошо, девочка правильно поступила…

Мадам Симона и Яаков приезжали в город на автобусе:

– Михаэля и меня привезет к Джеки машина Моссада, – вздохнула Анна, – Джеки спокойно начнет задание, Эмиль женится и тогда я соберу вещи… – госпожа Фридлендер подвинула ей блюдо с пышками:

– Ешьте, не стесняйтесь. Говорят, что с девочкой тянет на сладкое… – Анна покраснела, – когда я ждала Наоми, Фридрих смеялся, что работает только на шоколад. С Гидеоном, – она кивнула на пока закрытую дверь кабинета, – я бегала к нашему поляку, – на первом этаже дома располагался небольшой маколет, как называли на иврите лавки, – ела соленые огурцы прямо из бочки… – госпожа Фридлендер налила им еще кофе:

– Фридрих увел меня у первого мужа, – усмехнулась она, – громкий был скандал. В тридцать третьем году Берлин только нас и обсуждал, забыв о пожаре Рейхстага…

Первый муж госпожи Фридлендер служил прокурором в армии:

– Он из богатой семьи, – заметила женщина, – старое прусское дворянство. У них имелся титул, я сама родилась баронессой… – Анна вопросительно посмотрела на нее. Госпожа Фридлендер невозмутимо сказала:

– Тогда я еще была немкой. Еврейкой я стала в Палестине… – она кивнула на снимок покойного Фридлендера:

– Фридриху шел пятый десяток, он потерял жену, а я только несколько лет, как обвенчалась… – двадцать лет разницы в возрасте Фридлендера не смутили:

– Его ничего не смущало, – подтвердила пожилая женщина, – когда мой тогда еще муж, – она поморщилась, – явился в Палестину с ордером от берлинского суда, предписывающим забрать у меня Гидеона, Фридрих спустил его с лестницы… – первый муж госпожи Фридлендер не давал ей развода:

– По прусским законам Гидеон считался его сыном, – вздохнула госпожа Фридлендер, – римское право в этом аспекте следует еврейскому законодательству… – тяжба продолжалась еще год:

– К тому времени я стала еврейкой и ждала второго ребенка, – заметила пожилая женщина, – а крючкотвор все не успокаивался. Нам помог адвокат Бромли, в Лондоне. Тогда здесь еще действовал британский мандат. Потом Гитлер, да сотрется его имя из памяти людской, издал безумные нюрнбергские распоряжения, и муж мне прислал развод быстрее, чем на нем высохли чернила… – Анна, сама не зная зачем, спросила:

– Ваш первый муж жив… – голубые глаза госпожи Фридлендер подернулись холодком:

– Он продвинулся по служебной лестнице у наци, – пожилая женщина помолчала, – работал в имперском трибунале у Фрейслера… – она отставила пустую чашку:

– Он отсидел пару лет после войны и вернулся в боннское министерство юстиции, как и почти все его коллеги нацистских времен…