Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга вторая. Том четвертый

Михаэль покуривал в приспущенное окно. Муж едва обменялся с Анной парой слов. Она незаметно изучала холеное, загорелое лицо, благородную, как говорила мадам Симона, седину на висках. Михаэль носил отлично сшитый костюм и золотую булавку для галстука:

– Он всегда при параде, – поняла Анна, – он ссылается на требования работы, но даже в кибуце он выглядит, как голливудская звезда на отдыхе… – она видела взгляды, бросаемые женщинами в сторону мужа.

Выслушав ее, адвокат Бен-Дрор вздохнул:

– Доктор Леви… – она подалась вперед:

– Анна, пожалуйста, господин адвокат…

Предложив ей сигареты, он попросил разрешения закурить. В углу кабинета стоял автомат. Перехватив ее взгляд, адвокат заметил:

– Резервистов перевели на режим повышенной боевой готовности. Я служил в бригаде парашютистов, воевал на Синае… – адвокат помолчал:

– Надеюсь, что нынешняя… – он поискал слово, – обстановка не затянется. Я скоро женюсь, как и ваш приемный сын, – Анна рассказала ему о будущей хупе Эмиля, – но только после осенних праздников, – он щелкнул зажигалкой перед ее сигаретой, – моя невеста сейчас стажируется в Америке, в конторе адвоката Кэтрин Бромли… – Анна кивнула: «Я о ней слышала». Адвокат улыбнулся:

– Ализа тоже специалист по трудовым спорам. Мы с ней встретились в коридоре суда, на работе, можно сказать. Не называйте меня господином, – добавил он, – просто Гидеон. Возвращаясь к предмету нашего разговора, Анна, – он покрутил пальцами, – даже раввинский суд не может заставить вашего мужа согласиться на развод. Бейт-дин может посадить его в тюрьму или бить палками, как советовали мудрецы, – он коротко усмехнулся, – однако я знаю женщин, десятилетиями ожидающих подписи мужа под разводным письмом. Если, например, муж сходит с ума и становится неизлечимым инвалидом, женщина оказывается прикованной к нему на веки вечные… – Анна нахмурилась:

– Но если такое происходит с женой, муж может собрать подписи ста раввинов и вступить в новый брак… – адвокат кивнул:

– Верно. Но для жены такой путь законом не предусмотрен. Анна, – он зорко посмотрел на нее, – если вы хотите, чтобы я вел ваше дело о разводе, советую не утаивать всех обстоятельств происходящего… – при муже Анна избегала касаться своего живота:

– Наша девочка не будет незаконнорожденной, – твердо сказала себе она, – Гидеон прав, у Михаэля нет возможности от нее отказаться. Он не докажет, что у нас не было никаких отношений, это мое слово против его слова… – адвокат потер подбородок:

– Для развода по причине прелюбодеяния жены, – спокойно сказал он, – раввинскому суду требуются четкие и неопровержимые показания двух соблюдающих мужчин, чего в вашем случае ожидать не стоит… – он чиркнул галочку на листе, – это хорошие новости. Плохие состоят в том, Анна, что у вас пока нет ни одной причины подать на развод, – он помолчал, – на который ваш муж все равно может не согласиться. Он не пьет, не поднимает на вас руку, приносит деньги в дом… – Анна покраснела:

– У нас почти десять лет не было близких отношений… – Гидеон согласился:

– Хорошая причина, веская. Отказ в исполнении супружеских обязанностей. Но, как я заметил ранее, это ваше слово против его слова, Анна. Тем более, – он повел рукой, – учитывая ваше нынешнее положение… – Анна ткнула сигаретой в пепельницу:

– Если у него есть подружка, раввины на такое наплюют, мужчинам разрешено иметь связи на стороне… – Гидеон хмыкнул:

– Да, но только в случае подружки… – Анна непонимающе взглянула на него. Адвокат поднял бровь:

– Но не в случае друга, Анна. Если мы предъявим суду доказательства его связи с мужчиной, – Анна фыркнула, – раввины переместятся на вашу сторону, они такое ненавидят. Это прямое нарушение заповедей Торы… – Гидеон недовольно добавил:

– Как и прелюбодеяние, но в случае последнего мужчины получили карт-бланш… – Анна помотала головой:

– Такого не может быть, Гидеон. Михаэль не из подобных мужчин… – адвокат отозвался:

– Вы удивитесь, Анна, но зачастую именно так и случается. Я против, – он поморщился, – криминализации личной жизни человека, но пристрастия вашего мужа окажутся нам только на руку… – от Михаэля пахло дорогим одеколоном:

– Придется пойти на шантаж, – вспомнила Анна, – либо он дает мне разводное письмо, либо я предъявляю раввинату необходимые доказательства и нас все равно разводят. Если он не согласится с решением, то раввинат наложит запрет на его выезд за границу… – Гидеон помахал линейкой:

– Подпишет, как миленький. Он не захочет скандала, Анна, на кону стоит его карьера… – Анна все равно не верила в слова адвоката. Михаэль выглядел моделью с обложки журнала:

– Если мы ошибаемся, – она заставляла себя смотреть вперед, – то я могу навсегда остаться прикованной к нему. Господи, пусть он не упрямится и даст мне развод… – Михаэль Леви тоже думал о разводе:

– Если я получу европейский пост, – он слышал соответствующие намеки начальства, – придется тащить за собой Анну. За границу не пускают без жен, это считается нарушением правил безопасности. Главное, чтобы она не подала на развод сама, тогда я буду обязан сообщить обо всем начальству. Но у нее нет ни одной причины, с которой можно пойти в суд…

В Тель-Авиве Михаэль вел себя осторожно, не посещая бары известного толка. Ему хватало поездок в Рамаллу:

– Но это не ради денег, деньги у меня есть, – он откинулся на сиденье, – как не ради денег я принес в газету снимки блокнота профессора Судакова… – он выбрал «Йедиот Ахронот» потому, что профессор предпочитал печататься в сопернике газеты, «Маариве», где сидел левый журналист Томми Лапид, приятель профессора Судакова:

– Он выбросил бы материал в корзину, – Михаэль скрыл улыбку, – а в «Йедиот Ахронот» его напечатают. Розенблюм подписывал с Авраамом Декларацию Независимости, но Розенблюма нет в стране… – Михаэль не ожидал, что завтра Израиль узнает об истинном отце Фриды Судаковой:

– Нет, все случится после войны, – машина замедлила ход, – в министерстве только о ней и говорят. Но сражения займут не больше недели. Потом газете понадобится сенсация… – он скрыл улыбку, – в общем, на хупу Эмиля нам рассчитывать не стоит… – он не сомневался, что приемный сын бросит Фриду:

– Его мать выжила в Аушвице. Эмиль побрезгует коснуться дочери нацистского преступника… – серое железо ворот распахнулось. Водитель обернулся: «Приехали».

На десерт подали крем-карамель. Мадам Симона одобрительно сказала:

– Словно в хорошем ресторане, милая, – она подмигнула внучке, – до войны мы обедали в Aux Charpentiers, на Левом Берегу. Тебя здесь все время так кормят?

Обед сервировали на фарфоре, с накрахмаленными полотняными салфетками и столовым серебром. Джеки могла объяснить, что она сама приготовила и вишисуаз, и петуха в вине и пресловутый крем-карамель. Заметив предостерегающий взгляд месье Поля, девушка прикусила язык.