Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Часть вторая. Том третий

– Как вы знаете, ВОЗ не всесильна. Мы можем запретить хранение штаммов, но, говоря откровенно, мы не в состоянии контролировать военные лаборатории… – на этот раз шум в аудитории был недовольным:

– ООН должна потребовать остановки всех разработок биологического оружия… – предложили с задних скамей. Гольдберг подозревал, что именно этим занимается вошь, как он звал профессора Кардозо:

– Русские дали ему полигон для удовлетворения его амбиций, – гневно подумал Гольдберг, – у него, наверняка, есть и подопытные кролики вроде Джона. Советский Союз снабжает его заключенными, умственно отсталыми или сиротами. У вши никогда не было никаких принципов, пусть он и гениальный врач… – в его руку сунули записку.

Гольдберг рассеянно извинился:

– Одну минуту… – он не понимал, как Мишель оказалась в отеле Дю Фландр:

– Питер должен был забрать ее на прогулку… – о Питере Маргарита ничего не писала, – и как в гостиницу попала Маргарита? Мишель плохо себя чувствует… – Эмиль подумал, что дочка могла чем-то отравиться в парке. Гольдберг невольно похлопал себя по карманам пиджака:

– Словно в военные времена, тянусь за пистолетом. У меня почти двадцать нет не водилось никакого пистолета, со времен израильской войны за независимость… – он громко сказал:

– Прошу прощения, срочный вызов. Продолжим дискуссию вечером, коллеги…

Сбежав по широкой лестнице факультета, Гольдберг нырнул в крутящиеся двери соседнего отеля Дю Фландр.

Номер был на шестом этаже, куда, к неудовольствию Гольдберга, вела по-парижски узкая и крутая лестница. Он только что почти час простоял на трибуне. Обычно Эмиль избегал пользоваться тростью, тем более на людях, но раненое колено иногда давало о себе знать:

– Я не помню, сколько у меня ранений, – понял он, – в моей больничной карточке ничего не написано… – карточку Гольдберг завел по настоянию заместителя, доктора ван Леера:

– Что я туда внесу, коллега, – сварливо спросил он фламандца, – рос, вес и показатели давления крови… – ван Леер отозвался:

– Хотя бы это для начала. Вы сами знаете, что таковы требования компании для начисления пенсии… – кроме ноющего колена, Гольдберга ничего не беспокоило:

– Я даже гриппом не болею, когда начинается эпидемия, – мимолетно подумал он, – американцы на войне прививали солдат от гриппа, но, откровенно говоря, люди еще настороженно относятся к вакцинам. Они привыкли к прививкам от туберкулеза и оспы, но шахтеры не считают грипп чем-то серьезным… – в разговоре о медицинской карточке Гольдберг заметил, что ему еще нет шестидесяти лет:

– Я не собираюсь уходить на пенсию, коллега, – весело сказал он, – вы меня на пятнадцать лет младше. Вы займете мое место, а я буду скрипеть вам в ухо, то есть консультировать… – ван Леер, со фламандской обстоятельностью, прогнал Гольдберга через полный осмотр:

– Иначе выходит сапожник без сапог, – заметил врач, – узнаем, наконец, что творится у вас внутри, – если бы не нога, Гольдберга, по выражению коллеги, можно было отправлять в космос:

– Сердце у меня работает отлично, – он нисколько не запыхался, – Теодор теперь тоже не жалуется на стенокардию, диета и спорт ему помогли… – месье Драматург бросил курить, но здесь Гольдберг был непреклонен:

– Докурю свое, – заметил он ван Лееру, – с девчонками дома я позволяю себе сигарету только в кабинете или в саду… – ван Леер хотел занести в карточку его ранения, но Гольдберг сварливо сказал:

– Первое случилось в сороковом году, когда покойный месье барон вывозил меня из городка, а последнее в Израиле. Сколько раз меня ранили в оставшиеся годы, я понятия не имею…

Они так ничего и не выяснили, а шрамы считать было бесполезно:

– Первый давно пропал, – понял Гольдберг, – ранению четверть века… – добравшись до шестого этажа, Эмиль едва не оступился:

– Какого черта здесь делает пистолет… – он узнал бельгийскую модель, – это оружие Виллема… – племянник развел руками:

– Я его ношу по старой памяти, дядя Эмиль. В Леопольдвиле спокойно, в Париже тем более, но привычка есть привычка… – Гольдберг остановился:

– Тем более, какого черта здесь делает Виллем… – из-за поворота коридора раздался слабый стон.

Это оказался не Виллем. Проклиная ноющую ногу, Эмиль опустился на колени. Она лежала ничком, уткнувшись лицом в вытертый гостиничный ковер с геральдическими лилиями. На стене Эмиль заметил выбоины от пуль. На нежном виске Ханы, среди ежика черных волос, набухал кровоподтек. Эмиль не забыл, как выглядят удары рукояткой пистолета.

– Но это был не вальтер, – он сунул оружие в карман пиджака, – от него таких травм ждать не стоит. Ее ударили чем-то более тяжелым, в нее стреляли… – он аккуратно перевернул Хану. Длинные ресницы дрогнули, девушка попыталась приподняться:

– Не двигайся, – велел Гольдберг, – у тебя может быть сотрясение мозга. Где Маргарита, где Мишель, что случилось… – она разомкнула сухие губы:

– Не видела… никого… я здесь ночевала, дядя Эмиль… – горло Ханы задергалось, – я услышала шум в коридоре и заметила его в глазок. Я взяла пистолет… – девушка подалась вперед, Гольдберг уложил ее на пол, – пистолет Виллема. Он нес большой чемодан… – Хана закашлялась, – кажется, тяжелый. Он вышел из номера… – дверь комнаты была закрыта, – я не пустила его к лифту, он ударил меня, потом начал стрелять и больше я ничего не помню… – кровоподтек был совсем свежим:

– Паук… – выдавила из себя Хана, – это был Паук, я не знаю, куда он делся… – Эмиль вспомнил, что именно Хана одной из первых видела Паука в Гамбурге:

– Его узнал Леон в Мюнхене, он болтался в Далласе, когда убили Кеннеди. Что он делает в Париже, зачем он сюда приехал…

В конце коридора виднелась дверь с облупившейся надписью: «Escalier de secours».

Эмиль оглянулся на номер:

– Мишель может быть в комнате. Но если Кепка что-то узнал, если он прислал сюда Паука за моей девочкой? Паук нес чемодан… – кончики пальцев похолодели, – но как в гостинице оказалась Маргарита и почему Мишель было плохо…

Он не думал, что ему делать дальше. Семь пролетов пожарной лестницы Гольдберг проскочил меньше, чем за минуту. Очки косо сидели на носу, он вытащил на свет вальтер:

– Я его не отпущу, – он обнаружил, что оружие, разумеется, не заряжено, – черт с ним, Паук об этом не знает… – Эмиль вылетел в темный, пахнущий сыростью подземный гараж:

– Он мог уехать на такси, но вряд ли. Мы всегда предпочитали проводить операции с собственным транспортом… – Эмиль услышал скрип шин. По стенам гаража метнулся белый свет фар. Прихрамывая, он побежал к выезду, перегороженному хлипким барьером.

Он успел увидеть лицо водителя:

– Паук. Марта мне показывала его фотографии, сделанные ФБР. Он не увезет отсюда Мишель, я не позволю…