Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том четвертый

– Он работал на армию, по контракту, а больше он мне ничего не сказал… – Меир дымил сигаретой, – если Юлиус трудился на правительство, Мэтью и его жена могли затеять интрижку. В конверте могла лежать любовная записка… – Меир помотал головой:

– Нет, не верю. Мэтью не рискнул бы связью с замужней женщиной, будь она хоть сама мисс Ингрид Бергман. То есть миссис. Мэтью человек расчетливый и осторожный, всегда таким был… – Меир выкинул окурок в урну:

– Я могу позвонить Дикому Биллу… – он прочел в газетах, что Донован вернулся к управлению юридической фирмой, – из телефона-автомата. Никто меня не отследит. С Даллесом, с Вашингтоном, меня вряд ли соединят, да такое и опасно. Анонимный звонок, ничего страшного. Но что я скажу? Пустите слежку за бруклинским инженером и секретаршей транспортной конторы… – выбросив бумажную салфетку, Меир пошел ко входу в почтамт.

Абонентские ящики помещались в боковом закутке, куда вход был открыт круглые сутки. Поставив на пол саквояж, со старым пальто и шляпой мистера Фельдблюма, с его потертым костюмом, Меир достал ключ. Пошарив внутри ящика, он вытащил конверт, пересланный из Швейцарии, со эмблемой Coutts and Co, его банкиров:

– Трачу я мало, вернее, совсем ничего не трачу… – хмыкнул Меир, – денег, с которыми я в Индию приехал, мне до сих пор хватает. И у меня теперь есть зарплата… – приподнявшись на цыпочки, для очистки совести, он заглянул в ящик.

Маленький, легкомысленный конвертик, с аргентинскими марками, с печатью почты Буэнос-Айреса завалился в угол. Она писала на тонкой, лиловатой бумаге, мелким почерком, на французском языке. На Меира повеяло ароматом жасмина:

– Дорогой друг, в Буэнос-Айресе начинается осень. На улицах жарят каштаны, в Театре Колон открылся оперный сезон, на мостовых лежат золотые листья… – он дошел до обратного адреса. Сеньора Марта Шольц просила отвечать ей на абонентский ящик, на почтамте Буэнос-Айреса. Свернув письмо, Меир, бережно, сунул его в записную книжку:

– Она помнит условный знак, она вызовет меня, в случае нужды… – полковник улыбнулся, – она тоже в эту игру играла, девочкой, когда здесь училась. Red Rover, Red Rover, sent Meir right over… – наклонившись за саквояжем, он поморщился:

– Red Rover, красный корсар… – Меир вспомнил голос сестры:

– Эстер о чем-то таком говорила. В тридцать втором году, когда я в Гарвард отправлялся. Она приехала на каникулы, из Балтимора… – пахнуло мятной жвачкой, сестра ловко выдула пузырь:

– Ее зовут Этель, как маму. Она тебе понравится, милая девочка, твоя ровесница. Она ходит в молодежную коммунистическую лигу… – оторвавшись от Талмуда, Аарон усмехнулся:

– Ты что там делала, за мальчиками охотилась… – Эстер вскинула светловолосую голову:

– Я выступала с докладом о женщинах, медиках, – отчеканила сестра, – не забывай, я почти закончила Университет Джона Хопкинса. В Балтиморе достаточно юношей, мне нет нужды ездить за ними в Бруклин. Этель Грингласс… – добавила сестра, – у меня есть телефон, позвони ей… – Меир не мог разогнуться:

– Я фыркнул, что не нуждаюсь в сватьях, и вообще, в Бостоне тоже хватает девушек. Молодежная Коммунистическая Лига… – он подхватил саквояж, негнущимися пальцами:

– Юлиус говорил, что девичья фамилия его жены, именно Грингласс. Она родилась в пятнадцатом году. Все это может ничего не значить… – отыскав в кармане два цента, Меир пошел к будке городского телефона.

Желтый, ободранный паром пыхтел, торопясь к пристани, на Нижнем Манхэттене.

С шестнадцатого этажа небоскреба, на Бликер-стрит, отлично была видна пустая палуба кораблика. Взгромоздив ноги на стол, Донован тянул хорошо сваренный, горький кофе, из серебряной чашки:

– Обеденное время, Аллен, клерки отправились на ланч… – он взглянул на часы, – учитывая неожиданно теплую погоду, и будущие выходные, я удивлен, что в нью-йоркском отделении Бюро, вообще кто-то остался в конторе. Но хорошо, что остался, иначе письмо пролежало бы в лотке для входящей корреспонденции до понедельника… – устроившись в кресле напротив огромного, дубового стола Дикого Билла, Даллес пристально изучал простой конверт, с отстуканным на машинке адресом.

Марка и штемпель на нем имелись местные. Корреспонденцию, вчера, отправили с бруклинского почтамта, на Кадман-плаза:

– Почта работает отменно, – одобрительно сказал Донован, – не прошло и суток, как ребята из Бюро получили весточку от патриота Америки… – отправитель подписался именно так.

За спиной Даллеса виднелся соседний небоскреб и чисто вымытые окна соседей Донована по Бликер-стрит, адвокатской конторы «Салливан и Кромвель». Даллес обернулся:

– В декабре сорок первого года именно с их офиса… – он махнул в сторону юристов, – все и начиналось, Билл… – откинувшись на спинку покойного, обитого темной кожей кресла, Донован обрезал сигару, изящной гильотинкой:

– Все начиналось в тридцать шестом году, в купе экспресса «Колумб», Аллен. Или еще раньше, в прошлом веке, когда младший сын героя Америки, генерала Горовица, трагически погиб, во время путешествия по Европе. Погиб, чтобы стать железным Горским. Или когда раввин Горовиц превратился в старейшину Элайджу Смита. Или вообще на Войне за Независимость, когда предок Ягненка искал и находил деньги, для нашей страны, а будущий вице-президент Вулф создавал американскую дипломатию… – Донован поскреб чисто выбритый подбородок.

Письмо пока видели ровно три человека. Вовремя оказавшись в нью-йоркском отделении Бюро, Даллес немедленно, по открытии конверта, забрал весточку себе. Письмо оказалось коротким, отстуканным на той же машинке, что и адрес. Едва прочитав послание, Даллес спустился в подвальное помещение лаборатории:

– Местным экспертам конверт я не отдал, – он тоже раскурил трубку, – я и сам могу справиться с исследованием. Никаких отпечатков пальцев на бумаге нет, ничем она не пахнет. Продается такая бумага, в любой лавке. Конверт стандартный, почтового ведомства, писал человек с дипломом, американец, ошибок он не допускает… – доброжелатель сообщал, что бывший полковник армии США, и кавалер Медали Почета, мистер Меир Горовиц может пользоваться аргентинским паспортом, выданным на имя сеньора Маркоса Герреры. О нынешнем местонахождении Ягненка автор письма не упоминал.

Единственной зацепкой оставался текст. Судя по экспертизе, письмо вышло из-под клавиш пишущей машинки IBM Executive. Новую, дорогую модель пустили в серийное производство только три года назад. Один из первых экземпляров подарили президенту Рузвельту. На IBM Executive печатали документы, сопровождавшие подписание капитуляции Германии, на ней же готовили устав ООН:

– IBM Executive пользуется военное ведомство. Такая машинка стоит в кабинете вдовы капеллана… – из данных, полученных после обыска квартиры, выходило, что доктор Дебора Горовиц тоже печатает на IBM. Донован хмыкнул: