Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том четвертый

– Хорошо, когда мгновенная. На фронте я видел людей, которым руки-ноги отрывало. Они еще мучились, жили, пусть и в забытье… – поежившись, Степан плеснул в котелок воды из фляги. Кузен поднял заросшую рыжим волосом голову:

– Чай я сделаю, лепешки испеку. Ты там осторожней… – Степан взял приставленное к стене ружье:

– Нет здесь никаких партизан, поверь мне. Я вообще не думаю, что мы их встретим. Придется добираться к побережью своим ходом… – кузен нашарил на нарах «Беломор». Почти беззубый рот растянулся в неожиданно веселой ухмылке:

– Прошлым годом мы исключительно на лимузинах разъезжали… – Степан отвел глаза от немногих остатков зубов, от искривленных пальцев, державших папиросу:

– Товарищ Котов его пытал, то есть Эйтингон. Он враг, его разоблачат и арестуют… – дверь сторожки скрипнула. На Степана повеяло свежим, морозным воздухом:

– Середина марта на дворе, а ночами еще минус десять. Зима холодной выдалась, но мы уже почти в Прибалтике. К апреле окажемся на побережье… – Степан сразу сказал, что им не стоит приближаться в военным аэродромам:

– На всю компанию, у нас только тулка, обрез и финский нож, – кисло заметил он, – когда я на Халхин-Голе угонял японский истребитель, я был в форме и при оружии. Нас арестуют еще на подходе к авиационной базе… – оставалось побережье, где они надеялись найти рыбаков, переправляющих, за золото, в Швецию.

Степан помочился в волглый снег, на задах избушки:

– В Литве мы ходили на пляж. Надо же, это Волк в кафе «Ягайло» дебош устроил. Он тогда помог мне, как и в гостинице «Москва». Петя той порой покойного рава Горовица арестовал. То есть не Петя, это была ошибка. Петя бы никогда так не сделал… – застегивая штаны, держа одной рукой тулку, он замер.

Сугробы, за спиной, едва слышно трещали:

– Кто-то идет, – понял Степан, – но это ни Волк с Федором Петровичем, гать в другой стороне. У меня тулка при себе, но я не выстрелю в безоружного человека… – ружье отлетело в сторону, неизвестный бросился ему на спину.

Царапая лицо о наст, вырываясь, Степан перекатился на спину. Он поднял руки, глядя на заросшее светлой бородой, побитое морозом лицо. Парень, несколько раз, изумленно, моргнул. Он разжал хватку, Степан отряхнулся:

– Здравствуй, Янек, – сказал он, по-шведски, – ты вроде на каникулы в другое место собирался.

Литовский отряд пользовался похожими котелками. У ребят нашлись и немецкие, трофейные термосы, и сухой концентрат, для супа, и даже толика молотого кофе. Костер разожгли на снегу, рядом со стенами избушки. Янек, или, как уважительно, по-литовски звали его бойцы, пан Йонас, махнул рукой:

– Вы правильно лагерь выбрали, в здешние места никто не заглядывает. Но мы задерживаться не собираемся. Скоро свернемся, пойдем на запад… – карта у литовцев оказалась такая, как у Волка, советского, послевоенного издания:

– Мы взяли много карт при налете… – пояснила неприветливая девушка, пани Аудра, – осенью мы с другими соединениями атаковали оккупационную комендатуру, в Швянченисе… – Федор, невольно, пробормотал:

– Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек… – пани Аудра, неожиданно весело, добавила: «Старого пива». Федор удивился: «Вы читали?». Светлые глаза девушки похолодели:

– Русские выгнали меня с пятого курса университета Витаутаса Великого, когда мой отец, из героя освобождения Литвы, превратился в бандита, приговоренного к расстрелу… – оторвавшись от карты, Волк поднял голову:

– Мне очень жаль, пани Аудра… – он вспомнил голос литовца:

– В Литве, дорогой Волк, ты всегда желанный гость… – Максим вздохнул:

– Очень жаль. Я знаю пана Юозаса по довоенным делам. Мы в сороковом году познакомились… – в год начала советской оккупации пани Аудра, закончив гимназию в Каунасе, поступила в университет:

– На историко-филологический факультет… – девушка разливала наваристый суп, в миски бойцов, – я, как и папа, с детства хорошо знала русский язык. Многие наши преподаватели русские университеты закончили, до вашей революции… – Аудра собиралась стать учительницей литовского языка:

– Немцы университет закрыли, правда, всего на год… – девушка пожала плечами, – мы занимались подпольно, на квартирах профессоров, и даже сдавали экзамены. Я еще партизанам помогала… – отряд пана Юозаса использовал под базу его родовой хутор:

– Там тоже глухие края… – Волк следил за движением карандаша, по карте, – отсюда пойдем на Швянченис, а дальше дорогая прямая… – кончик карандаша уперся в зеленое пространство:

– Здесь речка, Ширвинта. Хутор стоит неподалеку, он окружен болотами, к нему сложно незаметно подобраться… – пан Йонас вскинул голубые глаза:

– Я навещал лагерь вашего предка, на границе… – юноша улыбнулся, – на хуторе такая же местность. Небольшой холм, сосновый бор, но вокруг лежит равнина. Для обороны такое хорошо… – на хуторе устроили базу партизаны центральных районов Литвы. В особо оборудованном складе держали трофейное оружие, взрывчатку и ворованные, советские документы.

Волк, обжигаясь, тянул из кружки сытный суп:

– Эсэсовский паек, мясной концентрат. После войны два года миновало, а они, то есть мы, еще пользуемся немецкими запасами. Кофе, правда, они у МГБ воровали… – партизаны нападали на одиночные грузовики и военные, легковые машины:

– В некоторых местах они даже устраивают диверсии на железной дороге… – пан Йонас осекся, услышав сверху хмурый голос Степана:

– Родители хоть знают, что ты здесь, Янек… – юноша, слегка, покраснел:

– Ему двадцать пять лет исполнилось, – вспомнил Степан, – в сорок пятом году он переходил на последний курс университета. Он задержался с учебой, из-за эмиграции… – Степан старался не думать, что ребята, сидящие перед ним, убивают советских солдат и офицеров, расстреливают пленных, казнят литовцев, работающих, как они выражались, на оккупационные власти:

– Папин отряд не жалел коллаборационистов и при немцах, – заметила пани Аудра, – мы продолжаем его дело… – Степан кинул взгляд на кузена. Авраам, окруженный литовцами, чертил на снегу:

– Здешние ребята отсюда, с востока. Авраам показывает им тропы в Польшу… – вспомнил Степан, – на западной границе СССР тоже воюют партизаны. То есть в газетах такие отряды называют бандитскими… – Степан напомнил себе, что и он сам несколько лет просидел в лесах:

– Я был здесь, в сороковом году. Литовцы, как и вся Прибалтика, потеряли независимость. То есть они сами решили присоединиться к СССР. То есть на собраниях нам говорили о проведении референдума… – он решил пока не думать о таком.