Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том первый

– Я, к сожалению, не застал посетителя у ворот, сэр Виктор… – он подозревал, что неизвестный визитер и не собирался навещать посольство. Сэр Виктор повертел конверт:

– Давайте вскрывать… – по протоколу, требовалось заниматься пакетом в отдельной комнате. Третий атташе, представлявший Секретную Службу, находился в очередном отпуске. Сэр Виктор поднял бровь:

– Придется нам рисковать жизнью, мистер Стивенс… – посол улыбался:

– Впрочем, я думаю, что перед нами очередное прошение… – таких конвертов, авторства евреев, в резиденцию приходило много. Посол выбрасывал письма, даже их не просматривая. В пакете оказалась обтянутая бархатом коробочка, по виду из ювелирного магазина, и еще одно письмо, в запечатанном конверте. Тот же почерк сообщал: «Полковнику Стивену Кроу, лично, строго секретно». В скобках значилось: «Ворону».

Сэр Виктор отложил письмо:

– Это мы читать права не имеем. Что с коробкой, мистер Стивенс… – охранник откинул крышку. Летнее солнце заиграло на старинном, тусклом золоте, на арабской вязи букв:

– Медальон, – растерянно сказал охранник, – антикварный, судя по всему… – раздался щелчок. В ладонь охранника легла мягкая прядь волос, цвета осенних, палых листьев.

Степану надо было сесть на тринадцатый трамвай, идущий через центр города, Гамла Стан, на юг, в Содермальм. Вместо того, чтобы идти к остановке, у Королевского сада, он повернул на север, объяснив себе, что ему надо выпить кофе и собраться с мыслями:

– Выпить кофе можно было бы и по дороге, – буркнул он, раскуривая трубку, – и в Содермальме заведений достаточно. Не обманывай себя, дорогой Равн… – вдали прозвенел синий вагон, с дверями, темного дерева. Степан прищурился:

– Тринадцатый. Суеверия, Констанца бы меня на смех подняла… – ему, все равно, не хотелось сейчас садиться на трамвай:

– Я иду в кафе… – Степан засунул руки в карманы твидового пиджака, – а что кафе на той улице, где советское посольство, где Рауль покойный жил, совпадение… – никаким совпадением это, конечно, не было и быть не могло. Пальцы нащупали в кармане два конверта:

– Ладно, у литовца письма перечитаю… – утром Степан побывал на городском почтамте, где держал ящик. Он ходил туда, как на работу, каждый день.

Господин Равенсон, как звался Степан в новом, шведском паспорте, жил в Содермальме, по соседству с отделением Красного Креста, где помогали беженцам. Бедный, рабочий район кишел людьми без денег и документов. По улицам слонялись оборванные малыши, в перешитой одежде. На главной площади Содермальма желтело кирпичом здание функциональной, довоенной постройки, с библиотекой, и даже крытым бассейном. Потребовалось вмешательство графа Бернадотта, чтобы детям беженцев разрешили посещать спортивные занятия:

– Иоганн с ними возится, но у Иоганна совсем маленький зал. И он после матча в Германию едет… – Степан уговорил заведующую районной библиотекой, на первый взгляд, неприветливую даму, устроить бесплатные занятия шведским языком, для ребятишек:

– Лето на дворе, – улыбнулся он, – школы скоро распустят. Малыши и не записаны пока в школы, но к сентябрю все определится, они заниматься пойдут. С языком им легче будет… – дама немного покраснела:

– Если вы просите, господин Равенсон… – просил не Степан, а Красный Крест, однако Равн махнул рукой: «Ладно». Пока оставалось непонятным, что случится с немецкими и польскими евреями, добравшимися до Швеции:

– Те, кого из Дании вывезли, домой возвращаются… – дымя трубкой, Степан шел по пустынной, тенистой улице, – а у остальных пока документов нет. Им предоставят гражданство, граф Фольке своего добьется, но надо ждать… – полиция Содермальма закрывала глаза на ежедневную, предрассветную, нелегальную биржу труда, на площади. Под часами с гирляндой колоколов, на фасаде библиотеки, собирались мужчины, из семей беженцев. Грузовички прорабов развозили их по городским стройкам. Женщины перебивались поденной работой, шили, стирали, убирали дорогие квартиры:

– И сюда, на Виллагатан, они ходят… – вздохнул Степан, – трамваем не пользуются, из-за экономии… – он издалека увидел красный флаг СССР, над подъездом элегантного, белокаменного особняка, с кованой решеткой.

Граф Фольке, приватным образом, встретился с послом его величества, короля Георга. Заехав в контору Красного Креста, после свидания, Бернадотт, устало, сказал:

– Бесполезно, Стефан. Никого из наших подопечных, легально, в Палестину не пустят. Сэр Маллет, как говорят британцы, карьерный мандарин… – граф помолчал, – он не рискнет постом ради евреев. В отличие от графа Наримуне, о котором мне рассказывал покойный Рауль… – о гибели Валленберга, в Будапеште, напечатали во всех шведских газетах. Степан не хотел верить в смерть друга:

– Я Пете сказал, в Нойенгамме, что мой долг, спасать евреев. Рауль так делал, и Наримуне, в Каунасе. Я тогда и не знал, как его звали, Наримуне… – Степан замедлил шаг, – и на Халхин-Голе не знал. Но теперь знаю, и никогда не забуду. Надеюсь, мы встретимся, после войны… – только после возвращения из Германии Степану пришло в голову, что Валленберг, как и его собственный брат, мог быть сотрудником советской разведки:

– Рано хоронить Рауля, – сказал он себе, – Петя о нем ничего не упомянул, но он и не имел права, из соображений безопасности… – Степан не пошел по той стороне Виллагатан, где располагалось советское посольство:

– Здесь Рауль жил, на четвертом этаже… – он покосился на классический особняк семьи Валленберг, – а здесь кузен графа Фольке живет… – Степан, сам того не ожидая, усмехнулся:

– Хорошо, что кафе переезжает. Последние выходные на старом месте. Вряд ли здешние богачи потерпят толпу, что на боксерский матч явится… – хозяин не жалел, что срок аренды закончился:

– В Содермальме мы большое помещение нашли, по соседству с кинотеатром… – Степан сам захаживал в «Göta Lejon», на голливудские фильмы, – будем концерты устраивать, боксерские матчи, танцы… – литовец загибал пальцы, – и вообще, Содермальм еще расцветет. У меня чутье хорошее, всегда таким было… – пока в старых, полузаброшенных доходных домах начала века, люди ютились у друг друга на головах. Степан навещал квартиры, куда Красный Крест селил беженцев:

– Летом легче, – подумал он, – мальчишки рыбу ловят, девчонки за ягодами и грибами ездят, на архипелаг. А зимой? Во многих домах печи углем топят, и за водой к колонке бегают. Впрочем, в Москве люди и вовсе в бараках живут… – подумав о Москве, он сомкнул пальцы на шведском паспорте, в кармане пиджака:

– Я могу легально поехать в СССР. Получу визу, как работник Красного Креста. В посольстве не разберутся, кто я такой. Швед и швед, язык у меня хороший… – с беженцами Степан говорил на немецком языке. Он даже, немного, стал разбирать идиш, от польских евреев: