Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том первый

– Констанца удивится… – он отогнал внезапную, острую тоску, – когда мы встретились, я еле по-английски объяснялся. Но теперь стал, как Петя… – утром, на почтамте, Степан вынул из ящика письмо, со швейцарскими марками. Едва пробежав глазами написанные знакомым, его собственным почерком, строки, Степан встал в маленькую очередь, к прилавку почтового служащего. Он купил оберточной бумаги и бечевку:

– Правильно я решил, что медальон надо с собой носить… – он вынул из портфеля обтянутую бархатом коробочку, – нельзя откладывать, мне пора домой… – брат сообщал, что в Германии Констанцы не оказалось:

– Думаю, твоя жена в Москве, или где-то рядом… – читал Степан аккуратный почерк, – тебе надо поехать в СССР, а об остальном позабочусь я. Не волнуйся, Степа, я все сделаю, ради твоего счастья. Ты мой единственный брат… – Петя просил Степана, как только он найдет Констанцу, немедленно написать в Швейцарию:

– Сообщи мне, что вы вместе, а остальное я устрою, – брат рисковал карьерой, но, по словам Пети, Степан и его семья были дороже:

– Предоставь все мне. Я вас вывезу за границу, в безопасное место. Оттуда вы доберетесь до Британии… – Степан и сам не знал, зачем хотел вернуть Ворону семейный медальон:

– Просто для спокойствия, – решил он, – ничего со мной в СССР не сделают. Война закончилась, мы с Британией союзники. Я не дезертир, я честно сражался, с партизанами. Норвежцы все подтвердят. У меня на руке номер, из Штутгофа. Констанца моя жена, я имею право ее увидеть… – прежде чем положить медальон в коробку, Степан, незаметно, прижался губами к пряди рыжих волос. Ему показалось, что локон еще пахнет крепким кофе и табаком:

– Она любила, когда я ее в шею целовал, сзади. Там косточки, круглые. Сладкие, такие сладкие… – сердце заболело:

– Она любила спать на боку, прижавшись ко мне. Просыпалась, тянулась за папиросой, не вставая с постели. Тихо, но я, все равно, ее слышал… – шуршало одеяло, стучало ее сердце, она мимолетно, быстро шептала: «Не вставай, не надо…»

– Я все равно вставал, варил ей кофе. Без сахара, как она любит… – огонек папиросы освещал еще сонные глаза, цвета патоки. Ресницы дрожали, она потягивалась, Степан забирал грубую, фаянсовую чашку:

– Если мы с тобой поднялись… – она слегка улыбалась:

– Я не хотела тебя будить, милый… – он целовал уголок тонких губ:

– Но разбудила, и я не упущу такой возможности… – на почтамте было шумно. Краем глаза, Степан заметил в очередях несколько знакомых по Содермальму беженцев:

– Люди письма посылают, телеграммы. Ищут семьи, после войны. Иоганн собирается всю Германию объехать, но жену найти. Бедняга, он каждую колонну автобусов встречал, у всех спрашивал, не видели ли они Грету Кампе… – Степан, и сам наизусть выучил приметы жены Иоганна:

– Высокая, стройная блондинка, голубоглазая. Таких женщин половина Германии… – Иоганн очень надеялся на женщин из лагеря Равенсбрюк, но и те о Грете ничего не знали:

– Она не могла выйти замуж, – угрюмо говорил приятель, – она всем рисковала, чтобы меня спасти. Грета меня любит, она меня найдет. Или я ее первым отыщу… – Иоганн копил деньги, на поездку: – И на матч он ради денег согласился… – Степан напомнил себе:

– Ты тоже обязан оказаться в СССР, и чем быстрее, тем лучше. Констанца там, а твой долг, быть рядом с ней… – о том, что полковник Кроу жив, Степан узнал из списка награжденных летчиков, в «The Times». Он часто покупал газету, в поисках имени друга. Увидев черные, четкие буквы в подвале, Степан, облегченно, сказал себе:

– Наконец-то. Ворон молодец, четвертый орден получил, если не считать моих орденов и звания Героя. Хотя звание Героя ему принадлежит, по праву… – в письме Ворону Степан не упомянул про обещание брата. Он, вообще, не распространялся о Пете. По понятным соображениям, брат просил Степана быть осторожным. Степан написал, что едет в СССР, искать Констанцу, и надеется добраться с ней до Британии:

– Я очень рад, что ты жив, Стивен. Передавай привет Густи. Скоро она увидит свою тетю, а ты обнимешь сестру… – Степан вспомнил, что в Норвегии хотел поговорить с женой о сиротах:

– Констанца любит детей. По ней и не скажешь, но она к Инге привязалась, для Густи коляску выбирала, с инженерной точки зрения. Она согласится взять сироту. Сейчас сиротами вся Европа полна… – о втором письме, пришедшем вчера в Красный Крест из Германии, из бывшего лагеря Нойенгамме, Степан думать совершенно не хотел:

– Но нельзя такое от ребят скрывать… – вздохнул он, – Ханс и Харальд еще здесь. Они обязаны знать, что произошло с детьми. Они собирались на процессе выступить, как и Констанца. Она обязательно поедет на суд… – пообещал себе Степан. У кафе «Барнштерн» висели яркие афиши:

– С понедельника, четвертого июня, приглашаем патронов в новое помещение, Содермальм, Годгатан, 50. В честь открытия пройдет боксерский матч, между призером Олимпийских игр в Лос-Анжелесе, Иоганном Кампе и восходящей звездой, Гуннаром Нильсоном… – Нильсону едва исполнилось двадцать.

– Иоганну почти тридцать девять лет, и он давно на ринг не выходил… – литовец назвал кафе «Янтарь», в честь своей родины. На маленькой террасе, развевались сине-желтые, шведские флаги:

– Праздник на следующей неделе, – вспомнил Степан, – день национального знамени. Но я к тому времени на своей родине окажусь… – оглянувшись, он зажмурился. Яркое, полуденное солнце било в глаза, флаг СССР затрепетал под порывом ветра, с моря. Помахав хозяину, расставляющему на террасе плетеные стулья, Степан пошел к двери кафе.

В кассы кинотеатра, под покрытой зеленой патиной старой меди, фигуркой льва, стояла небольшая очередь. Крутили «Долину решимости», с Грир Гарсон и Грегори Пеком. Оглянувшись, Степан хмыкнул:

– В кино, пожалуй, я здесь не попаду. Сходим в Москве, с Констанцей. Она, кажется, ни разу в кино не была… – жена, рассеянно, говорила:

– Я не отрицаю роли искусства в развитии человека и цивилизации в целом, однако я сама никогда не испытывала тяги к музыке, или театру. Впрочем… – глаза цвета жженого сахара становились внимательными, пристальными, – картины старых мастеров могут нести интересную информацию… – Степан слышал от жены об эскизе ван Эйка:

– Можно было с Петей поговорить о рисунке… – в пятиэтажный дом, рядом с кинотеатром, и переезжало кафе господина Витольда, как звался здесь литовец, – но нет, – Степан помотал головой, – не стоило рисковать. Петя упоминал, что фон Рабе ему не доверяет. У фон Рабе младший брат погиб, а где он сам, неизвестно… – о смерти штандартенфюрера Отто фон Рабе Красный Крест известили в ответе на письмо, отправленное Степаном, в адрес союзной оккупационной администрации, в Гамбурге. По словам англичан, информация была совершенно точной. Останки врача СС опознали, по рентгеновским снимкам: