Петр Альшевский - «Наследник графа Цеппелина»

Разбирайтесь самостоятельно, хмурьтесь, углубляя противоречия, не влезайте в нашу музыку; за гитару, купленную мною по совету Вани у местного плешивого мастера на все руки Уго Милито, я заплатил частью денег, подаренных мне князем, не нанося урон семейному бюджету, трепетно настраивается первая струна. Уго настраивал ее по пятой.

Уго Милито – продвинутый искатель, но для нас это сейчас черезчур, мы постараемся держаться хоть каких-то канонов – временная мера. Не печалься, Ваня.

Вокруг нас сплошные мексиканцы, однако нам нельзя следовать исключительно латинским ритмам, упор должен быть сделал на идущие изнутри нас, тексты я обеспечу. На русском, Ваня, я еще в Париже поклялся себе, что стану писать только на родном языке. Чтобы не отрываться. Не забывать.

В изнеможении от разлетающихся искр от соприкосновений. И варки автогеном. Я люблю смотреть на зарю, искр нам не видно, присяжных подкупили, ни на шаг не отойдем – если нас арестуют, мы возьмемся расцветить мелодию ареста подрывами в фа мажоре, отъезды пальцев по грифу подкрепляют свободную мысль, служа уроком и надеждой на обретение оригинальной состоятельности звука, ты разгоняйся, а я накачу соло. Раз-два… я чувствую в себе силы, я доведу себя до могилы… найду себе применение, истязая себя без сомнения. Слагаемые выхода из-под гнета – уверенность и честность. Я честен перед Высшими и уверен в блюзе. Разумеется, мы играли блюз, ты ждал встречи с чем-то иным?

Я, Паша, отнес бы это к психоделике.

Правильно, Ваня. Но мы совместим. Не умея торговать, мы и не научимся, денег не срубим, дух разовьем, инопланетяне довольствуются хлебом, селедкой и молоком, не отходя от космических аппаратов; зарвавшихся беспредельщиков топят в пустотных омутах придвинувшейся к нам галактики, сгустки неудовлетворенности проталкиваются по транспортной артерии для перемещения всасываемых в нее кабанов с воткнутыми перьями ободранных индюков, заупрямившихся, не соотнеся ворота с размеров мяча, в Нью-Йорке не с кем погонять в наш футбол, бейсбольной битой загоняются колья фаст-фуда, напившись пепси, не создашь приличную вещь, но в Америке сочинялись великие песни, и мы воздадим уважением нашим старшим друзьям, заучив «Boom boom», «Double trouble», «My home is the Delta», вызубрив, выдохнем и мятежно сыграем в отдаленном соответствии. Не поддерживая скомканными нотами разведенный в помойном баке огонь. Мы же не варвары.

Вы излучаете благородство. Сравнительно одухотворенные в трущобах Ханоса сметены царственным дуновением, вам не открывали, но вы ломились, качнувшихся не подхватят, вы согласны на эту жертву. Убитый почтальон был крут в попойках. У принюхавшегося к нему псу стал толще хвост. Призываю не вникать в мое отступление и не подсчитывать длину скачка в вылинявшую белесую ночь, погружаясь в молчание с микрофонной стойкой наперевес, наговорившись о гитарах, опять о гитарах, в сказанном есть система, сказал и забыл, гитары и гитары, но среди независимых меломанов Иван «Нonk» Михайлов знаменит игрой на инструментах с клавишами, а не на гитаре. Он непрост?

Весьма сложен. С заводящей в тупик тонкостью мироощущения, вступившей в свои права после его занятий на пианино у чопорной донны с безупречной репутацией. К Паулине Лопетеги Ваню Михайлова отвела мама, посоветовав не лениться и не пропускать оплачиваемых ею уроков: ходи, учись, я не научилась, ты научишься, пробравшись к церковному органу, исполнишь для меня «A whiter shade of pale», и я задрожу в необъяснимом чувстве, ведь я слушала ее по радио, когда ехала тебя рожать, висела блевотная хмарь, угнетающе моросило….

С особым пониманием репетируя у Вани, Размеренно Отходящие в падении хлопали комаров, давай без пафоса, упырь не скончался, пошла тема, пошла, притоптывал ногами страстный паж, перепуганные принцессы не впускали, дворец у бездны норовил в нее съехать; узрев на своем пороге нетерпеливого мальчика, королева подумала о неотвратимо приближающейся старости и радушно сбросила одежды, сегодня ты меня выручишь, завтра я тебя; жестче, Ваня, задай пульс и дави на педаль, ненавязчиво ведя мелодию, я поведу другую, в нужное время они сольются, освещая следы раскопок вглубь себя.

После захода солнца я отправлюсь перенимать секреты Уго Милито, вытворяющего с гитарой совершенно невероятное. Подбитый в рыгаловке глаз придает ему нечто хорошее, и, усадив меня на ветхую табуретку, он, поглаживая усы, бормочет: ты не потерял гитару. И я возьму гитару. Наши гитары вступят в мудрую беседу. Мы поговорим с их помощью, как псих с психом.

Подчерпнутое из черепа не выкинуть. Только вместе со всем остальным. Уго солирует, я заглядываюсь на мастера, следя за его пальцами; и от него, и от меня гран-угар встречным курсом, наполняющему драйву отведена одна из главнейших ролей, беспорядочно раскиданные пивные бутылки не нарушают симметрию, я выпил три. Уго одиннадцать. Его двадцатилетняя дочь Даниэла высосала семь, теперь ей видно только небо, не сбрасывая скорость, она удалилась за пополнением с высоко поднятой головой, с ней спали и я, и Ваня, нам с ним по шестнадцать, шестнадцать пива на двоих мы уже сможем, готовясь выиграть все. Приходя в возбуждение от небольшой, но мягкой, расплетавшей железные волосы, содрав железную маску, маску аля железо, Исковерканная Даниэла, я тебя разгадал и я спою.

Вместо занавесок истрепанные чехлы с автомобильных сидений, на оцарапанном животе набухший газовым баллон, ну и рванет, скажешь ты, меня укусила пчела! нет, это ты задела себя концом сигареты, в черном коридоре я посижу, попишу музыку, категорически не желая потеть у дороги с прочими торгашами; купите у меня, я уступлю со скидкой, расхватывайте курительные трубки, индейские реликвии, фирменные костюмы домашней вышивки, заговоренные кальсоны, ношение которых привлечет к вам женщин и отвадит от вас скорпионов, поля сомбреро давят мне на плечи. Подарок Уго, вот я и не снимаю, иначе он обидится; делая рамы для картин, сколачивая по ночам крупные ящики, Милито откладывает молоток, доставая гитару, ты играл или я, я не слышал? Размышляя в моем выщипанном саду, ты считаешь меня незаурядным человеком?

Считаю, Уго. А сам ты считаешь?

Ха! Мне даже смешно об этом задумываться.

Подпрыгивая на месте, будим змей, ужалят ли, не тронут, напряженная интрига, шипение все ближе ко мне, одолжите гоночный велосипед и я разгоню застоявшуюся кровь, взбираясь на холм с самым серьезным видом, стреляйте в меня, придавайте выстрелам общечеловеческое звучание в лихолетье моей живописной юности, не разыскивай меня, отец. Не тревожься обо мне, друг Ваня. Я задержался на извержении вулкана, не выпуская гитару, пытался заснуть с открытыми глазами, меня никто не хватился.