Петр Альшевский - «Наследник графа Цеппелина»

С выступлениями на потребу ЦРУ и Пентагону у отца не сложилось. Они собирали народ, приглашали журналистов, заданные темы касались Афганистана, тоталитаризма, попрания демократических свобод – выбравшись на сцену, он говорил: добрый вечер. Если сейчас утро, то это моя вина. Как вам мой английский? Я выражаюсь на нем напрямую, рассказывая вам о колдунах фактически без акцента. Колдуны… в дебрях тайги и «Макдональдсов»… меня донимают и вас не оставят, народившись в мрачных кладовых наших съежившихся мозжечков, God bless America. Широка страна моя родная. Из нее я к вам, а у вас не продыхнуть от козней дьявола, хозяйничающего и у нас, вернемся к насущным вопросам. Сколько чего и у кого? Длина хорьков определяется по длине зубов? окурки докуриваются, корпорации насыщаются?

Спасибо за бесплатную Библию.

За хранение травы у вас, как я наслышан, сажают, но я завязал, разогнавшись, несусь, вы кто? Я прочитаю в ваших глазах, поднося к своим карманное зеркальце.

Я ношу его с собой, предлагая посмотреться всем желающим, чаще заглядываю сам. Мы едины… я восторге… от Бродвея… от отпечатанных в типографиях табличках для нищих, наглядное обучение умению делать деньги, упомянутый в Евангелиях в качестве Спасителя снимает запрет на право обогащаться, доходчиво распространяясь о нищете духа, вы нищенствуете? Мы с сыном нет. Нас снимут с довольствия, и мы с ним уедем, мы уезжаем, передавайте привет Мадди Уотерсу и Отису Спэнну, расступитесь, друзья. Пропустите, секьюрити.

Из Нью-Йорка на поезде, идущем в центральную часть поближе к прериям, едем, притормаживаем, выходим за провиантом, добираемся до конечной, выходим и пересаживаемся, выскобленные долины втыкаются в застроенные предгорья, от помоек смердит, источник в вагоне. Вы не уберете со столика недоеденное предыдущими?

Судя по униформе вы прогуливаетесь с целью, и гуляйте, почему бы вам не маячить. Чтобы доставить вам удовольствие я не пожалею десяти долларов, вылетающих через щель, окно плотно не закрывается, полностью не открывается, мы распарываем Соединенные Штаты с двумя спортивными сумками, заброшенными на багажную полку, доставай, папа, карты, их я не взял, не додумался.

Жаль, а не то бы поиграли, князь научил меня разному, о князя ты мне не напоминай, не расстраивай, мне тоже грустно, в Париже у нас хотя бы была крыша над головой, но теперь, сынок, тепло и не льет, дождь, дождь. Первая же капля пробила череп. Давай, давай, успокаивайся, какой еще дождь, это не он, во мне бродят бурные разъединяющие течения. Я не хочу показать что в них обмыто. В изумрудных формах бытия. Такие мы с тобой.

Избавлены от домашних дел, уносимся от нудных женщин, для меня в Америке не нашлось женщины, да и я ни с кем не спал, в последнюю очередь храня верность твоей маме, я с ней по-прежнему состою в браке, не подав на развод, бегу из Америки, облезлые фермерские джипы трясутся слева, справа, папа, появляется мост, вползем же на него, повернув направо, ну не налево же, ты уклончив.

Беседуй со мной откровенно. Рассветная заря договаривается с обтекающим закатом, торпедированные мальки выскакивают с возвратом из прудов, словом природа имитируют всемирность охвата, протестующе организуя бурю, ты действительно неплохо играешь в карты? Рекомендуя не применять, князь продемонстрировал мне несколько шулерских фокусов. Лично он подобных вещей избегал, предпочитая оставаться в проигрыше, но целым и невредимым, Питтсбург, Спрингфильд, второй Спрингфильд, твое мужское обаяние поможет нам при авто-стопе, не переигрывай. Литл-Рок, Даллас, Лаббок, не дай мне попасть к бушующими сектантам, кругом торчат пригибающиеся столбы; доехав, мы направимся, сынок, в игорный притон, ставя на кон всю нашу наличность, советую не увлекаться и потратиться на продукты.

Экономя на удобствах, заскочим на ранчо, вперимся в телевизор, брутальные вестерны прерываются рекламой таблеток от простатита, верхом.

Простительно бедны, нам не на ком.

На автобусах дешевле. Почесавшись, я явственно залезаю, со звериной бескомпромиссностью садясь в конце салона, в Нью-Йорке я обходился без гитары, без нее мерзли пальцы, в Нью-Мехико отогреемся, при пересечении границы состроим добропорядочные физиономии, тут говорят по-испански.

На голландском, французском, английском мы с грехом пополам объясняемся, но здесь, папа, нас с тобой не поймут.

Нас и там, сынок, не понимали.

Не форсируя вплавь Рио-Гранде, мы легально въехали на территорию Пернатого Змея, вручите нам сувениры, познакомьте с бродящими осликами и парящими орлами, на обочинах полно кактусов, могущих нас заинтересовать, Чиуауа. Название мексиканского штата, посещаемого нами, имеется факт, сомневаться не приходится, разыскивать тенистое убежище мы двинемся своим ходом. Погревшись у буровых вышек, с ночевкой на скамейке у католического собора, порываясь уйти еще выше. Из Фелиса-Гомеса в Нуэвр-Касос-Грандес – и не только – великолепно звучит, автоматически произносится, на горных дорогах забудем обиды, а кто обижался? Кто это в воде?

Здесь мелко, он не утонет. А кто это?

Тебе ни к чему знать, особенно если ты молод, священные озера пополняются сезонными ливнями; прикупив по грозди бананов, проедемся в кузове грузовичка, не путайте нас с туристами, куда его несет? попробую спросить, выстукивая кулаком по кабине с циничным расчетом, ха, спотыкаясь на языковых разногласиях, куда? Кажется в Ханос. В Ханос, так в Ханос. Оттуда видны вулканы? Обнаружив остатки ацтекских пирамид, я, забравшись, приму на них вызывающую позу. Посвящу день надменному выпячиванию челюсти. Пока не возьмет тоска.

Мячики в лунки, заезженность правил, обварившись в западной действительности, вы избираете дикое существование, полемизируя с соискателями мещанских радостей, я не о вас, вы вне. Но внутри. Не такие, как они. Бескровные, отупевшие, переступающие через себя, борясь с жарой усилиями кондиционера; в вашей новой халупе вы благородно истекали потом, не задыхаясь?

Почему в халупе? Покосившийся домик на окраине Ханоса вполне пригоден для обитания, и вдобавок арендован нами за копейки. Температура у моей кровати плюс тридцать пять, ночью плюс тридцать четыре, по ночам отец спит, мне не удается, я желаю лепить снеговика, кубарем скатившись с ледяной горки, пустое. Это мне уже не по возрасту. Мне бы лишь валяться в снегу, не поднимая лица

на тусклую луну, какая же в Мексике луна. Огромная, синяя… Шучу. Но и в правду огромная.

Ее образ запечатлелся во мне навсегда. Я на ней незримо присутствовал, призадумавшись о своем месте во Вселенной, справедливость требует сказать – мы ни в чем особенно не нуждались. Хлеб у нас был, вино я еще не пил, подбегайте же ко мне, страстные мулатки, я готов с вами встречаться.