Петр Альшевский - «Наследник графа Цеппелина»

Это я. Для себя. К нам забрели и Ваня, и Уго, кому еще текилы? – выбиваясь из графика, спросил Милито.

Отец не откажется, Ване не наливают, слипшаяся туча мошкары переваливается над столом закругленным инопланетным объектом; разбирая по слогам Борхеса в оригинале, я увлечен «Циклическим временем», папа беседует с Уго: адская жара, сеньор Милито, антисанитария, непринужденность, душевные люди, мне у вас комфортно.

Вы, русские, крутой народ. Но и вы ничего, завоевали вот независимость. Нам бы добиться чего-нибудь и в футболе. У вас любят футбол? Разумеется. Сегодня в Мехико важнейший матч, наши играют с Гондурасом. Не ты ли, Уго, мне говорил, что после матча футболисты в душевой предаются групповым извращениям? Не футболисты, а регбисты.

Правда?

Не думаю.

Его душа практически чиста. Дьявол быстрой игры и монстр неторопливых переборов способен удивить моего отца наивными карточными фокусами. Отъехать, нюхнув порошка. Дай ему весло, посади в лодку и через минуту Уго исчезнет за горизонтом, уступая мне славу лучшего гитариста Ханоса. Я совершенствую мастерство, осознавая вечность из непрочных материй, на этот раз удача.

С молодой девушки не встал загнувшихся на ней старик, ее заботливый сутенер, не имевший обыкновения лицемерить на чикагском дне.

Пятна на лице, как ожоги, чуть слева сквозняк, представители экстремистских организаций, увечная охрана отсекает перебравших; мы с Ваней исполняем в клубе «Dog Days» совместную программу с канзасской командой «Туманное прозрение».

Проникнувшийся нашей перепевкой «Hello Mary Lou» Сэмми Гордец предложил нам после концерта своих девочек. Очень любезно, спасибо, но мы на них не заработали, неудобно говорить, язык застревает между зубами; не загружайтесь, ребята, они обслужат вас задаром, ну само собой, мы же рок-звезды. Кичливые, Ванечка, с придурью, отвергая лимузины, поплетемся на станцию – в неопубликованных мемуарах Сэмми Гордец написал о нас: русские парни Фист и Хонк показались мне культурными сдержанными чуваками, начинающими сходить с ума, выйдя на сцену. Побольше всего прочего меня цепляли песни со словами, но не с английскими. Ммм… мы-мы… гла-гла… класс. В моем районе Чикаго тогда уже, к сожалению, не слушали ничего, кроме рэпа, не делая исключения и для русских парней. Реальных камикадзе, однозначно понравившихся лично мне.

Отдельные страницы его рукописи передали Ване в Нью-Йорке, где мы будем играть почаще, чем в Чикаго, но пока мы в Ханосе, у нас сияющие лица и долгие репетиции, упорство одолеет нерешительность – это нам на руку. Выдергивая сорняки, делим плоды на двоих, они кислят, добавим соли, отгородившись от мексиканских подростков незнанием испанского, мы их обманываем, за непродолжительный период жизни здесь мы научились и понимать, и говорить, Ваня совершенно не контактирует с местными. Разумеется, помимо Уго и Даниэлы.

Я иногда выхожу попинать мяч, объяснясь невнятными жестами и грамотно организуя полузащиту. Матчи проходят на пустыре за продуктовым магазином Эстебана Сантильяса, жаркая погода с кочковатым полем лишают меня возможности отдавать точные передачи, поддерживая высокий темп; обменявшись потными рукопожатиями с партнерами и противниками, я направляюсь к Ване с идеями насчет новых песен о честном неозлобленном соперничестве, выставленном мною в «Наглый Густаво наказан» в превосходной степени, тест на беременность Даниэлы показал, что она не залетела, я не расстроился. А как ты, Ваня?

Я бы не заявлял права на этого ребенка. Будь он моим, меня бы мама убила. Но я бы от него не отказался – чтобы обеспечить, пошел бы работать. Из-за регулярности и непосильности ставя на музыке крест.

Нельзя. Послезавтра мы даем первый концерт. На тротуаре у ресторана «Альверде» лежит шляпа, в нее капает мелочь, работа, не работа, но нам нравится, и кое-что сыпется, натыкаясь на пренебрежение прохожих, мы исполнили девять вещей. Я не забыл. Название шести чужих забыл, а три наших помню. «Ты ее преследовал», «Бренность веселости», «Незаметный с наклонностями».

Директор ресторана послал вышибалу прояснить как там чего, и накаченный Хорхе Рамос, наш будущий фанат Хорхе, вернулся к нему сказать: необычные музыканты. Давайте позовем вовнутрь, сцена же пустует, последних вы выперли за нудность, а эти довольно самобытны, в гитарах у них есть пожар и печаль.

Для переговоров нам предложили явиться следующим утром. Мы не опоздали, нас усадили, кофе, печенье; закинув ногу на ногу бородатый хозяин сверкает начищенными штиблетами: сколько вам лет? еще нет и семнадцати? а что вы умеете? Вы не отсюда, не из Штатов – что? он из Штатов? но тоже русский? вы оба предпочитаете американские блюзы? мне более интересны мелодии сугубо для развлечения. Ну, ты и нахмурился… Павел? А он Иван? Разрешаю вам играть и свое, но не самое гиблое для пищеварения, у меня клиентура! Стабильный доход! В мой ресторан ходят мало, по субботам и то не заполняется, Хорхе я доверяю, у него вкус… У меня деньги. Платить вам много я не намерен. И вообще нанимать не собираюсь, вам же запрещено выступать допоздна, вы так молоды и с ненадежным репертуаром, однако чем черт не шутит… Сегодня вечером. Вы начинаете.

Наведаемся в парикмахерскую, перетащим сюда свои инструменты, даже и надо, здесь свои и они лучше наших, отличный синтезатор, Ваня, ты на нем устроишь им бойню, и нас мигом уволят, поэтому сдерживайся, притворяясь вменяемым. От меня зависит не меньше. С учетом вокала и больше. Скромный за на шесть столиков, барная стойка с внушительным магнитофоном среди разномастных бутылок, его бы и слушали, но нет, с живыми музыкантами престижнее; поборов смущение, изобразим Джонни Ли Хукера в латинской окантовке. С этим ударником мы не репетировали. Чувствую, у нас вечно будут проблемы с ударниками. Уловить наш ритм дано не каждому, а он к тому же с нами не сыгран, ну и разнобой, мне откровенно жаль слушателей, они жуют, выпивая. На нас простоватым обывателям, увлеченным поеданием ужина, я думаю, положить, но не дело, не дело… мы позоримся… по вине ударника. Включи на синтезаторе соответствующую функцию и скажи ему, чтобы он не вмешивался, ладно, я сам скажу: Фернандо, Энрико, амиго, я умоляю тебя отдохнуть. Долю за выступление ты получишь, авторитет сохранишь, в твоем профессионализме я не сомневаюсь – это мы любители, опирающиеся на собственные измышления, не придерживаясь стандартов.

Ты игнорируешь мои слова с идиотской улыбкой, великолепно, амиго, я тоже так могу улыбаться, чего? тебе нравится, как мы играем? Если мы введем тебя в курс, ты желал бы влиться в нашу группу, да какая у нас группа…. Никакой группы. Я и Ваня. У нас скорее дуэт. Да, дуэт. Но мы не возражаем, тебя, Хорхе, не презираем, у тебя замечательная дробь, применяемая тобой совсем не там, где нам нужно, у тебя четверо детей. Теперь ясно. Ты боишься потерять место, не ощущая в себе сил найти работу в другом кабаке. Оставайся… Мы же широкие натуры. Нам предстоит помучиться, повытаскивать из нор скрытых в тебе супер-кроликов, судя по твоему лицу ты вдумчивый и волевой человек, у тебя никак не порепетируешь, жена и дети… значит, у меня или у Вани. Попытаемся сыграться, поищем объединяющие интонации, ударную установку тебе придется таскать самостоятельно, у тебя ее не имеется, лишь та, что в ресторане, а нам позволят в нем репетировать? Безусловно позволят. Ваня договорится.