Петр Альшевский - «Наследник графа Цеппелина»

Беспокойно поглядывая на взмыленных полицейских, Алонсо Эрнандес насвистывал «The idiot wind» Боба Дилана, и, разместив нас в гостинице, гарантировал оплату двухместного номера; расслабьтесь, парни, вас не выселят, неделю я вам оплачу, ну две, я же не миллионер; дайте нам площадку и мы заработаем сами. Изъявив желание совершенствоваться в подрывной утонченности, совершим поворот винта, ослабляя натяжение необратимых вещей: если нет работы, мы берем гитары и направляемся играть на улицу. Спасибо, что увезли из Ханоса. Здесь больше людей, и по закону вероятности нам будут чаще подбрасывать медь, но там мы выступали под крышей, стабильно пополняли карманы; творя несовершенную музыку с проверенным ударником, не покидали любимых родителей, вы ничего не хотите объяснить?

Будучи не в силах обеспечить нашу занятость, Алонсо Эрнандес вел себя неспокойно. Вскакивал, подскакивал, совал визитные карточки неизвестных нам людей, разрешая звонить им в любое время дня и ночи, они контролируют рынок. А я, парни, в загоне и с недавних пор не в авторитете. Доставляя в клубы некачественных товар, я подставлял доверявших мне амиго, вы, парни, просто супер, но меня даже не выслушают, и вас не прослушают, намереваетесь здесь играть? Тогда сторонитесь меня. Здравый смысл в наконечнике. Займите позицию – можно, выжидательную. Эрекция не помешает разговору.

Он и лжец, и извращенец, подвижный тритон, сторонник мира, ты предлагаешь нам начать тебя бить? Не кипятитесь, парни. Вы извлечете выгоду из приезда в Мехико. Зная правила борьбы и любви, я все же не смогу заставить вас потворствовать моим безумствам или корячиться на фабрике в интересах третьих лиц, вы бы отваливали мне часть зарплаты, я бы с небрежность принимал, разомлев на перепутье с ножом в ягодице, жизнь меня растоптала. Зло побеждено. Вы готовы записать альбом?

Хлебнув из горлышка текилы, «Эрни» импульсивно слетел по лестнице, криком подозвал такси и быстро пошел пешком. Я туда! И вы давайте за мной! В блочным дом за пальмами.

Непроветриваемая комната, оборудованная Алонсо под студию звукозаписи, располагалась на четвертом этаже.

Загораются лампочки, звенит струна, укушенный пауком задыхается, созванные Эрнандесом безработные музыканты пишут с нами наш первый альбом, заранее радуясь мизерному гонорару, Паша и Ваня. Па-ва. Мы назвали проект «Заблудшая Па-ва», а альбом «Еще одна могила», в него вошло двенадцать песен на русском языке, инженером записи выступил Алонсо, неряшливый мельник в дамской шляпке, он вызывал у нас и такие ассоциации, облизывая свое соленое плечо, потряхивал трещоткой, раздавал указания, измучившись из-за пристрастия к улучшениям, я трижды перепел «Лишний ананас», переписал гитарное соло к «Спальне общих женщин», наотрез отказался укорачивать «Языческое отопление», пульсировавший на басу мулат действительно пытался перейти в иное состояние, Ваня Михайлов обдуманно менял тональности, не предупреждая компаньонов, сколько пальцев, столько и нот, не столько, шестидесятилетний саксофонист ширнулся и шепчет о кайфе употребления ванильного мороженого, исколов себя, Пуэрто умрет титаном самодостаточности, лазутчиком в безликости, кто здесь машинист?

Где он? Я знаю машиниста. Всюду мерещатся похотливые близняшки-неваляшки, дающие суровую оценку не очень очевидным приступам слабости, каждый прошедший день – это сгоревшая спичка. Я сижу в кресле, за моей спиной стоит Ваня Михайлов, конструкция несется сквозь затемнение, одинокий всадник преследует нас, перепрыгивая через трупы посвежевших электриков, в неловком молчании мы перевариваем грохот указующего исчезновения, грубые руки с голубыми жилами перебирают куски разорванного херувима; ты, Пав-вел, плохо думаешь о мексиканских людях.

К свету нужно идти в гору.

Я выдуваю пыль из розетки.

Сосредоточившись, запишем «Мудрец Гун Джао всех достал»: в узком гробу я ем яблоко, сладкое яблоко, китайское сладкое яблоко, в Китае сладкая жизнь, ребром ладони рубят головы, лопатой отрубают головы…

Записали? Техника не подвела, настроение испорчено, передернув плечами, я безропотно принял восторженный отзыв Эрнандеса, кормившего нас с Ваней неопределенными обещаниями, рискуя быть уволенным, но его не уволишь, не прижмешь и нас, бумаг мы не подписывали, в рабство не продавались, хватит ли решимости вырваться? Безусловно. У «Эрни» дела в Нью-Йорке, и он сам нас отвезет насладиться рукопожатиями в канаве, эпилепсией в сооружениях, жаворонками на бормашине, потрепанными священниками, ставящими Колтрейна выше Паркера, приглашаем заинтересованных лиц оплатить наш проезд.

При поддержке Алонсо Эрнандеса вы доберетесь до Нью-Йорка, расчехлите гитары, но кто вас там ждет? Что ждет от вас Алонсо Эрнандес? У него доброе сердце. Он сильно пьет и переоценивает степень своего влияния в музыкальном бизнесе – удивительный «Эрни». Единственный и неповторимый, One and Only, гомосексуалист и подвижник: с вашей стороны по линии секса ему ничего не светит, но ему крайне нравится ваше творчество, и он вылезает из кожи, смущая вас педерастическим обликом; над вами не смеялись, узнав, что вы с ним?

Там не важно с кем ты. Высадив из самолета в аэропорту Кеннеди, он привез нас в обитое бежевым пластиком помещение и попросил прослушать; Ваня сел за пианино, я на инструменте Уго Милито ограничился акустической пьесой – нам похлопали, одобрительно поцокали языками, а вы поете? А вы играете громче?

Они делают все! – вскричал «Эрни».

Мы делаем не все, – строго поправил его Ваня.

Ты привез нас в клуб для голубых? – спросил у Эрнандеса я.

Нет, ты чего, тут обо мне знают!… ну не знают и не знают, мы позволим им остаться в неведении, сваливаем, Эрнандес, эти физиономии меня напрягают, пойдем в другой клуб, у нас есть варианты?

Хмм. Можно наведаться к Джону Полларду. Я к нему сюда и направлялся, чтобы поговорить о вас и… не обижайтесь… я курирую еще одно женское трио, продвижение которого попахивает солидными барышами, вы не тревожьтесь. О вас я не забуду при любом раскладе.

Мы у него для души. Телесных нужд с нами не удовлетворить, состояния на нас не сделать, вещи с гитарами брошены у знакомого мексиканца – унылого гетеросексуального книжника, пробурчавшего отмахивающемуся Эрнандесу: «я читал… и говорю о прочитанном… в Ведах говорится, что половая жизнь приносит много беспокойств», не оставляя кровавый след, к Джону Полларду мы ехали на метро, вот мы и встретились.

Усевшись на противоположных концах длинного стола, будем друг на друга орать.

Ты – денежный мешок с апартаментами в Манхэттене, а мы продвинутые музыканты с пламенем в душе, тебе ни за что не врубиться в наши песни, а нам не опуститься до твоих попсовых предпочтений, как ты нас обозвал? Да мы тебе набьем морду… без зазрений совести изувечим…