Петр Альшевский - «Наследник графа Цеппелина»

Подобного не произошло. Джон Поллард интеллигентно беседовал с Эрнандесом о ценах на Сикейроса, мы с Ваней интеллигентно курили сигары, разглядывая висевшие на стенах гравюры.

Джону под пятьдесят, у него глубокая залысина и нечеткие очертания лица, вздорный нрав и чистая совесть, на столе табличка с надписью «В Сиэтле нет правды», книжные полки заставлены оплывшими свечами, суетные мысли раскинули палатки – распахнут ли нам двери, додумаются ли платить, на небольшой высоте мы полетим далеко-далеко, при опознании трупов были сомнения, в подземном убежище без всяких отговорок возьмемся за непосильное, продолжая тянуться навстречу испытаниям; я позвонил, идите. Идите, идите!

Не орите.

В разные годы Джону Полларду сделали шесть трепанаций черепа – неправда, несерьезно.

Идите, я звонил – я серьезно. Пройдя по такой-то авеню, перейдите на такую-то стрит и шагайте до клуба с такой-то вывеской, в нем вас примут, как родных. Концерты у нас в восемь. Вам предстоит делить площадку со множеством команд, исполняющих рэгги, фанк, рокабилли, блюз-рок, дурман-кантри, вы не затеряетесь, мы не пропадем, вы выходите на охоту, мы вернемся с добычей, проживаемые в спешке дни сложатся в тихую бескрайнюю ночь; смешавшись с лавой с лавой на лужайке, мы окрепнем, больше всего о смерти Моррисона переживали члены его группы.

Конечно. Он же нарушил им весь бизнес.

Высунутый язык из пасти бегемота. Язык не бегемота. Того, кто в бегемоте, того, кто не сдается, высовывая язык; Ваня Михайлов думал купить томик стихов Джима, но в книжном нет, с зашатавшихся Гималаев посыпался снег, их подрубили в горячее время. Расслабляющие процедуры изводили. Якорь не достал до дна. Была храбрость, была и паника, несъеденное завоняло, помягче с ними, Ваня, они достойные музыканты и не их вина, что они еще живы: они и пьют, и колются, но Бог к себе не берет, менеджеры обкрадывают, бедствующие семьи проклинают, на бас-гитаре с нами согласился поиграть Тухлый Френк Чиперс, на барабанах глухо стучит испускающий дух от пневмонии Клэнси Джиллман, при подобном сопровождении нам долго не просуществовать, наша группа с новым временным названием «Temperature of tender» разваливается на выступлениях и не собирается на репетициях.

В «Пожаре на кладбище» я пел на русском, Фрэнк с Клэнси этого не замечали, унылые профессионалы, слабоактивные после слабоалкогольного, где ваша энергия? какой с вами улет? присущая им вялость повернет толпу против нас, и мы поспешно скроемся со сцены.

Can I rent a boat? Взяв напрокат лодку, мы уплывем по Гудзону без женщин, держись, Ваня. Не завидуй Тухлому Фрэнку, считающему себя лучшим любовником Северного Бронкса.

Не путай с бегством молниеносное отступление. Мы и не отступаем, карьера пойдет на лад, нам не до нее, нас тащат не клячи, а единороги, благодать мы пьем залпом, наша живая бурлящая сила питает на концертах и драках, нам доводилось драться и в Мексике, и уже здесь; мы отбивались от грабителей, отбрыкивались от психопатов, заступались за незнакомых девушек, грязно оскорбляемых подростковыми бандами, позавчера по дороге домой нас было двое. Ну трое, трое, с нами плелся и Тухлый Френк, нормально отыгравший программу и рассчитывающий на дармовую выпивку, время – два часа ночи.

Две перепуганные девушки. Шестеро невменяемых шестнадцатилетних. Фрэнк не вмешивается, он в Нью-Йорке с малых лет и прекрасно знает, что предпочтительней пройти боком, опустив плечи, мы с Ваней влезли.

Ване выбили зуб; я, вспомнив Кита Ричардса, схватил гитару обеими руками за гриф и приносился разносить им башни, стараясь не раскалывать ее как можно дольше, но особенно не жалея, это ведь не та, не любимая, не сросшийся со мной инструмент Уго Милито, девушки с воплями унеслись, разозлившийся Ваня послал в нокаут выхватившего нож паренька с прической афро, по инерции жестко срубил его долговязого говорливого друга, я уладил вопрос с остальными, Тухлый Фрэнк нудно бубнил о грядущих неприятностях: у них же организация, скверный характер, нас не простят, отыщут и отомстят, выдохни, Фрэнк. В случае чего ты всегда успеешь перейти на их сторону. Если нас возьмутся подкарауливать человек двадцать – присоединишься к ним двадцать первым.

Не надо так со мной, проворчал Фрэнк. Я присоединяюсь не к ним, а вам, в следующий раз я буду с вами, нам еще повезло, что сегодня они вышли гулять без стволов.

Ну, и нам же когда-то должно повезти, мы же достойны везения – не насилуем, не воруем, не промышляем, поклоняясь сатане, в большом бизнесе, играем музыку и радуем, и радуемся, зарабатывая копейки, насмешливо отмахиваемся; в проспиртованной пелене начинают появляться женщины, настроившиеся нам отдаться, для подобных знакомых я варю по штатской книге рецептов русские щи, напевая мой собственный блюз «Зачем вы сделали меня бездомным?».

Квартира у нас с Ваней есть, и в ней зачастую меняются женщины; я никого не удерживаю, но Ваня Михайлов приверженец стабильных отношений, ему досадно из-за подчинившей нас тирании непродолжительных связей, да не грызи ты себя. За квартиру мы платим. За женщин не платим. Квартира у нас съемная, такие у нас и женщины, не гляди на них с трепетом, поскольку и мы по ним, и они по нас проходят парадным маршем, почувствовав потребность в необременительных сношениях, не отвечающих твоим устремлениям, тебе нужно чудо? Как же оно называется… встреча со второй половиной? Это реально.

Реально, Паша?

В сумасшедшем доме. Там и первая половина, и вторая, и третья половина, третьей половины не бывает, но там запросто. Не светлячок, а самолет. Рушили застенки, разрушили обсерваторию, разломали телескоп, не приближайтесь к нам, планеты, вы вконец уменьшились – дурное предзнаменование. В помещении для гостей предпринимают действия истерзанные санитарами. Ворвавшись, испражняются, корчат рожи, вы навещаете не нас, вам интереснее потрепаться с врачами; следуя голосу совести, окружите их тесным кольцом и потребуйте у них скинуться и обеспечить нам условия! Полосните кинжалом отмахнувшегося доктора! Женщин… приведите женщин… к нам они пойдут за деньги, но лучше за деньги, чем если бы они пробрались в наши больные души, командуя нами, не отпуская нас побродить в одиночестве, из-за женщин, из-за женщины мы преимущественно и помешались, неблагосклонность… обойденность… взаимные счастливые чувства добивают не реже.

Добивают в итоге. Когда умирают. Ты только начинаешь крепнуть и что-то из себя представлять, а тут любовь, и ты хохочешь блаженным зайчиком, подзабывшим о существовании мускулисых волков и хитрых лисиц, с которыми ты оказываешься один на один, едва она ослабеет. Любовь уйдет. Уходила и всегда будет уходить. Пока она не отпустила, от нее, зная, чем это кончится, надо скрываться, если не духом, то телом – куда-нибудь съездить, яростно развеяться, вам не обязательно. Вы поехали в Ханос?