Уильям Моэм - Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты

Тут можно читать онлайн Уильям Моэм - Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты
Автор:

Уильям Моэм
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

3.78/5. Голосов: 91
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
80

1

2

3

4

5

Уильям Моэм - Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты краткое содержание

Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Уильям Моэм, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

Роман «Бремя страстей человеческих» во многом автобиографичен, это история молодого человека, вступающего в жизнь. На долю героя романа — Филипа Кэри — выпало множество испытаний. Рано осиротев, он лишился родительской заботы и ласки, его мечта стать художником так и осталась мечтой, а любовь к ограниченной порочной женщине принесла одни страдания. Но Филип мужественно прошел через все уготованные ему испытания и сумел найти в жизни свое место.

Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Уильям Моэм

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

She had a natural gift for teaching, and it was clear that she was an excellent governess.	Мисс Уилкинсон была врожденным педагогом, и он почувствовал, какая она отличная гувернантка.
She had method and firmness.	В ее преподавании были система и настойчивость.
Though her French accent was so much part of her that it remained, all the mellifluousness of her manner left her when she was engaged in teaching.	Хотя она так привыкла говорить с французским акцентом, что никогда уже об этом не забывала, с нее сходила вся ее слащавость, как только начинался урок.
She put up with no nonsense.	Тут ей было не до глупостей.
Her voice became a little peremptory, and instinctively she suppressed inattention and corrected slovenliness.	У нее появлялся повелительный тон, она пресекала малейшее невнимание и корила за неаккуратность.
She knew what she was about and put Philip to scales and exercises.	Она знала свое дело и заставляла Филипа петь гаммы и вокализы.
When the lesson was over she resumed without effort her seductive smiles, her voice became again soft and winning, but Philip could not so easily put away the pupil as she the pedagogue; and this impression convicted with the feelings her stories had aroused in him.	Когда кончался урок, она без всякого усилия снова принималась зазывно улыбаться, голос ее опять становился мягким и вкрадчивым, но Филипу не так легко было перестать чувствовать себя учеником, как ей - учительницей. Новое обличье мисс Уилкинсон не совпадало с тем образом, который создали ее рассказы.
He looked at her more narrowly.	Он стал приглядываться к ней внимательнее.
He liked her much better in the evening than in the morning.	Она куда больше нравилась ему по вечерам.
In the morning she was rather lined and the skin of her neck was just a little rough.	Утром на ее лице отчетливо видны были морщины, да и кожа на шее казалась дряблой.
He wished she would hide it, but the weather was very warm just then and she wore blouses which were cut low.	Ему бы хотелось, чтобы она не выставляла свою шею напоказ, но погода стояла жаркая, и она носила блузки с большим вырезом.
She was very fond of white; in the morning it did not suit her.	Ей нравилось одеваться в белые платья, но по утрам этот цвет был ей не к лицу.
At night she often looked very attractive, she put on a gown which was almost a dinner dress, and she wore a chain of garnets round her neck; the lace about her bosom and at her elbows gave her a pleasant softness, and the scent she wore (at Blackstable no one used anything but Eau de Cologne, and that only on Sundays or when suffering from a sick headache) was troubling and exotic.	Вечером, надев нарядное платье и гранатовое ожерелье на шею, она казалась почти хорошенькой, кружева на груди и у локтей придавали ей мягкую женственность, а запах духов был волнующим и напоминал о дальних странах (в Блэкстебле никто не употреблял ничего, кроме одеколона, да и то лишь по воскресеньям или разве еще от головной боли).
She really looked very young then.	Мисс Уилкинсон тогда и в самом деле выглядела совсем молодой.
Philip was much exercised over her age.	Филипа очень занимал ее возраст.
He added twenty and seventeen together, and could not bring them to a satisfactory total.	Он складывал двадцать и семнадцать и никак не мог удовлетвориться итогом.

He asked Aunt Louisa more than once why she thought Miss Wilkinson was thirty-seven: she didn't look more than thirty, and everyone knew that foreigners aged more rapidly than English women; Miss Wilkinson had lived so long abroad that she might almost be called a foreigner.	Не раз он допрашивал тетю Луизу, почему она думает, что мисс Уилкинсон уже тридцать семь лет: на вид ей не дашь больше тридцати; к тому же иностранки, как известно, стареют быстрее англичанок, а мисс Уилкинсон так долго жила за границей, что может сойти за иностранку.
He personally wouldn't have thought her more than twenty-six.	Лично он не дал бы ей больше двадцати шести.
"She's more than that," said Aunt Louisa.	- Нет, ей куда больше,- отвечала тетя Луиза.
Philip did not believe in the accuracy of the Careys' statements.	Филип не верил своим дяде и тете.
All they distinctly remembered was that Miss Wilkinson had not got her hair up the last time they saw her in Lincolnshire.	Им помнилось отчетливо лишь то, что мисс Уилкинсон носила косу, когда они жили в Линкольншире.
Well, she might have been twelve then: it was so long ago and the Vicar was always so unreliable.	Но ей могло быть тогда лет двенадцать: дело было так давно, а на память священника вообще нельзя было полагаться.
They said it was twenty years ago, but people used round figures, and it was just as likely to be eighteen years, or seventeen.	Они утверждают, что с тех пор прошло двадцать лет, но люди любят округлять; может быть, прошло всего лет восемнадцать, а то и семнадцать.
Seventeen and twelve were only twenty-nine, and hang it all, that wasn't old, was it?	Семнадцать плюс двенадцать - всего-навсего двадцать девять, а это, черт возьми, еще не старость.
Cleopatra was forty-eight when Antony threw away the world for her sake.	Клеопатре было сорок восемь, когда Антоний ради нее отрекся от власти над миром.
It was a fine summer.	Лето было чудесное.
Day after day was hot and cloudless; but the heat was tempered by the neighbourhood of the sea, and there was a pleasant exhilaration in the air, so that one was excited and not oppressed by the August sunshine.	Изо дня в день стояла жаркая, безоблачная погода, но зной смягчался близостью моря; от него шла бодрящая свежесть, и августовское солнце совсем не утомляло.
There was a pond in the garden in which a fountain played; water lilies grew in it and gold fish sunned themselves on the surface.	В саду был бассейн, в нем журчал фонтан и росли лилии, а у самой поверхности воды грелись на солнце золотые рыбки.
Philip and Miss Wilkinson used to take rugs and cushions there after dinner and lie on the lawn in the shade of a tall hedge of roses.	После обеда Филип и мисс Уилкинсон, захватив из дому пледы и подушки, устраивались на лужайке в тени высокой изгороди из роз.
They talked and read all the afternoon. They smoked cigarettes, which the Vicar did not allow in the house; he thought smoking a disgusting habit, and used frequently to say that it was disgraceful for anyone to grow a slave to a habit.	Там они читали, болтали и курили - священник не выносил табачного дыма; он считал курение отвратительной привычкой и часто повторял к месту и не к месту, что стыдно быть рабом своих привычек.
He forgot that he was himself a slave to afternoon tea.	При этом он забывал, что сам был рабом своего пристрастия к чаю.
One day Miss Wilkinson gave Philip La Vie de Boheme.	Однажды мисс Уилкинсон дала Филипу "La vie de Boh?me"[*34].

She had found it by accident when she was rummaging among the books in the Vicar's study. It had been bought in a lot with something Mr. Carey wanted and had remained undiscovered for ten years.	Она нашла книгу случайно, роясь в шкафу священника: мистер Кэри купил ее у букиниста заодно с другими книгами и целых десять лет не открывал.
Philip began to read Murger's fascinating, ill-written, absurd masterpiece, and fell at once under its spell.	Филип принялся читать увлекательный, плохо написанный и нелепый шедевр Мюрже и сразу почувствовал его обаяние.
His soul danced with joy at that picture of starvation which is so good-humoured, of squalor which is so picturesque, of sordid love which is so romantic, of bathos which is so moving.	Его покорила пестрая картина беззаботного недоедания, живописной нужды, не слишком целомудренной, но такой романтической любви и трогательная смесь высоких чувств и обыденного.
Rodolphe and Mimi, Musette and Schaunard!	Родольф и Мими, Мюзетта и Шонар!
They wander through the gray streets of the Latin Quarter, finding refuge now in one attic, now in another, in their quaint costumes of Louis Philippe, with their tears and their smiles, happy-go-lucky and reckless.	Одетые в причудливые костюмы времен Луи-Филиппа, они бродят по узким улицам Латинского квартала, находя убежище то в одной, то в другой мансарде, улыбаясь и проливая слезы, беспечные и безрассудные.
Who can resist them?	Кто перед ними устоит?
It is only when you return to the book with a sounder judgment that you find how gross their pleasures were, how vulgar their minds; and you feel the utter worthlessness, as artists and as human beings, of that gay procession.	Лишь перечтя эту книгу в зрелости, вы увидите, как грубы их развлечения и пошлы их души, тогда вы почувствуете, как никчемен этот веселый хоровод, поймете, до чего ничтожны они как художники и как люди.
Philip was enraptured.	Филип бредил этой книгой.
"Don't you wish you were going to Paris instead of London?" asked Miss Wilkinson, smiling at his enthusiasm.	- Разве вы не хотели бы поселиться в Париже вместо Лондона? - спросила мисс Уилкинсон, посмеиваясь над его восхищением.
"It's too late now even if I did," he answered.	- Сейчас уже поздно, даже если бы я и хотел,-ответил он.
During the fortnight he had been back from Germany there had been much discussion between himself and his uncle about his future.	Целые две недели после того, как он вернулся из Германии, они с дядей обсуждали его будущее.
He had refused definitely to go to Oxford, and now that there was no chance of his getting scholarships even Mr. Carey came to the conclusion that he could not afford it.	Он окончательно отказался поступать в Оксфорд, и сейчас, когда исчезли все виды на получение стипендии, даже мистер Кэри пришел к выводу, что Филипу это не по средствам.
His entire fortune had consisted of only two thousand pounds, and though it had been invested in mortgages at five per cent, he had not been able to live on the interest.	Ему досталось от родителей всего две тысячи фунтов, и, хотя они были помещены в закладные, приносившие пять процентов годовых, он не мог свести концы с концами, не трогая основного капитала.
It was now a little reduced.	Теперь его состояние немного уменьшилось.
It would be absurd to spend two hundred a year, the least he could live on at a university, for three years at Oxford which would lead him no nearer to earning his living.	Было бы глупо целых три года тратить по двести фунтов - университетская жизнь в Оксфорде обошлась бы ему не дешевле - и в конце концов по-прежнему не иметь доходной профессии.
He was anxious to go straight to London.	Он горел нетерпением отправиться в Лондон.