Чарльз Диккенс - Холодный дом - английский и русский параллельные тексты

Тут можно читать онлайн Чарльз Диккенс - Холодный дом - английский и русский параллельные тексты - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Холодный дом - английский и русский параллельные тексты
Автор:

Чарльз Диккенс
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

3.4/5. Голосов: 101
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
60

1

2

3

4

5

Чарльз Диккенс - Холодный дом - английский и русский параллельные тексты краткое содержание

Холодный дом - английский и русский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Чарльз Диккенс, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

Большой мастер создания интриги, Диккенс насытил драму "Холодный дом" тайнами и запутанными сюжетными ходами. Вы будете плакать и смеяться буквально на одной странице, сочувствовать и сострадать беззащитным и несправедливо обиженным - автор не даст вам перевести дух.

Холодный дом - английский и русский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Холодный дом - английский и русский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Чарльз Диккенс

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

Thy image has ever since been fixed in my breast.	"С той поры образ Твой запечатлен в моей груди.
I have walked up and down of an evening opposite Jellyby's house only to look upon the bricks that once contained thee.	Не раз я целыми вечерами ходил взад и вперед по улице, против дома Джеллиби, для того лишь, чтобы смотреть на кирпичные стены, за которыми некогда пребывала Ты.
This out of to- day, quite an unnecessary out so far as the attendance, which was its pretended object, went, was planned by me alone for thee alone.	Сегодня мне было абсолютно не нужно являться сюда, и если я все же явился под предлогом деловых переговоров, то этот предлог придумал я один ради Тебя одной.
If I speak of interest, it is only to recommend myself and my respectful wretchedness.	Если я говорю об интересах, то лишь для того, чтобы зарекомендовать себя и свою почтительную скорбь.
Love was before it, and is before it."	Любовь была и есть превыше всего.
"I should be pained, Mr. Guppy," said I, rising and putting my hand upon the bell-rope, "to do you or any one who was sincere the injustice of slighting any honest feeling, however disagreeably expressed.	- Мне было бы больно обидеть вас, мистер Гаппи, - сказала я, вставая и берясь за шнурок от звонка, - как, впрочем, и любого другого правдивого человека; и я не могу отнестись пренебрежительно ни к какому искреннему чувству, как бы неприятно оно ни проявлялось.
If you have really meant to give me a proof of your good opinion, though ill-timed and misplaced, I feel that I ought to thank you.	Если вы действительно хотели убедить меня в вашем добром мнении обе мне, пусть несвоевременно и неуместно, я все же нахожу, что мне следует вас поблагодарить.
I have very little reason to be proud, and I am not proud.	Мне нечем гордиться; и я не гордая.
I hope," I think I added, without very well knowing what I said, "that you will now go away as if you had never been so exceedingly foolish and attend to Messrs. Kenge and Carboy's business."	Надеюсь, - добавила я, не зная хорошенько, что говорю, - вы сейчас же удалитесь, забудете о том, что вели себя совершенно неразумно, и займетесь делами господ Кенджа и Карбоя.
"Half a minute, miss!" cried Mr. Guppy, checking me as I was about to ring.	- Полминуты, мисс! - воскликнул мистер Гаппи, останавливая меня, когда я потянулась к звонку.
"This has been without prejudice?"	- Значит, все это не послужит мне во вред?
"I will never mention it," said I, "unless you should give me future occasion to do so."	- Я никому ничего не скажу, - ответила я, - если только вы сами не подадите мне к этому повода.
"A quarter of a minute, miss!	- Четверть минуты, мисс!
In case you should think better at any time, however distant--THAT'S no consequence, for my feelings can never alter--of anything I have said, particularly what might I not do, Mr. William Guppy, eighty-seven, Penton Place, or if removed, or dead (of blighted hopes or anything of that sort), care of Mrs. Guppy, three hundred and two, Old Street Road, will be sufficient."	На случай, если вы передумаете - когда угодно, хотя бы в далеком будущем, неважно, ведь мои чувства все равно никогда не изменятся, - если вы иначе отнесетесь к моим словам, особенно насчет того, чего бы я ни сделал для вас... запомните адрес: мистер Уильям Гаппи, площадь Пентон-Плейс, дом восемьдесят семь, а в случае моего переезда или кончины (от погибших надежд и тому подобное), пишите в адрес миссис Гаппи, Олд-стрит-роуд, дом триста два.
I rang the bell, the servant came, and Mr. Guppy, laying his written card upon the table and making a dejected bow, departed.	Я позвонила, вошла горничная, а мистер Гаппи положил на стол свою визитную карточку и удалился с горестным поклоном.

Raising my eyes as he went out, I once more saw him looking at me after he had passed the door.	Когда он уходил, я подняла глаза и снова увидела, как он, уже на пороге, оглянулся и посмотрел на меня.
I sat there for another hour or more, finishing my books and payments and getting through plenty of business.	Я просидела в столовой еще час или больше, подводя итоги записям в книгах и счетам, и много успела сделать.
Then I arranged my desk, and put everything away, and was so composed and cheerful that I thought I had quite dismissed this unexpected incident.	Потом привела в порядок свой письменный стол и разложила все по местам, и была так спокойна и бодра, что мне даже казалось, будто я окончательно выбросила из головы этот неожиданный эпизод.
But, when I went upstairs to my own room, I surprised myself by beginning to laugh about it and then surprised myself still more by beginning to cry about it.	Но, поднявшись в свою комнату, я, к собственному удивлению, рассмеялась, потом, к еще большему удивлению, расплакалась.
In short, I was in a flutter for a little while and felt as if an old chord had been more coarsely touched than it ever had been since the days of the dear old doll, long buried in the garden.	Словом, я немного поволновалась, как будто в моей душе задели какую-то чувствительную струнку, связанную с моим прошлым, - задели так грубо, как этого еще не случалось ни разу с тех пор, как я зарыла в саду свою милую старую куклу.
CHAPTER X	Глава X
The Law-Writer	Переписчик судебных бумаг
On the eastern borders of Chancery Lane, that is to say, more particularly in Cook's Court, Cursitor Street, Mr. Snagsby, law- stationer, pursues his lawful calling.	На восточной стороне Канцлерской улицы, точнее - в переулке Кукс-Корт, выходящем на Карситор-стрит, торговец канцелярскими принадлежностями, мистер Снегсби, поставщик блюстителей закона, ведет свое дозволенное законом дело.
In the shade of Cook's Court, at most times a shady place, Mr. Snagsby has dealt in all sorts of blank forms of legal process; in skins and rolls of parchment; in paper--foolscap, brief, draft, brown, white, whitey- brown, and blotting; in stamps; in office-quills, pens, ink, India- rubber, pounce, pins, pencils, sealing-wax, and wafers; in red tape and green ferret; in pocket-books, almanacs, diaries, and law lists; in string boxes, rulers, inkstands--glass and leaden--pen-knives, scissors, bodkins, and other small office-cutlery; in short, in articles too numerous to mention, ever since he was out of his time and went into partnership with Peffer.	Под сумрачной сенью Кукс-Корта, почти всегда погруженного в сумрак, мистер Снегсби торгует всякого рода бланками, потребными для судопроизводства, листами и свитками пергамента; бумагой - писчей, почтовой, вексельной, оберточной, белой, полубелой и промокательной; марками; канцелярскими гусиными перьями, стальными перьями, чернилами, резинками, копировальным угольным порошком, булавками, карандашами; сургучом и облатками; красной тесьмой и зелеными закладками; записными книжками, календарями, тетрадями для дневников и списками юристов; бечевками, линейками, чернильницами -стеклянными и свинцовыми, перочинными ножами, ножницами, шнуровальными иглами и другими мелкими металлическими изделиями, потребными для канцелярий, - словом, товарами столь разнообразными, что их не перечислить, и торгует он ими с тех пор, как отбыл срок ученичества и сделался компаньоном Пеффера.

On that occasion, Cook's Court was in a manner revolutionized by the new inscription in fresh paint, PEFFER AND SNAGSBY, displacing the time-honoured and not easily to be deciphered legend PEFFER only.	По этому случаю в Куке-Корте произошла своего рода революция - новая вывеска, намалеванная свежей краской и гласившая: "Пеффер и Снегсби", заменила старую, с надписью "Пеффер" (только), освященную временем, но уже неразборчивую.
For smoke, which is the London ivy, had so wreathed itself round Peffer's name and clung to his dwelling-place that the affectionate parasite quite overpowered the parent tree.	Потому неразборчивую, что копоть - этот "плющ Лондона" - цепко обвилась вокруг вывески с фамилией Пеффера и прильнула к его жилищу, которое, словно дерево, сплошь обросло этим "привязчивым паразитом".
Peffer is never seen in Cook's Court now.	Самого Пеффера теперь в Куке-Корте не видно.
He is not expected there, for he has been recumbent this quarter of a century in the churchyard of St. Andrews, Holborn, with the waggons and hackney-coaches roaring past him all the day and half the night like one great dragon.	Да и нечего искать его здесь, ибо вот уже четверть столетия, как он покоится на кладбище Сент Эндрью, близ Холборна, под грохот подвод и наемных карет, раздающийся весь день и половину ночи и подобный реву громадного дракона.
If he ever steal forth when the dragon is at rest to air himself again in Cook's Court until admonished to return by the crowing of the sanguine cock in the cellar at the little dairy in Cursitor Street, whose ideas of daylight it would be curious to ascertain, since he knows from his personal observation next to nothing about it—if Peffer ever do revisit the pale glimpses of Cook's Court, which no law-stationer in the trade can positively deny, he comes invisibly, and no one is the worse or wiser.	Если в те часы, когда дракон спит, мертвец и вылезает проветриться, если он и гуляет по Кукс-Корту, пока его не заставит вернуться на кладбище кукареканье жизнерадостного петуха, который почему-то, - интересно знать, почему? -неизменно предчувствует рассвет, хотя обитает в погребе маленькой молочной на Карситор-стрит, а значит, не может иметь почти никакого представления о дневном свете, - если Пеффер и навещает когда-нибудь скудно освещенный Кукс-Корт, - чего ни один владелец писчебумажной лавки не может категорически отрицать, - то он приходит незримо, никому не мешая, и никто об этом не знает.
In his lifetime, and likewise in the period of Snagsby's "time" of seven long years, there dwelt with Peffer in the same law- stationering premises a niece--a short, shrewd niece, something too violently compressed about the waist, and with a sharp nose like a sharp autumn evening, inclining to be frosty towards the end.	Когда Пеффер еще не отжил своего срока, а Снегсби семь долгих лет "отбывал срок ученичества", у Пеффера, в той же писчебумажной лавке, жила его племянница -низенькая, хитрая племянница, перетянутая, пожалуй, слишком туго, и с острым носом, напоминающим о резком холоде осеннего вечера, который тем холоднее, чем он ближе к концу.
The Cook's Courtiers had a rumour flying among them that the mother of this niece did, in her daughter's childhood, moved by too jealous a solicitude that her figure should approach perfection, lace her up every morning with her maternal foot against the bed-post for a stronger hold and purchase; and further, that she exhibited internally pints of vinegar and lemon-juice, which acids, they held, had mounted to the nose and temper of the patient.	Жители Кукс-Корта поговаривают, будто маменька этой племянницы, побуждаемая слишком ревностной заботливостью о том, чтобы фигура ее дочки достигла совершенства, с детских лет шнуровала ее сама каждое утро, упершись своей материнской ногой в ножку кровати для большей устойчивости; а еще говорят, будто она заставляла дочь принимать целыми пинтами уксус и лимонный сок, каковые кислоты, по общему мнению, "ударили" в нос и характер пациентки.