Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том седьмой

– Скольки с ляхами не воюй, а вы вдругорядь на Москву лезете, словно вам медом намазано. Самозванцем из пушки выстрелили, земли у вас отобрали, а вы все одно за свое, – он прищурился, – может ты вовсе и не лях, а жид, ровно Самозванец… – ловкая рука залезла под дерюгу, накрывающую телегу. Возница оскалил острые белые зубы.

– Пошел к… – он витиевато выругался, – не тронь казенное добро, – перед телегой прошмыгнул мальчишка с пустым лотком, забрехала шавка, болтающаяся на цепи нищего. Кони испуганно заржали, телега дернулась, из-под дерюги посыпались железные болванки. Нищий отчаянно заорал:

– Убили, православные, – болванка шлепнулась на его загаженный навозом лапоть, – жиды ногу мне переломили, – возница велел:

– Михайло, бери поводья. Ты человек ученый, но с сим справишься, – он размеренно слез с телеги, – ежели сию шваль не приструнить, дак сюда вся слобода сбежится, – нищий надрывался криком, однако местный люд невозмутимо пер мимо. Шуганув шавку, возница встряхнул нищего за грудки.

– Хромай отсюда, – добродушно посоветовал мужик, – пока ты цел, мил человек. Мы люди русские, православные. Я мастер по железу Демид, по прозванию Антуфьев, а сие тоже мастер, Михайло Воронов. Тебе с ломаной ногой больше милостыни дадут, – нищий испуганно замолчал, – держи на пропой души, – грязные пальцы с обломанными ногтями схватили пару медных денег. Свистнув псу, нищий нырнул в толпу.

– Говорили мне, что здесь народ вороватый, – Демид основательно уселся на козлах, – одно слово, столица… – Михайло подышал на руки.

– Русские, православные, – усмехнулся парень, – я лютеранином родился…

Дорогу им перегораживал обоз с отчаянно квохчащими курами в деревянных клетках.

– Сие дело прошлое, – отмахнулся возница, – кому на пропой, а кому и на прокорм, – Демид протянул кнут, – наверняка боярину везут вроде нашего, то есть моего…

Кроме казенного железа и чугуна с завода, где работал Михайло, на телегу навалили и податное железо Демида, черносошного крестьянина и, как он выразился, барашка в бумажке.

– Почему мне позволили заводик поставить, хоша и маленький, – смешливо сказал Демид по дороге, – есть у меня ходатай в приказе Большого Дворца, благодетель мой, – он отхлебнул водки из фляги, – слушай как дело было… – он подмигнул Михайле, – кручусь я в кузнице родовой, а мимо обоз большой тащится. Токмо я выглянул наружу, как подлетает парень на хорошем жеребце и орет:

– Кто здесь кузнец… – Демид развел руками.

– Я, говорю. Парень меня в охапку думал схватить, однако ж не на того напал, я не зря десяти вершков роста, – он расхохотался, – пришлось ему спешиться… – мимо кузницы Демида в деревеньке Павшино тянулся обоз Посольского Приказа.

– Казаков тогда в наше подданство приняли, – объяснил Демид, – и с ляхами опять собрались воевать. Государь отправил гонцов самому царю французскому, а возвращались они кружной дорогой через наши края, ино за Смоленском всегда беспокойно, – Михайло привык к неторопливой повадке Демида.

– Он словно немец, – одобрительно подумал парень, – и работает он на совесть, – в обозе охромела лошадь наиважного, как выразился Демид, царского посла, боярина Воронцова-Вельяминова.

– Видел бы ты его, Михайло, – присвистнул мастер, – я высокий, дак он меня выше. Рыжий, аки огонь, истинный медведь. Он еще при государе Михаиле Федоровиче в Посольском приказе состоял. Он меня с разгона обматерил, а я ответил, что погодите лаяться, боярин, дайте на работу взглянуть, – Демид поскреб в черной бороде, – взглянул и говорю – тому кузнецу сию подкову сами знаете куда надо засунуть, еще и повернуть, – Михайло не мог не улыбнуться, – но не будь я Демид Антуфьев, если все не исправлю.

– Жеребец у него, Михайло, – кузнец вздохнул, – белый аки снег и нравный, черт, но я с конями хорошо управляюсь. Подковал я коня, боярин серебро мне кинул, а я говорю – сие я сам заработаю, но вижу, что вы большой человек. Есть у меня дело, не откажите выслушать, – Демид помолчал, – он меня выслушал и спрашивает: «Ты пистолеты чинить можешь?». Здесь меня обида взяла. Могу, говорю и не токмо их, а любое оружие… – мастер ухмыльнулся:

– Прошлым годом Федор Петрович самолично ко мне приехал с сыном единственным, Петром Федоровичем и привез указ от Приказа Большого Дворца. Таперича он мой… – Демид пощелкал пальцами, Михайло помог: «Компаньон». Кузнец хмыкнул:

– Боярин тоже сие сказал. Он умеет по-ихнему, а православному такого не выговорить. Получается, что сие доля его… – обоз с курами медленно тонул в глубокой луже.

– Сие дело долгое, – недовольно добавил Демид, – ступица на колесе сломана, – он позвал босоногого мальчишку, прыгающего по доскам.

– На Воздвиженку как отсюда проехать… – Михайло знал, что именно там обосновались Воронцовы-Вельяминовы, – далеко ли… – парнишка зачастил:

– Далеко не близко, высоко не низко, как копейку подержу, дак и сразу все скажу.. – Демид крякнул:

– Далеко пойдет оголец. Держи блины, – он порылся в укладке, – хозяйка моя готовила, тебе мамка таких не напечет… – Демид оставил в Туле жену и сына, младенца Никиту.

– Тоже бы жениться, – тоскливо подумал Михайло, – в Германию я больше не вернусь. Зря, что ли, я стал православным… – он очнулся от довольного голоса мальчишки.

– Вкусные, дядя, – парень облизнулся, – мамка не напечет, она спьяну в Яузе утонула. На Воздвиженку через Красную площадь ехать надо, – мальчишка махнул вперед, – оттуда с утра народ гоняли. Должно, царь куда-то собрался, али еще что… – гулко забил церковный колокол, над крышами понесся перезвон.

– Вроде не престольный праздник, – нахмурился Демид, – что такое… – парнишка уронил недоеденный блин.

– Гонцы царские, – по Покровке неслись двое в красных кафтанах, – неужто мир заключили… – слободской люд жался к стенам изб, гонцы кричали:

– Мир, мир! Мир с Польшей.. – Демид решительно подытожил:

– Распрягаем коней, Михайло. Сегодня мы никуда не поедем, сегодня первопрестольная гуляет. Рядом изба казенная, – целовальники выкатывали на порог бочки вина, – дуй в горницу, займи место… – телега повернула в узкий проулок.

Михайло не мог избавиться от назойливой блохи. Ворочаясь на комкастом тюфяке, он пытался прихлопнуть надоедливую тварь. Чадил прилепленный к бревнам огарок свечи, из темноты доносился мерный храп Демида. После штофа хлебного вина и горшка кислых щей с ржаным хлебом они решили не отправляться на Воздвиженку.

– Там и голову преклонить негде, – Демид с хрустом разгрыз мозговую кость, – на усадьбу боярина нас не пустят, – он подергал засаленнную полу армяка, – а казенных изб в тех краях не водится, там живут богачи, – товарищ рыгнул, – надо проситься на постой в здешних краях…