Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том четвертый

Местонахождение Красного Принца и Ритберга оставалось неизвестным. Пьер, впрочем, сомневался, что имя Ритберга всплывет на поверхность.

– Его видели только мы, – сказал он кузине, – ясно, что мы не поделимся сведениями с полицией, – Надя открыла рот. Пьер вздохнул:

– Потому что нам никто не поверит. Ритберг вне подозрений, как и депутат Краузе, – Надя поинтересовалась:

– Думаешь, разговоры о великой Германии останутся разговорами? – Пьер повел сигаретой.

– Я больше чем уверен. Ритберг не задержится в Мюнхене, а леваки без должного руководства ничего из себя не представляют. Вряд ли депутат Краузе рискнет постом, чтобы возглавить новый Пивной Путч, – Надя презрительно сказала:

– Он приспособленец похлеще советских коммунистов. Магдалена сделала большую ошибку, – девушка вовремя оборвала себя.

– Но лицо Пьера все равно изменилось, – поняла Надя, – хотя у них с Магдаленой ничего не могло случиться…

Пьер однажды невесело признался ей, что все равно чувствует себя неловко рядом с Брунсом.

– Но сейчас он спас Иоганна, – Надя соскочила с подоконника, – вернее, мы все его спасли, – позвонив в отель, Иосиф сообщил, что палестинцы, наконец, предъявили ультиматум. Группа требовала освобождения заключенных в израильских тюрьмах.

– Они не забыли упомянуть о Баадере и Майнхоф, – заметил Пьер, – ясно, чьи уши торчат из этого заявления, – палестинцы отказались от денег, предложенных им немецким правительством.

– И от обмена израильтян на немецких заложников они тоже отказались, – вспомнила Надя, – Краузе не преминул засветиться в очередном интервью, – в полуденных новостях депутат говорил о своей инициативе.

– Я готов занять место израильтян, – камера остановилась на блестящих слезами глазах, – немыслимо, что такой акт насилия происходит на земле Германии, – Пьер приглушил звук.

– Сейчас он начнет распространяться о трагических страницах недавней истории, – заметил инспектор, – отправься он в заложники, его никто и пальцем не тронул бы, он нужен арабам, – Надя хмыкнула: «Думаешь, он знает, где Саламе и Ритберг?».

Кузен отозвался:

– Наверняка. Но не пытать же его, – он взглянул на часы, – я поеду к Хассельману и постараюсь добиться допуска на виллу. Может быть, я найду что-то, ускользнувшее от глаз немецких полицейских…

Надя не хотела сидеть в номере, где по всем программам крутили кадры с выброшенным из окна трупом.

– Моше Вайнберг, – она наизусть выучила имена заложников, – нет, надо чем-то заняться…

В дверь постучали, Пьер положил руку на карман пиджака.

– Вряд ли это арабы, – одними губами сказала Надя, – подожди, – она никогда в жизни не видела высокого человека средних лет в простом пенсне.

– Госпожа Гольдберг, – галстука он не носил, – полковник Кардозо, ваш родственник, сказал, что вы обосновались в этой гостинице. Меня зовут Цви Замир, – Пьер поднялся, – я возглавляю Моссад, если вы слышали о такой организации, – Замир кивнул: «Добрый день, инспектор».

– Госпожа Гольдберг, – он откашлялся, – я имею честь знать вашего отца. Нам надо поговорить, – Надя молча пропустила его в номер.

– Согласно конституции Германии, – донесся до Фридриха гнусавый голос, – мы не можем позволить армии другого государства проводить операции на нашей территории…

Дверь, разделяющая прокуренные комнаты управления полиции Мюнхена оставалась приоткрытой. За оградой напротив дома номер тридцать один по Коннолиштрассе быстро возвели временную, как выразился Вольфганг, структуру, однако устраивать совещания там было невозможно.

Даже вся полиция Мюнхена не разогнала бы облепивших забор журналистов. Телеканалы быстро водрузили на улице грузовики, расписанные эмблемами новостных программ. У ограды торчали папарацци с мощными объективами.

– Сюда мы отправим только обычных полицейских, – сварливо заметил министр внутренних дел, – иначе мы рискуем тем, что газетчики ворвутся прямо на заседание чрезвычайного комитета, – Фридрих, разумеется, входил в его состав.

– И израильтяне тоже, – израильтян оказалось двое, – с генералом все понятно, – глава Моссада неплохо говорил по-немецки, – но парень, Фельдшер, мне совсем не нравится…

Краузе решил, что полковник, как его называл Замир, немногим младше его самого.

– Фельдшер отвечал за охрану нашей делегации на играх, – объяснил Замир на утреннем заседании, – он спас ребят, живших в квартире номер два…

Фельдшер как две капли воды походил на беззаботного хиппи. На заседание он явился в гавайской рубашке, потертых джинсах и баскетбольных кедах. Нечесаные светлые кудри украшала перевитая бисером косичка. Израильтяин попеременно жевал жвачку и дымил вонючими сигаретками.

Кто-то поинтересовался его боевым опытом. Полковник отчеканил:

– Первый раз я участвовал в бою в сорок пятом году, – за столом явственно поперхнулись, – мне тогда исполнилось девять лет. Моя покойная мать возглавляла еврейский партизанский отряд, сражавшийся в Карпатах, – полицейские замолчали, – бой шел с нацистами, – он пыхнул окурком, – кроме того, я и мой брат пережили заключение в Аушвице, – тишина становилась все более тяжелой, – что касается службы в армии, то я в строю почти два десятка лет…

На заседании они обсуждали возможность участия израильских коммандо в операции по спасению заложников.

– Но обсуждать нечего, – гнусавый голос принадлежал министру внутренних дел Геншеру, – мы не нарушим конституцию и даже Фельдшер не имеет права присоединиться к нашим ребятам…

Покидая совещание, Фридрих сделал вид, что хочет позвонить жене.

– Фрейлейн Брунс волнуется, – Фридрих всегда называл Магдалену сценическим именем, – сами понимаете, что сейчас показывают в новостях…

Ему не требовалось сверяться с блокнотом, чтобы вспомнить заученный наизусть телефонный номер. Краузе вызвали к аппарату в полицейском управлении два часа назад.

– Когда нам принесли обед, – мимолетно подумал он, – я решил, что звонит Магдалена, – он связывался с женой утром. В Бонне все было спокойно. По словам жены, никто посторонний в доме не появлялся.

– Но может появиться в любой момент, – по спине Фридриха пробежал холодок, – и это будут не ребята Саламе и не бесполезные леваки Ритберга. К нам придут старики Феникса, а он не знает пощады…

Два часа назад Краузе услышал невозмутимый голос Ритберга. Адольф позвонил на коммутатор управления полиции Мюнхена. Краузе к тому времени узнал от бывшего соученика, что при обыске на вилле нашли многочисленные отпечатки пальцев.

– К сожалению, по картотеке они не проходят, – пожал плечами Вольфганг, – но израильтяне считают, что в особняке прятался руководитель террористов, некий Али Хассан Саламе. Вилла приналежала твоему покойному патрону, – добавил комиссар, – вернее, его юридической практике…