Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том четвертый

– Католичка. И она светловолосая, – Герберт рассмеялся:

– Это ради съемки. У нее волосы цвета темного каштана, – он свернул к малой арене, – мы столкнулись в кафе и подружились, – он заметил, что мать толкнула отца локтем в бок. Адвокат нацепил очки.

– Очень мила, – пробормотал отец, – она, получается, твоя ровесница, – Герберт ответил:

– Да. Она рано потеряла мать и присматривала за младшими сестрами, – так ему объяснила Надин, – поэтому она отложила учебу, – Матильда подмигнула мужу, старший Штрайбль кашлянул.

– Приводи ее на обед, милый, – ласково сказала мать, – я уверена, что мы тоже подружимся. Прямо завтра и приводи, – Герберт внезапно решил:

– Пошли они к черту, и леваки, и арабы. Я люблю Германию, но я не пожертвую жизнью ради дурацких амбиций Адольфа. Мы обвенчаемся с Надин, – он подумал о зимней свадьбе и медовом месяце в Альпах, – и все будет хорошо…

Герберт отозвался:

– Непременно. Я позвоню ей после матча. Отлично, половина второго, мы на…

Он не успел больше ничего сказать. Оглушающий взрыв поднял мерседес в воздух. Превратившаяся в огненный шар машина встала на дыбы. Куски дымящегося железа посыпались на бетонку, Надя рванула руль на себя.

– Мы были правы, – девушка бросила пежо в сторону, – были правы, Пьер…

Над горящим мерседесом поднимался столб черного дыма.

Белые кеды Нади испачкала засохшая кровь, порванные джинсы серели пятнами пыли. Сидя в неудобном пластиковом кресле, девушка прижимала к глазу холодную примочку. Рука Нади еще болела. Покосившись на Пьера, она пошевелила пальцами.

– Полицейские посчитали нас террористами, – она взяла сигарету, – хотя какой террорист остался бы на месте взрыва?

Бросив пежо на обочине, Надя побежала к пылающему лимузину Штрайблей.

– Он мог остаться в живых, – крикнула девушка Пьеру, – он вел машину… – Надя закашлялась горьким дымом.

– Я была права, – она покусала губы, – Штрайбль действительно жил, пусть и недолго…

Она наклонилась над искалеченным телом. Кеды хлюпали в крови, Надя вдохнула запах горелой плоти. Обожженные губы зашевелились, Надя поискала глазами его руку.

– Но рук не было, – девушка уняла дрожь в пальцах, – он должен был умереть на месте, но еще держался, – Штрайбль не мог ее увидеть и не узнал ее голос.

– Я сказала, что скорая помощь в дороге, – Надя выкинула окурок в урну, – а он повторял одну дату, – Надя не могла отделаться от голоса Штрайбля.

– Ему, наверное, казалось, что он кричит, – вздохнула девушка, – хотя он еле шептал… – Надя выпрямилась в кресле.

– Пятое сентября, – вспомнила она, – пятое сентября, Ритберг, великая Германия, – Штрайбль умер именно на этом слове.

– И его родители мертвы, они превратились в прах, – по лицу Нади покатились слезы, – погибло еще трое, с десяток человек ранено, – одним из раненых оказался кузен Пьер. Надя покосилась на пластырь, пересекающий его небритую щеку.

– Царапина, – словно услышав ее, сказал кузен, – интересно, нас арестуют? – им не позволили позвонить Иосифу. Удостоверение инспектора Сюртэ, предъявленное Пьером, не произвело никакого впечатления на немецких полицейских.

– Его рана не помешала им надеть на нас наручники и сунуть в фургон, – Надя отпила остывшего кофе в картонном стаканчике, – ему кинули бинт, я его сама перевязала…

В фургоне, отдышавшись, кузен заметил:

– Ты видела белый грузовичок? – Надя кивнула:

– За рулем сидел смуглый парень, явно не немец, – Пьер с шумом втянул в себя воздух.

– Надеюсь, перед допросами мне зашьют порез, – пробормотал он, – я уверен, что в фургоне сидели парни Саламе, они наблюдали за происходящим, – Пьер считал, что мерседес взорвали не дистанционно.

– Устройство простое, – объяснил он, – нужны только дешевые часы. Они выставили время на половину второго и приехали проверить, все ли в порядке, – Надя нахмурилась.

– Фургон исчез с дороги минут за пять до взрыва, они не хотели рисковать и оставаться рядом, – о Брунсе ни она, ни Пьер не упоминали.

– Словно по негласной договоренности, – поняла Надя, – полиции о нем знать нельзя, – она понятия не имела, сидел ли Иоганн в фургоне.

– Саламе мог приказать ему заминировать мерседес, – вздохнула Надя, – а Иоганн не мог отказаться, – Пьер неслышно сказал:

– Насчет квартиры Брунса я умолчу. Иосиф тоже ничего не скажет, – он допил кофе, – и, тем более, нельзя упоминать о Хайди, – за окном курилки университетского госпиталя сверкала яркая лазурь неба.

– Даже радио не послушать, – Надя не нашла репродуктора, – но вечерние газеты, наверное, выйдут с информацией о взрыве. Здесь не Советский Союз, такое не станут скрывать, – в курилку их привели из кабинета врача. Пьером и Надей занимался молчаливый доктор.

– Полицейский последовал за нами, – поняла Надя, – он никуда не двигается от дверей, – полицейский, молодой парень при резиновой дубинке и оружии, откровенно рассматривал Надю. Девушка вспомнила обгоревшие яркие страницы, разбросанные вокруг руин мерседеса. Надю затошнило.

– Рядом лежала оторванная женская кисть, – она закрыла глаза, – фрау Матильда читала в машине Vogue с моим сетом для Сен-Лорана, – подышав, Надя справилась с собой.

– Значит, Ритберг здесь, – шепнула она кузену, – он, наверняка, действует вместе с арабами, – Пьер задумался.

– Или после них. Но случившееся не тянет на террористическую атаку. Израильтяне могли поехать на игру, как зрители, однако Саламе взорвал не арену, а машину семьи, не имеющей никакого отношения к Израилю…

Надя заметила: «Во взрыве могут обвинить леваков». Пьер невесело отозвался:

– Я уверен, что так и будет, а в это время Саламе спокойно подготовит настоящий теракт, – Надя почесала спутавшиеся, пропахшие гарью волосы.

– До пятого сентября осталось два дня, – она прислушалась к шагам в коридоре, – получается, что Ритберг ждет настоящей… – дверь открылась, Надя оборвала себя.

Полицейский заметно подтянулся. Невысокий, полноватый мужчина с лысиной, заглянувший в курилку, носил потрепанный костюм и неожиданный для теплого сентября вязаный жилет. Галстук лоснился, на пиджаке недоставало одной пуговицы.

– Идите, – скрипуче сказал он полицейскому, – дальше я сам, – под мышкой он тащил папку.

– Принесите нам кофе, -добавил он в спину парню, – спасибо, Юрген, – незнакомец устроился на стуле напротив Нади и Пьера.

– Все разрешилось, месье де Лу, – сказал он на неловком французском языке, – ваше удостоверение, прошу, – Пьер взял книжечку.

– Мадемуазель Гольдберг и я говорим по-немецки, – сообщил он, – с кем имеем честь? – незнакомец приподнялся.

– Комиссар Вольфганг Хассельман, криминальная полиция Мюнхена, – он разложил на коленях папку, – расскажите мне все с самого начала.