Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга вторая. Том пятый

– Мы выбрались отсюда только благодаря документам, подписанным покойным Мишелем и Теодором, – подумала женщина, – они ходатайствовали за нас перед британским правительством. Людвиг был коммунистом, но спасение жизни человека важнее, чем все партии, вместе взятые. Иначе нас ждала бы страшная смерть, – Клара видела «Превращение», но все равно передернулась, – как Грегора Замзу…

Тиква, казалось, уменьшалась на глазах, сжимаясь в комочек:

– Он тоже считал, что должен исчезнуть, – донесся со сцены ее странный, высокий голос, – считал, пожалуй, еще решительней, чем все остальные…, – девушка распласталась на половицах. Загремели грубые шаги, зрители замерли:

– В Вене финал был другим, – Клара подалась вперед, – это они сейчас придумали…, – кто-то крикнул с места:

– Так же и наша страна! Ее заморили голодом, заткнули ей рот, загнали в угол…

Аарон, в потрепанной форме советского солдата, легко подняв неподвижную девушку, свалил ее в тачку. Он подмел половицы, что-то бормоча, колеса тачки заскрипели. Яркий луч осветил пустое место на сцене:

– Долой русских, – раздался еще один молодой голос, – долой СССР…, – зрители вскакивали на скамейки, скандируя:

– Браво, Майер! Долой русских, долой СССР, долой, долой!

По дороге в неизвестный ему пражский район Бубенеч, сидя в такси, Генрик слушал скороговорку британского радиодиктора. BBC передавало программу о будущих выборах в США. Несколько дней назад кандидатом от республиканской партии объявили Ричарда Никсона:

– Демократы, после убийства сенатора Роберта Кеннеди, еще не достигли согласия по кандидатуре, – заметил ведущий, – однако, скорее всего, они выставят на гонку сенатора Хьюберта Хамфри, нынешнего вице-президента страны…, – молоденький парнишка, таксист, покрутил головой:

– Я не все понимаю, – парень свободно объяснялся по-немецки, – очень быстро говорят…, – он взял сигарету из золотого портсигара Генрика, – я занимаюсь английским языком, но пока плохо разбираю такую речь…, – переведя ему слова диктора, Генрик поинтересовался:

– Вы хотите уехать на запад…, – окинув его откровенно недоверчивым взглядом, таксист внезапно улыбнулся:

– На стукача вы не похожи. Министерство Госбезопасности их одевает на один манер и глаза у них оловянные, – машина свернула к парку Стромовка, – вы турист, что ли…, – Генрик кивнул: «Именно так». Парень одобрительно отозвался:

– Парк у нас красивый. Я бы тоже здесь рос, если бы не коммунисты, – он помрачнел, – неподалеку наш семейный особняк, то есть бывший особняк…, – оказалось, что мальчику всего двадцать лет:

– Я потерял отца двухлетним малышом, – мрачно сказал он, – его расстреляли, как буржуазного националиста и вообще, – он повел рукой, – капиталиста и эксплуататора…, – отец нынешнего таксиста владел крупной транспортной компанией:

– Сначала фирму отобрали нацисты, – юноша вздохнул, – потому что папа отказался предоставлять им машины, а потом все заграбастали красные…, – в таксопарке парень оказался, как он выразился, на перевоспитании:

– Вообще я хотел стать автомобильным инженером, – он приглушил радио, – но никакой университет мне не светит из-за буржуазного происхождения. Меня отправили водить машину, но в парке есть шоферы, раньше работавшие в нашей фирме. Они взяли меня под свое крыло…, – юноша не скрывал, что думает перебраться на запад:

– Мой дядя живет в Америке, – признался он, – у него хватило ума покинуть страну после аннексии, в тридцать восьмом году. Папа не уехал и видите, что получилось…, – дядя давно прислал таксисту вызов, но, как он сказал, коммунисты тянули волынку:

– Некоторые пытаются тайно пересечь австрийскую границу, – сказал парень, – просто так у нас на запад не пускают. Но такое опасно, в нарушителей стреляют на поражение…, – таксист надеялся, что правительство Дубчека разрешит свободную эмиграцию:

– Можно жениться на еврейке, – деловито добавил он, – их выпускают в Израиль. Но где найти такую девушку, в Праге евреев почти не осталось…, – синагоги в еврейском квартале стояли пустыми. Генрик даже поежился:

– Мы были на службе в Иерусалимской синагоге…, – его и Аарона вызвали читать Тору, – миньян собрался, но там сидели почти одни старики…, – в остальных синагогах еврейского квартала помещались музейные выставки:

– В Венгрии евреев выжило больше, – пришло в голову Генрику, – благодаря Валленбергу. Здесь и в Польше почти все погибли, Гитлер оказался в Праге гораздо раньше, чем в Будапеште…, – теща провела их по всему Йозефову, где раньше располагалось еврейское гетто:

– Аарон хочет экранизировать историю о Големе, – пришло в голову Генрику, – наверняка, с Тиквой в главной роли. У нее отлично получился Грегор Замза, она рождена для мистики и хоррора…, – свояк собирался сам написать сценарий будущего фильма:

– Но это потом, – весело заметил Аарон, – сначала надо закончить два других проекта и третий, самый главный…, – он ласково положил ладонь на живот Тиквы, – то есть не закончить, а только начать…, – Генрик ткнул сигаретой в пепельницу на приборной доске:

– И тогда мы выпили за здоровье будущего малыша. Ерунда, – он вспомнил уличные бои в Будапеште, – здесь ничего такого не случится, русские не введут сюда войска. Аарон и Тиква покажут несколько представлений, он устроит закрытый просмотр «Че», мы с Аделью выступим на мастер-классах и двинемся в обратный путь…, – Генрик очнулся от невеселого голоса таксиста:

– В одном из здешних особняков до войны сидело гестапо, а потом здание отдали советскому посольству, – юноша скривился, – никакой разницы между ними нет…, – Генрик попросил остановить машину рядом со входом в парк:

– Хороших выходных, мистер, – пожелал юноша, – погоду обещают отличную…, – на дворе было воскресенье:

– Они и в воскресенье работают, – у Генрика опять свело живот от волнения, – остальные думают, что я поехал прогуляться…, – Адели он объяснил, что хочет проветриться:

– Т знаешь, как важно побыть в тишине, – Генрик ласково поцеловал жену, – особенно перед концертом…, – сегодня он играл в том же самом театре «На балюстраде», где вчера показывали «Превращение»:

– Концерт почти подпольный, – убедившись, что такси уехало, Генрик пошел к воротам парка, – все афиши рукописные, самодельные…, – афиши, как и приглашения на спектакль, передавали из рук в руки, – но это музыка, ничего антикоммунистического в ней нет…, – он понимал, почему свояк изменил финал «Превращения»:

– То есть не изменил, а надел советскую форму…, – гимнастерку Аарон достал в костюмерной театра, – после такого зрители его чуть ли не на руках носили…, – впереди показался советский флаг. Генрик нащупал в кармане свой британский паспорт.