Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга вторая. Том второй

– Мы тебя проводим, то есть я, – пообещал Маленький Джон, – Максим отвезет малышню домой… – Волк и Марта забрали Веру с детьми. Джованни и Клара пошли отдохнуть:

– Папа с мамой тоже иногда спят после обеда, по крайней мере, уходят в спальню, – вспомнил Максим, – они пожилые люди. Папе скоро пятьдесят, маме год до сорока лет… – он избегал смотреть в сторону Лауры, – хотел бы я, чтобы у меня случилось так, как у них, один раз и на всю жизнь… – отец рассказал Максиму, что в сорок пятом году вернулся в СССР именно из-за матери:

– Я не мог позволить ей пропасть во второй раз, – признался Волк, – в метро я решил, что больше ее не увижу. Но, поняв, что она жива, я больше ни о ком другом и думать не мог. У тебя тоже так случится, – он внимательно посмотрел на сына, – у тебя мое сердце, милый… – Максим повертел чашку:

– Папа уверен, что Мария жива. Старшая сестра, – он поймал себя на улыбке, – ей двадцать один год, как Теодору-Генриху. Может быть, они встретились в СССР, и его светлость тоже жив… – Ник протянул Паулю сжатые кулаки:

– Выбирай… – соперник ткнул пальцем в левый. Ник раскрыл ладонь:

– Играешь белыми, я тебе дам фору… – раскосые глаза Пауля ласково взглянули на Ника. Он помотал лысеющей головой. Светлые волосы трогательно завивались над оттопыренными ушами. Пауль криво застегнул верхнюю пуговицу на сшитой Кларой фланелевой рубашке:

– Ему идет четвертый десяток, – пришло в голову Нику, – а он словно Чарли, кажется, что ему пять лет… – Пауль аккуратно переложил фигуры:

– Нет, – он не сводил глаз с Ника, – белыми играешь ты. Запомни, – Пауль погрустнел, – только белыми, не сделай ошибки. Белая королева, – он поднял фигуру с доски, – белая, а не черная… – его взгляд стал тусклым, далеким. Ник даже испугался:

– Ты чего, – пробормотал подросток, – я сыграю белыми, если ты так хочешь… – Пауль поднял палец вверх:

– Она хочет, чтобы черными, а она сильнее… – он помолчал, – но помни, что любовь сильнее ее. Любовь всему верит, всего надеется, все переносит… – Ник не представлял, откуда Пауль подхватил евангельскую цитату:

– Нет, дядя Джованни берет его в Бромптонскую ораторию, а тетя Клара ходит с ним в синагогу. Но в синагоге Евангелия не читают, значит, он услышал слова где-то на проповеди… – Лаура отозвалась:

– Но любовь из них больше. Любовь к Иисусу и святой церкви… – Пауль не выпускал черной фигурки:

– У тебя будет другая, – нежно сказал он, – другая любовь. Появятся дети, много… – он нахмурился, – я не умею посчитать… – Лаура хмыкнула:

– Ты говорил, что мальчик и девочка… – Пауль улыбнулся:

– Это не твои. Это ее… – оживившись, он вскочил на ноги, – то есть потом их. Две девочки и мальчик, – поправил он себя, – только одна далеко, она летит по небу…

Расставив руки в стороны, Пауль забегал по ковру. Томас, недовольно мяукнув, соскочил с дивана. Маленький Джон, поднявшись, поймал Пауля:

– Играли в шахматы, так и играйте спокойно… – юноша услышал тихий шепот:

– Он жив, жив. Ты его увидишь, обязательно, но остерегайся невесты… – пытаясь посадить Пауля на место, наследный герцог весело сказал:

– Кому-то надо меньше смотреть телевизор. У тебя в голове одни мыльные оперы, как теперь говорят… – Полина спохватилась:

– Сейчас начнется «Доктор Кто». Лаура, пошли, – она потянула кузину за собой, – или монахиням такого не разрешают, то есть почти монахиням… – Максим проводил глазами темные волосы кузины:

– Оставь, бесполезно, – тяжело вздохнул юноша, – ты слышал, она почти монахиня… – теплая рука Пауля бесцеремонно легла ему на плечо:

– У нее корона, она королева… – Пауль показал ему фигурку, – только тебе придется служить за нее… – Максим шутливо отозвался:

– Семь лет, и они покажутся мне, как несколько дней… – Пауль кивнул:

– Покажутся. Только не семь лет, а дольше… – он подхватил конфету из раскрытой коробки, – не знаю, сколько… – зачавкав шоколадом, Пауль вернулся к шахматной доске.

Подслеповатые окна барака покрылись разводами инея. Наросты льда закрывали стекло, почти касаясь высокого сугроба у стены. В первый день февраля неожиданная оттепель закончилась. За одну ночь ртуть в большом градуснике, висевшем на крыльце управления гидростроительства, рванула, как смеялись ребята, к абсолютному нулю.

Стройке морозы не мешали. Над скованной холодом плотиной бились на ветру кумачовые лозунги:

– Завершим задание партии в рекордно короткий срок! Введем в действие центральный пульт управления, уложим последний кубометр бетона… – огромная серая стена терялась в белесом, обжигающем горло тумане. Последний кубометр, разумеется, не означал конца стройки. Комсорги на участках наставительно говорили:

– Впереди нас ждет прием плотины правительственной комиссией, прокладка железной и автомобильной дорог. Потом мы двинемся на восток, к Амуру… – ходили слухи, что Братск станет одной из крупнейших станций на проектируемой железной дороге. Рельсы до города дотянули еще зэка, работавшие в давно несуществующем Бамлаге, однако в Братске предпочитали о таком не упоминать.

На дощатой стене барака висела карта области с прочерченной красным извилистой линией:

– Тайшет-Братск-Усть-Кут… – кричали жирные гуашевые буквы, – комсомолец, отдай свои силы будущей магистрали… – в Усть-Куте дорога обрывалась. До Тайшета, старой станции Транссибирской дороги, пассажирские поезда, в любом случае, пока не ходили. Полотно занимали бесконечные товарные составы, гнавшие в город цистерны с бензином и мазутом и контейнеры стройматериалов:

– Но иногда перепадают и фрукты, – усмехнулся юноша в синей спецовке под расстегнутым тулупом, – мы доедаем новогодние подарки из Москвы… – на длинном столе расставили несколько тарелок с мандаринами и дешевыми конфетами. Черную грифельную доску осеняла большая фотография с размашистой подписью:

– Героям Братска от советских поэтов. Евгений Евтушенко… – весной в этой комнате, помещении горкома комсомола, московский гость читал свою поэму. К грифельной доске прицепили карту мира. Для ежедневной политинформации выделяли ровно четверть часа:

– Ребята не ленятся вставать пораньше, потому что комсорг не дурак… – каменщик шестого участка, товарищ Миллер, расхаживал у доски, – он понимает, что без конфет и вафель сюда никого не залучить… – заледенелые вафли отдавали дешевым одеколоном, напоминая Теодору-Генриху о единственной в городе парикмахерской, располагавшейся в таком же бараке.

Каменные здания в городе можно было пересчитать по пальцам:

– Горком партии, управление гидростроительства, металлурги, железнодорожники… – он отхлебнул дымящегося чая из жестяной кружки, – остальные сидят при буржуйках, как во времена военного коммунизма… – на совести проводящего политинформацию была и растопка буржуйки в комнате. Топором и пилой товарищ Миллер владел отлично: