Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга вторая. Том второй

– Еще мастерком и рулем грузовика… – он упер указку в карту, – ладно, товарищ Миллер, потерпи немного… – Теодор-Генрих откашлялся:

– Силы контрреволюции, совершившие на этой неделе переворот в Южном Вьетнаме, не останутся безнаказанными, товарищи. Советское правительство оказывает братскую помощь коммунистической партии Северного Вьетнама. Борцы за свободу страны будут противостоять неизбежной агрессии США. Наша цель, товарищи, объединенный Вьетнам, уверенно идущий по дороге социалистического будущего… – поссорившись с Китаем, Советский Союз отчаянно нуждался хоть в каком-то оплоте в бывшем Индокитае:

– На Северной Корее далеко не уедешь, – усмехнулся Теодор-Генрих, – Корея одна, а вокруг нее американские базы в Корее Южной, на Окинаве, на Тайване. СССР не оставит в покое Вьетнам и США тоже не уйдет из региона. Они опять, как в Корее, начнут воевать чужими руками. То есть, американцы хотя бы сражались сами, а у севера были советники из СССР… – ребята даже зааплодировали:

– Что касается олимпиады в Инсбруке, – добавил юноша, – то нас, несомненно, ждет победа в конькобежном спорте, с товарищем Скобликовой, и золотая медаль в хоккейном состязании… – сзади крикнули:

– А биатлон, Генрих? В биатлоне у нас тоже будут медали… – девушка у чайника, закутанная в ватник, подняла руку:

– Товарищи Белоусова и Протопопов, в фигурном катании, не подведут…

Телевизоров в Братске, разумеется, не существовало. Новости узнавали из радиоточек в бараках и приходивших сюда с опозданием газет. Теодор-Генрих был уверен, что убийство Кеннеди дело рук СССР:

– Дядя Джон тоже так считает, он мне целую схему нарисовал… – юноша заставил себя не улыбаться, – закругляйся, товарищ Миллер, у тебя рейс через полчаса.

На тайшетской трассе постоянно требовались шоферы: «Долг каждого комсомольца – помощь стройке!» – призывал очередной плакат в коридоре барака: «Записывайся на курсы водителей!». Предъявив права, полученные якобы в Казахстане, товарищ Миллер присоединился к комсомольскому шоферскому отряду.

Два раза в месяц они гоняли порожние грузовики в Тайшет, возвращаясь с грузами для стройки. Полтысячи километров по выстроенному до войны шоссе машины проходили за десять часов.

– Но сейчас я буду ехать дольше, – понял Теодор-Генрих, – вчера было минус пятнадцать, а сегодня почти сорок, дорога обледенела… – даже в натопленной комнате ребята не снимали тулупов и шапок, – не говоря о том, что я кое-куда сверну по пути… – он шутливо развел руками:

– И в биатлоне и в фигурном катании мы не обойдемся без медалей, товарищи. Наша цель – первое место в общем зачете… – комсорг участка щелкнул фотоаппаратом:

– Для истории, – весело сказал парень, – десять лет назад на строительстве прошла первая политинформация… – Теодор-Генрих старался не попадать под объективы приезжающих на стройку корреспондентов:

– Ладно, – успокоил он себя, сворачивая карту, – снимок дальше нашего местного листка не пойдет, если фото вообще получится. В любом случае, в апреле, когда потеплеет, мы двинемся дальше на восток, к Сахалину… – за окном засвистел гудок:

– Семь утра, начало рабочего дня… – Теодор-Генрих проверил свои часы, – через четверть часа мне надо сесть за руль… – бросив в рот конфету, дохлебав чай, он замотал воротник тулупа деревенским шарфом грубой вязки. На крыльце барака ему в лицо ударил ледяной вихрь. Нахлобучив на голову треух, оскальзываясь среди не расчищенных сугробов, юноша побежал к низкому бараку, где помещался гараж строительного управления.

Лыжам в кабине ГАЗ-53 никто не удивлялся. На трассе часто случались поломки, деревни и поселки отстояли друг от друга на десятки километров. В случае неисправности шофер должен был добраться до ближайшего телефона и вызвать ремонтную бригаду:

– Хорошо, что здешние районы телефонизировали до войны… – Теодор-Генрих аккуратно вел машину, – иначе в рейс приходилось бы брать рацию, как на стройках тридцатых годов…

О возведении Магнитогорска им рассказывал один из инженеров, приехавший на Урал по комсомольскому призыву:

– Он работал бетонщиком, отучился в институте, но потом его арестовали, правда, выпустили перед войной. Потом еще раз арестовали за плен, сослали… – юноша почувствовал тяжелую злость:

– У него украли десяток лет жизни, только он все равно ничего не понял… – инженер выступил на комсомольском собрании, где ребята обсуждали «Один день Ивана Денисовича»:

– Он сказал, что книга клеветническая и в лагерях сидели за дело. Тогда кто-то из парней крикнул, получается, что вы тоже попали в гулаг не просто так… – не отрывая руки от руля, юноша чиркнул спичкой, – а инженер ответил, что да, по молодости лет он якобы позволял себе контрреволюционные высказывания. Страна проклятых шарманок, как говорила мама…

Теодор-Генрих старался не думать о матери и вообще о семье. Дядя утверждал, что так лучше:

– Поверь моему опыту, милый мой, – сварливо сказал герцог, – ты пять лет в разлуке с домом, но у тебя есть Мария, а теперь и сын появился, – он подмигнул юноше, – а я здесь торчал в полном одиночестве, без надежды на возвращение… – Джон положил руку на книжку «Нового мира», привезенную Теодором-Генрихом в тайгу:

– Они, наверное, – герцог махнул в сторону Москвы, – волосы на себе рвут из-за того, что такое напечатали. Впрочем, у Никиты и волос нет, – смешливо добавил дядя, – но, как говорится, что написано пером, того не вырубишь топором. Эту повесть в России еще будут изучать в школах… – Теодор-Генрих поправил его «В СССР». Дядя вскинул бровь:

– В СССР как раз не будут, но СССР не вечен… – глядя на плотину Братской ГЭС, Теодор-Генрих не был так в этом уверен:

– Дядя считает, что мы еще увидим распад Советского Союза, – вспомнил юноша, – впрочем, чтобы увидеть хоть что-то, сначала надо выбраться отсюда.

Именно затем он и забирал дядю из тайги и вез в Тайшет. На пассажирском сиденье рядом с Теодором-Генрихом покачивалась кошелка с библиотечными книгами, русской классикой, с пакетами замерзших пряников и вафель. На заимке хватало меда и кедровых орехов, но Генрих хотел побаловать жену.

– Рождественский пост прошел, – он знал православный календарь, – ей такое можно. Она кормит, – Теодор-Генрих поймал себя на счастливой улыбке, – ей надо хорошо питаться… – на заброшенную заимку им указали в старообрядческом поселении на берегах реки Чуны. В деревню их не пустили:

– Марию пускают и Феденьку мы у них окрестили… – мальчика назвали в честь прадеда, – но в остальном старообрядцам с нами даже за одним столом есть нельзя… – жена принесла из деревни семена и разбила на заимке грядки: