Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга вторая. Том второй

– Слава Богу. Получается, что вы встретились в Новочеркасске, – она покачала головой, – кто бы мог подумать. Мы слышали записи ваших выходов в эфир и боялись, что… – она оборвала себя:

– Все хорошо, что хорошо кончается. Значит, ты приехал сюда за документами, а их оставил в Сибири… – Джон замялся:

– Место надежное, они в безопасности… – о том, что у Марты появилась невестка, она же падчерица, Джон тоже решил сказать позднее:

– Теперь она спокойна, а это главное… – он заметил, что кузина приехала в СССР с родовым пистолетом, – интересно, зачем она брала оружие к посольству? И для чего они с Верой туда ездили… – Марта согласилась, что дебрифинг, как выразилась женщина, надо устроить ночью:

– Миссис Мэдисон, – неловко сказал герцог, – у нас есть кое-какие семейные новости, их надо обсудить первым делом. Потом мы с миссис М к вам присоединимся. Я очень сожалею о вашей утрате, Джеймс был замечательным человеком… – бледные щеки Моли слегка покраснели:

– Спасибо, ваша светлость… – Джону показалось, что Моль сейчас сделает реверанс, – что вы, я все понимаю. Я пока приберу… – она захлопотала над столом, заставленным судками. Джон передал сыну гитару:

– Давай теперь ты… – на шее мальчика, в расстегнутом воротнике свитера, блеснула медная оправа клыка, – я только старые песни знаю, а ты, наверное, нахватался новых… – Маленький Джон еще не мог поверить, что отец жив:

– У него поседели волосы, он потерял глаз, но это папа… – отец, странным образом, стал похож на фамильный портрет Ворона:

– Не чертами лица, они у Экзетеров другие, а его выражением. По папе видно, что он никогда не сдается… – Джон разозлился:

– Папа не мямлил бы, а двинулся дальше, что называется… – юноша не собирался обременять отца своими личными, как думал Маленький Джон, делами, – он бы забыл о случившемся и не выпрашивал у родни, под надуманными предлогами, ее фотографии…

Сердце немного щемило:

– Папа и мама любили друг друга, – напомнил себе Джон, – они ждали, искали, они прошли через огонь и воду, но оказались вместе, пусть и ненадолго. Если бы Фрида меня любила, я бы ничего не побоялся. Но ведь она ясно все сказала…

Юноша опустил светловолосую голову к гитаре:

– Новое, да, – Маленький Джон помолчал, – в Лондоне, на русской службе Би-Би-Си, я услышал пленку. Пленку привез в Британию кто-то из молодых дипломатов.

– Вечеринка актеров и художников, – вспомнил юноша, – там пела девушка, очень красиво. Французский шансон, похоже на кузину Дате. Я подумал, что она тоже иностранка, у нее нет акцента в языке… – переписав пленку, Маленький Джон поставил Волку русскую песню. Дядя заметил:

– Не знаю, что за парень поет, но слова правильные. В лагере так и думаешь, поверь моему опыту… – Джон не хотел играть мелодию, но пальцы сами пробежались по струнам:

– Не заплачешь ты и не станешь ждать, и навещать не станешь родных. Только мне плевать… – горло перехватило, он скомкал песню:

– Никогда больше не вспомню о ней, – пообещал юноша, – она точно обо мне забыла… – отец мягко отозвался:

– Хорошие слова… – он налил Джону немного водки, – а теперь на посошок, милый и кое-кому пора в постель, то есть на раскладушку… – он коснулся руки сына:

– Если мы теперь не выездные из Малаховки, как в СССР говорят, посидим завтра с тобой, поговорим… – Марта поднялась:

– Я на веранду, – женщина сняла с гвоздя в косяке двери ватник, – приходи… – из тесного угла с раковиной доносился плеск воды. Сын умывался, Моль собирала грязные тарелки:

– Я помогу, миссис Мэдисон, – герцог подхватил стопку:

– Мне не хочется называть ее Молью, – понял Джон, – она с волосами что-то сделала, ей идет… – Моль сменила мышиный пучок на кокетливые светлые кудри. Перехватив его взгляд, женщина зарделась:

– Миссис М мне посоветовала, – она опустила глаза, – так в Кургане носят, в провинции. Изучив фотографии в советских газетах, я составила анализ наиболее популярных в СССР женских стрижек, распределив модели по частоте появления в прессе.

Герцог не сомневался, что ради правильной стрижки Моль переворошила в библиотеке Набережной все толстые тома переплетенных газет:

– Она всегда отличалась дотошностью, что в нашем деле хорошо… – опустив посуду в таз, он напомнил женщине:

– Мы вас ждем, миссис Мэдисон… – Вера смутилась:

– Конечно. Но не торопитесь, ваша светлость, времени у нас много…

На деревянной террасе дул сырой западный ветер, пахло тающим снегом и весной. В темном небе сверкал Млечный Путь, вспыхивал и тух огонек сигареты Марты. Набросив на бронзовую голову платок, она склонилась над тетрадкой. Джон щелкнул зажигалкой:

– Начну прямо с того, что она теперь бабушка… – он едва успел открыть рот. Марта повернулась к нему, блеснули зеленые глаза:

– Я не хотела говорить о таком при мальчике… – женщина тяжело вздохнула, – но Густи работает на СССР, Джон.

Марта с Верой появились на улице Серафимовича, рядом с посольством ее Величества, сойдя с троллейбуса. Вера тащила матерчатую сумку с пакетами конфет и пряников. Марта размахивала плетеной авоськой. Под ногами женщин хлюпал тающий снег. Над площадью Репина в прозрачном московском небе ошалело кричали речные чайки:

– Площадь переименовали, – шепнула Вере Марта, – когда я здесь росла, – женщина махнула в сторону серой громады Дома на Набережной, – она называлась на старый манер, Болотной. Памятник Репину новый, его возвели несколько лет назад… – Марта помолчала:

– Тогда я провела всего полгода в СССР. Мой отчим погиб на испанской войне, а маму направили на работу в Швейцарию, куда мы с ней и поехали. Я почти не ходила по городу пешком, у мамы была служебная машина… – Марта помнила, что гастроном в ее бывшем доме всегда считался хорошим. Пряники и конфеты они купили на улице Горького, для отвода глаз:

– Здесь мы тоже что-нибудь ухватим, как в СССР говорят, – пообещала Марта Вере, – рядом кассы «Ударника», театральные кассы. Понятно, зачем провинциалки здесь болтаются… – в «Ударнике» крутили «Тишину». Театр Эстрады обещал бенефис Аркадия Райкина.

Кроме авоськи, во внутреннем кармане драпового пальто Марты лежал небольшой браунинг с золоченой табличкой на рукояти:

– Стрелять мы не собираемся, упаси Боже, – сказала она Вере, – но я не хочу оставлять оружие без присмотра. В отличие от биноклей, пистолет я не достану…

Черные бинокли, на вид обыкновенную театральную оптику, снабдили сильными линзами. Из кафетерия гастронома Марта отлично видела мощные ворота посольства ее Величества, с наглухо закрытой дверью для посетителей и будкой охраны. Веру она отправила в унылый сквер, разбитый вокруг статуи великого русского живописца: