Уильям Моэм - Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты

Тут можно читать онлайн Уильям Моэм - Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты
Автор:

Уильям Моэм
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

3.78/5. Голосов: 91
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
80

1

2

3

4

5

Уильям Моэм - Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты краткое содержание

Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Уильям Моэм, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

Роман «Бремя страстей человеческих» во многом автобиографичен, это история молодого человека, вступающего в жизнь. На долю героя романа — Филипа Кэри — выпало множество испытаний. Рано осиротев, он лишился родительской заботы и ласки, его мечта стать художником так и осталась мечтой, а любовь к ограниченной порочной женщине принесла одни страдания. Но Филип мужественно прошел через все уготованные ему испытания и сумел найти в жизни свое место.

Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Уильям Моэм

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

His idea was to practise at the Bar (he chose the Chancery side as less brutal), and get a seat for some pleasant constituency as soon as the various promises made him were carried out; meanwhile he went a great deal to the opera, and made acquaintance with a small number of charming people who admired the things that he admired.	Он намеревался стать адвокатом (правда, лишь по гражданским делам: они были не такие грубые) и получить в парламенте место от какого-нибудь тихого округа (как только его влиятельные друзья выполнят свои обещания); а пока что он прилежно посещал оперу и свел знакомство с избранным кругом очаровательных людей, любивших все то, что любил он.
He joined a dining-club of which the motto was, The Whole, The Good, and The Beautiful.	Он обедал в клубе, который провозгласил своим девизом: "Здоровье, польза, красота".
He formed a platonic friendship with a lady some years older than himself, who lived in Kensington Square; and nearly every afternoon he drank tea with her by the light of shaded candles, and talked of George Meredith and Walter Pater.	У него завязалась платоническая дружба с дамой, бывшей на несколько лет старше его; она жила в аристократическом районе на Кенсингтон-сквер, и Хейуорд чуть не каждый вечер пил у нее чай при свечах; они беседовали о Джордже Мередите и Уолтере Патере.
It was notorious that any fool could pass the examinations of the Bar Council, and he pursued his studies in a dilatory fashion.	Как известно, каждый дурак может стать адвокатом; вот Хейуорд и не утруждал себя науками.
When he was ploughed for his final he looked upon it as a personal affront.	Когда же его провалили на экзаменах, он воспринял это как личное оскорбление.
At the same time the lady in Kensington Square told him that her husband was coming home from India on leave, and was a man, though worthy in every way, of a commonplace mind, who would not understand a young man's frequent visits.	Как раз в это время дама с Кенсингтон-сквер сообщила ему, что ее супруг приезжает в отпуск из Индии и, будучи человеком хоть и достойным во всех отношениях, но весьма пошлых взглядов, может превратно понять частые посещения ее молодого друга.
Hayward felt that life was full of ugliness, his soul revolted from the thought of affronting again the cynicism of examiners, and he saw something rather splendid in kicking away the ball which lay at his feet.	Жизнь показалась Хейуорду отвратительной, душа его бунтовала при одной мысли о новой встрече с циничными экзаменаторами, и он решил гордо отмести то, что лежало у его ног.
He was also a good deal in debt: it was difficult to live in London like a gentleman on three hundred a year; and his heart yearned for the Venice and Florence which John Ruskin had so magically described.	К тому же он был в долгу как в шелку: джентльмену нелегко было жить в Лондоне на триста фунтов в год; сердце влекло его в Венецию и Флоренцию - их так волшебно описал Джон Рескин.
He felt that he was unsuited to the vulgar bustle of the Bar, for he had discovered that it was not sufficient to put your name on a door to get briefs; and modern politics seemed to lack nobility.	Поняв, что мало повесить на дверь дощечку с именем, чтобы обзавестись обширной практикой, Хейуорд решил, что он не создан для низменной суеты судейской профессии, а политике нынче не хватало благородства.
He felt himself a poet.	Душой ведь он был поэт.
He disposed of his rooms in Clement's Inn and went to Italy.	Он уступил кому-то свою квартирку в Клементс Инн и отправился в Италию.
He had spent a winter in Florence and a winter in Rome, and now was passing his second summer abroad in Germany so that he might read Goethe in the original.	Прожив зиму во Флоренции и еще одну зиму в Риме, он проводил второе лето за границей, на этот раз в Германии, чтобы научиться читать Гёте в подлиннике.

Hayward had one gift which was very precious.	Хейуорд обладал редкостным даром.
He had a real feeling for literature, and he could impart his own passion with an admirable fluency.	Он по-настоящему любил литературу и с удивительным красноречием умел заражать других своей страстью.
He could throw himself into sympathy with a writer and see all that was best in him, and then he could talk about him with understanding.	Он мог увлечься каким-нибудь писателем, увидев все его лучшие стороны, и говорить о нем проникновенно.
Philip had read a great deal, but he had read without discrimination everything that he happened to come across, and it was very good for him now to meet someone who could guide his taste.	Филип много читал, но читал без разбору - все, что попадалось под руку, и теперь ему было полезно встретить человека, который мог развить его вкус.
He borrowed books from the small lending library which the town possessed and began reading all the wonderful things that Hayward spoke of.	Он стал брать книги из маленькой городской библиотеки и читать все замечательные произведения, о которых говорил ему Хейуорд.
He did not read always with enjoyment but invariably with perseverance.	Не всегда они доставляли ему удовольствие, но Филип читал с упорством.
He was eager for self-improvement. He felt himself very ignorant and very humble.	Он стремился к самоусовершенствованию и чувствовал себя невежественным и малоразвитым.
By the end of August, when Weeks returned from South Germany, Philip was completely under Hayward's influence.	К концу августа, когда Уикс вернулся из Южной Г ермании, Филип уже целиком подпал под влияние Хейуорда.
Hayward did not like Weeks.	Тому не нравился Уикс.
He deplored the American's black coat and pepper-and-salt trousers, and spoke with a scornful shrug of his New England conscience.	Его шокировали черный пиджак и темно-серые брюки американца, и он презрительно пожимал плечами, говоря о его пуританской закваске.
Philip listened complacently to the abuse of a man who had gone out of his way to be kind to him, but when Weeks in his turn made disagreeable remarks about Hayward he lost his temper.	Филип спокойно слушал, как поносят человека, который отнесся к нему с редкой сердечностью; когда же Уикс в свою очередь отпускал неприязненные замечания по адресу Хейуорда, Филип выходил из себя.
"Your new friend looks like a poet," said Weeks, with a thin smile on his careworn, bitter mouth.	- Уж больно ваш новый приятель смахивает на поэта,- сказал Уикс, насмешливо кривя рот, запавший от забот и огорчений.
"He is a poet."	- Он и есть поэт.
"Did he tell you so?	- Это он вам сказал?
In America we should call him a pretty fair specimen of a waster."	У нас в Америке его назвали бы ярко выраженным бездельником.
"Well, we're not in America," said Philip frigidly.	- Ну, мы не в Америке,- холодно заметил Филип.
"How old is he?	- Сколько ему лет?
Twenty-five?	Двадцать пять?
And he does nothing but stay in pensions and write poetry."	А у него только и дела, что переезжать из одного пансиона в другой и кропать стишки.
"You don't know him," said Philip hotly.	- Вы же его не знаете,- гневно возразил Филип.

"Oh yes, I do: I've met a hundred and forty-seven of him."	- Нет, знаю: я уже видел сто сорок семь таких, как он.
Weeks' eyes twinkled, but Philip, who did not understand American humour, pursed his lips and looked severe.	Глаза Уикса смеялись, но Филип, не понимавший американского юмора, недовольно надул губы.
Weeks to Philip seemed a man of middle age, but he was in point of fact little more than thirty.	Уикс казался ему пожилым, хотя на самом деле американцу лишь недавно исполнилось тридцать.
He had a long, thin body and the scholar's stoop; his head was large and ugly; he had pale scanty hair and an earthy skin; his thin mouth and thin, long nose, and the great protuberance of his frontal bones, gave him an uncouth look.	Он был высок, очень худ и сутулился, как человек, привыкший сидеть над книгами; большая и некрасивая голова с редкими соломенными волосами и землистым цветом лица, тонкие губы, длинный острый нос и выпуклый лоб придавали ему нескладный вид.
He was cold and precise in his manner, a bloodless man, without passion; but he had a curious vein of frivolity which disconcerted the serious-minded among whom his instincts naturally threw him.	Холодный и педантичный, словно в жилах у него текла не кровь, а вода, и чуждый страстей, он иногда проявлял удивительное озорство, приводившее в замешательство серьезных людей, среди которых он постоянно вращался.
He was studying theology in Heidelberg, but the other theological students of his own nationality looked upon him with suspicion.	В Г ейдельберге он изучал теологию, но остальные студенты-теологи его национальности относились к нему с опаской.
He was very unorthodox, which frightened them; and his freakish humour excited their disapproval.	Их пугало его свободомыслие, а его прихотливый юмор вызывал их осуждение.
"How can you have known a hundred and forty-seven of him?" asked Philip seriously.	- Где же вы могли видеть сто сорок семь таких, как он? - серьезно спросил Филип.
"I've met him in the Latin Quarter in Paris, and I've met him in pensions in Berlin and Munich.	- Я встречал их в Латинском квартале в Париже и в пансионах Берлина и Мюнхена.
He lives in small hotels in Perugia and Assisi.	Они живут в маленьких гостиницах в Перуджии и Ассизи.
He stands by the dozen before the Botticellis in Florence, and he sits on all the benches of the Sistine Chapel in Rome.	Их то и дело видишь у картин Боттичелли во Флоренции; они сидят на всех скамьях Сикстинской капеллы в Риме.
In Italy he drinks a little too much wine, and in Germany he drinks a great deal too much beer.	В Италии они пьют слишком много вина, а в Германии - чересчур много пива.
He always admires the right thing whatever the right thing is, and one of these days he's going to write a great work.	Они всегда восхищаются тем, чем принято восхищаться - что бы это ни было,- и на днях собираются написать великое произведение.
Think of it, there are a hundred and forty-seven great works reposing in the bosoms of a hundred and forty-seven great men, and the tragic thing is that not one of those hundred and forty-seven great works will ever be written.	Подумать только - сто сорок семь великих произведений покоятся в душе ста сорока семи великих мужей, но трагедия заключается в том, что ни одно из этих ста сорока семи великих произведений никогда не будет написано.
And yet the world goes on."	И на свете от этого ничего не меняется.
Weeks spoke seriously, but his gray eyes twinkled a little at the end of his long speech, and Philip flushed when he saw that the American was making fun of him.	Уикс говорил серьезно, но к концу этой длинной речи его серые глаза смеялись; Филип понял, что американец над ним потешается, и покраснел.