Андрей Лещинский - Собаки

— Помогите, пожалуйста.

Продавец пошел с ним. Он брал с полок рокфор, икру, хеннесси, осьминогов и складывал в служебную тележку. Вернулись в уцененный отдел. Продавец сосчитал сумму, добавил двадцать процентов. Затем вручную перебил коды товаров в локальной сети, обозначив все как переоцененные ввиду необратимых повреждений упаковок. Сосчитал новую стоимость, вычел ее из старой с двадцатипроцентной надбавкой и получившуюся сумму показал Саше. Тот молча заплатил наличными и двинулся к выходу. Контрольный терминал снял деньги с таблетки, все равно уколол на прощание и мерзким сексуальным голосом сказал: «Благодарим за сделанные покупки и ждем вас снова. Рассчитываем на более экономное расходование заявленных вами к налогообложению средств».

Поздним утром второго января они лежали в постели. Делать ничего не хотелось, да и не надо было. Женя вздохнула, сказала: «Жарко», — перевернулась на живот и сдвинула одеяло вниз. Саша пил очень мало, не любил никаких ночных тусовок. Всю новогоднюю ночь и следующие за ней сутки они предавались любовным утехам в кровати, на ковре, на кухне, в кресле, под душем, на столе, только что не под столом. Сейчас ему уже ничего не хотелось, но все-таки он повернулся на бок и потянулся к Жене рукой. Женя вздохнула еще раз и сказала:

— Тебе вообще нравится, как ты живешь?

— Сейчас очень нравится. А чего?

— Нет, ну я серьезно. Ты ничего не хочешь поменять?

— А что я должен менять?

— Что за манера отвечать вопросом на вопрос?

— А что за манера задавать вопросы с заранее известными ответами? Мне не догадаться, чего ты хочешь.

— Тебе не надоело покупать все с черного хода, вечно попадать во всякие истории, вообще жить тайком?

— А что ты предлагаешь?

— Почему ты не можешь вести дело открыто? Показывать свои доходы? Заплатишь налоги, ну, будет денег поменьше, зато прятаться не надо будет.

— Причин тому, чудесное дитя, несколько. Для начала я потеряю две трети клиентов.

— Это почему?

— Ну… если я начну показывать получаемые с них доходы, значит, им придется показывать соответствующие расходы.

— Неужели все живут так же, как ты?

— Многие еще хуже. Во-вторых, от оставшихся двух третей две трети сожрут налоги. Останется примерно две тысячи долларов.

— Как, всего две тысячи?

— На самом деле нет. Десять процентов я отдаю сама знаешь кому. Его, конечно, мое, так сказать, налоговое раскаяние сможет умилить, но на деньги это не повлияет. Как ношу от полутора до двух тысяч в месяц, так и придется носить. Итого?

— Господи, ну что за гнусная страна?

— Страна — это кто?

— Не знаю. Все гнусно.

— Вот именно. Кроме того, платить налоги безнравственно. Кто забирает себе деньги? Правильно, наша родная власть. Куда она их девает? Правильно, большую часть ворует, остальную тратит на чиновников, на оружие, на грабежи и на полицию, которая над нами измывается. Ты дашь добровольно деньги алкоголику, который их пропьет, все облюет, переломает, а потом тебе же и по лбу даст?

Женя встала, взяла халат, ушла на кухню и хлопнула дверью. Саша сначала дернулся за ней, потом решил обидеться и от злости пошел прогуляться. Затея была дурацкая — в начале января в Петербурге холодно и сыро. Он пошел в Удельный парк, стесненный гигантскими жилыми домами, изуродованный поваленными деревьями и новыми строительными площадками. На перекрестке двух нетронутых аллей на грязной лавке сидела стройная девочка и кормила голубей крошками сухого батона. Саша остановился, стал смотреть. Девочка, голуби, боже мой, неужели хоть что-то нормальное осталось?

У Саши не было ни детей, ни племянников, он не умел определять возраст, но подумал, что девочке, наверное, лет четырнадцать. Она была в пуховых штанах, куртке, лица не было видно под капюшоном. Саша захотел посмотреть, потом решил, что неудобно, потоптался по холодному парку и вернулся домой к своей недовольной подруге.

Ничего не изменилось. Власти на время успокоились. Граждане ходили с завязанными ушами и даже не при минус пяти, а при минус четырех и трех. Полицейские градусники были как-то удивительно отрегулированы и показывали штраф, даже если с крыш текло, а под ногами хлюпало. Приспособились подкладывать спичечные коробки под завязанные уши, чтобы хоть немножко остывать, приспособились и ко всему прочему, и следующий опасный рубеж — Восьмое марта — удалось миновать благополучно.

Это было ничего. Хуже было то, что Женя никак не могла успокоиться и все зудела и зудела про открытые доходы, уплаченные налоги и спокойную жизнь. Она хотела за Сашу замуж. Хотела на зависть всем ходить с мужем по дорогим магазинам и брать с полок рокфор и бриллианты без страха перед уколом таблетки.

— У тебя такая работа! — говорила она. — Кто только у тебя не отмывает доходы! Все всё через тебя делают, а сам себе ты помочь не можешь.

— Мне страшно, — сказал ей Саша в последний день перед капитуляцией.

— Чего тут бояться?

— Я сижу на хорошем месте. Очень неплохо зарабатываю. Все нормально, все хорошо. Зачем что-то менять? Никогда не знаешь, от какого камушка или от какой щепочки все посыплется.

— Делай как знаешь. Я тебе свое мнение высказала.

— Как ты думаешь, есть желающие на мое место?

— Не знаю…

— А ты подумай. Куча народу, известного мне и вовсе неизвестного, с удовольствием меня сожрет, как только станет можно. Ты этого хочешь?

— Поступай как считаешь нужным…

Разговор состоялся в субботу. Саша решил, что надо подышать воздухом, чтобы выгнать мрачную дурь из головы. Он хотел съездить куда-нибудь, потом, ни с того ни с сего, вспомнил про девочку с голубями, вспомнил, что тогда тоже была суббота, и пошел в парк.

Она была на том же перекрестке и снова кормила голубей. Напротив на лавке было пусто. Саша залез ногами на сиденье, сел на спинку — почему-то обычным образом на лавках никто не сидел — и стал смотреть.

Было тепло и солнечно. Менты к ушам не вязались. Девочка была в поношенной дешевой куртке, коротких сапогах и рейтузах. Она, наверное, была еще ребенком, но грациозные движения и высоко открытые ноги потащили Сашины мысли в опасную сторону. Девочка почувствовала напряжение, посмотрела на Сашу и сразу отвела взгляд. Ее глаза смотрели серьезно и невесело.

Саше очень понравилась эта голубиная кормилица. Понравилась, как женщина нравится мужчине. Поэтому он отвернулся и пошел прочь. Он не хотел смутить ее или напугать, не хотел нажить неприятностей — его пилюля могла поймать сигнал ее пилюли, обнаружить по отсутствию других сигналов, что они были наедине … В общем, спасибо, не надо.

Странное новое чувство вмешалось в его отношения с Женей. Саша стал задумчивее, пасмурнее. Не всегда откликался сразу. Лежа с Женей в постели, он иногда представлял себе девочку из парка, сразу прогонял этот образ, отчего дергался всем телом и вызывал неудовольствие своей подруги.