Андрей Лещинский - Чертова коробочка

— Это зависит...

— Я понимаю вашу осторожность. Хотите посмотреть?

Да, Дэн был молоток. Они поехали на край города, Сергей не понял куда. Два этажа огромного склада были забиты старыми неотреставрированными вещами. Рулоны холстов с итальянскими и голландскими пейзажами, мифологией, батальными сценами. Сергею понравилось. Одна Леда с лебедем была вполне ничего. Такую можно и себе повесить. Темная бронза, фарфор восемнадцатого века с утратами, поеденная жуком резная мебель. На одном кресле Сергей увидел дату — 1627. Ковры, кучи старинных инструментов, веера, части доспехов, часы.

Дэн говорил:

— Вы должны понимать, что вам следует побороть искушение и не реставрировать эти вещи. Вы должны работать на дилеров. Посмотрите: картины без подписей. Подпись может проявиться потом, при реставрации, но ответственность должна быть не на вас. Вы продаете работу неизвестного художника.

— Блин. Тут все хочется сделать. Вложения небольшие, а цена сразу прыгнет.

— Вы быстро схватываете, но должны понять, что вы именно этим и будете торговать. Вы продаете возможность быстрого и легкого заработка.

— Да. Придется. Но у меня нет полмиллиона фунтов.

— Чем вы располагаете?

Сначала он не хотел тратить больше сотни, но сейчас, стоя среди груд, куч, развалов будущих бабок, сразу вывалил все до последней копеечки, что у него было за душой:

— Двести семьдесят тысяч баксов.

— Ну... Потом обсудим. Вы мне очень понравились, Сергей, и я хочу попробовать русский рынок. Я думаю, что смогу взять задаток и оговорить сроки возврата остальной суммы. Я хочу рискнуть.

Они отбирали барахло целый день, потом еще один день. Сначала Сергей не понимал, что брать, от чего отказываться, как-то не врубался, потом потихоньку, полегоньку дело пошло. Слава Богу, уж чего-чего, а чего надо, он всегда понимал. Своего упускать не привык. Не то сейчас время.

Цены у Дэна были нормальные. Квадратный метр полотна — сто пятьдесят фунтов. Хоть Италия семнадцатого века, хоть Франция девятнадцатого. Хоть пейзаж, хоть бабы, хоть кастрюли. Сергей брал все больше корабли, лошадей, собак. Голых теток не брал. Многие нравились, но без толку: жены никому не разрешат повесить. Не брал птиц, покойников и кладбища — к несчастью. Взял несколько путевых портретов с мордами, похожими на русских: может, предки кому понадобятся. Брал парные вазы — пастушков с пастушками. Мебель брать не стал: много места, на первую пробу не стоит. В общем, наковырял от души — на целый контейнер. Поторговались. Получилось четыреста шестьдесят штук в паундах. Сергей удивился тому, что Дэн поверил его подписям на чеке и на контракте. Он остался должен четыреста тридцать пять тысяч долларов — неслабо под честное слово. С другой стороны, он-то Дэна дурить не собирался, да и чего не поверить честному человеку? Он ожидал какой-то суеты после подписей, но нет. Оказалось, что расходы по транспортировке и упаковке Дэн уже включил в счет. От него больше ничего не требуется. Можно ехать. Тут Сергей слегка встревожился. Барахло остается в Англии. Из него выдурили двести пятьдесят штук задатка. А если надуют?

Пошли с Дэном спрыснуть контракт. Хорошо поговорили, как мужик с мужиком. Дэн просек тему. Сказал, что можно остаться и сопровождать груз. Нет проблем. Но, вообще-то, он Сергею поверил, надо бы и ему в ответ. Сергей хорошо подумал, махнул рукой. А! Серьезных дел без риска не бывает. Давай, Дэнуля!

Он улетел из Лондона на следующий день. Лету всего ничего, три часа сорок минут. Выпить, закусить дают, кресло под попой мягкое. Сергей все думал, думал и надумал, что цену надо ставить один к пяти. То есть за один купил, за пять продал. Ну вот, скажем, картина. Купил метр за сто пятьдесят. Это в баксах двести двадцать пять. А продавать надо за штуку сто пятьдесят. Спрашивать полторы и двигаться до тысячи двухсот, тысячи ста. Теперь берет ее, например, Пылесос, реставрирует баксов за триста. Итого полторы. Добавит раму за пятьсот, получится двушка. Ну и чего? Что он ее какому-нибудь своему олигарху не воткнет за пять штук? Да, запросто. Значит, и у Сергея возьмет. А теперь, если четыреста шестьдесят тысяч перевести в доллары и умножить на пять...

Сергей не успел досчитать, как прилетели. Вот что значит путешествие делового человека. Ни на минуту нельзя расслабиться. Думаешь, считаешь, решаешь вопросы. Note-book, что ли, купить? Время — деньги, а с компьютером, глядишь, и досчитал бы до прилета.

Он приехал домой, хорошо выспался. Утром поехал к себе. У него был антикварный магазин на площади Искусств. Место хорошее — Русский музей рядом и, главное, «Европа». Иностранец из нее гуляет, ну и поддерживает бизнес. Магазин так, ничего себе, но, если с Дэнчиком дело сладится, надо будет брать помещение попросторней. Тогда и секретаршу можно завести. Сергея как-то раньше не трогало то, что у него нет секретарши, а теперь стало обидно: что он, хуже других, что ли? Нужен нормальный кабинет с кондишином, приемная, девица воспитанная из Университета профсоюзов. Чтоб все по фирме было.

Он сравнил будущее с тем, что есть. Сел за старый письменный стол в заваленной, заставленной и завешанной картинами, статуями, гравюрами, иконами, капителями колонн, плакатами, фотографиями, каталогами, военными мундирами, открытками, монетами, ржавыми средневековыми баграми, черт знает какой еще рухлядью комнате, расстроился сравнением и еще больше расстроился, когда вошла Наташа, главный бухгалтер и главный помощник Сергея Алексеевича. Раньше она казалась ему симпатичной, теперь смотрел и не понимал. Вроде стройная, молодая, высокая, а выглядит — ну непротык просто. Костюм серый, юбка по колено, ни цепочки, ни кольца, ну ничего вообще. Лицо бледное — хоть бы глаза подвела, ну нельзя же так. Вроде, он ей платит подходяще, неужели на косметику не хватает? Да... Ну, впрочем, ладно. Бухгалтер есть бухгалтер. Но больше теперь — ни-ни. Для большего получше найдутся.

Наташа села напротив. Она улыбалась мягко и неуверенно, она всегда была слегка не уверена в себе, и ее тихий оптимизм поддерживался постоянными доказательствами необоснованности этой неуверенности. Ей нравилось проверять себя на прочность, поэтому вокруг нее кружился постоянный хоровод чужих шкафов, которые знакомые на полгода ставили в ее однокомнатную квартиру, пятиюродных тетушек, которых надо было возить на дачу, котят с гноящимися глазами и хромых дворняжек, соседских алкоголиков, для которых она была самой верной надеждой на опохмелку. Семьи у Наташи не было и, несмотря на всего лишь двадцать семь лет, казалось, никогда не будет. Сергей Алексеевич покорно кружился в этом хороводе. Он был ее единственным любовником. Когда просил, Наташа тихо и без возражений раздевалась и ложилась с ним в постель. Она была спокойна и сосредоточенна, не проявляла никаких признаков удовольствия, но, если он не звал ее больше двух недель подряд, умела напомнить об установившемся порядке их дружбы, однако ничего не требовала и в постели. Когда у Сергея Алексеевича не получалось, когда он лежал, съежившись от огорчительной неполноценности, начинал ныть, жаловаться и порывался бежать куда-то, она умела ласками руки освободить его от напряжения и очень часто добивалась своего. Она не просилась замуж, не требовала много времени и внимания, не любила подарков ни в каком виде. Сергей Алексеевич полагал, что она просто издевалась с его помощью над собой, удовлетворяя таким образом присущие женщинам мазохистские интенции. Он нуждался в любовнице, бешено желал большего и панически боялся и не умел что-нибудь сделать для исполнения своих ночных фантазий.