Андрей Лещинский - Чертова коробочка

Две недели после прибытия контейнер стоял в порту под открытым небом. Лето кончалось, могли начаться дожди. Контейнер не пропускал влагу, но от уличной сырости спасти не мог. Сергей Алексеевич боялся, что холсты начнут сыпаться, поведет рамы, да мало ли, что еще. Он напрягся, нашел ходы и добился того, что товар перевели в режим условного выпуска. Простыми словами это значило, что ему разрешили забрать контейнер и под присмотром трех таможенников разгрузить у себя на складе. Но продать он не имел права ни одной вещи. Все должно было стоять до следующего досмотра. За нарушение грозили колоссальными штрафами, вплоть до конфискации товара.

Сергей Алексеевич бегал, суетился. Он не слишком нервничал, был уверен, что так или иначе выкрутится, но одна забота чуть-чуть, но постоянно покалывала сердце и голову. Он истратил все деньги. У него не осталось ничего, кроме этих вещей, заначки на НДС и огромного долга Дэну. Чуть что не так, могут начаться неприятности, и у него не будет привычного и спасительного денежного буфера для спокойного их преодоления.

Вещи разгрузили, освободили от упаковки. Сергей Алексеевич посмотрел на купленное и почувствовал отвращение. Выборка показывала вульгарную разухабистость вкуса, вынужденную драпироваться в то, что сама же принимает, как всегда, грубо ошибаясь, за хороший тон и любовь к изящному. Он никогда не отобрал бы такую дрянь, но отнесся к своему помраченному выбору с уважением и надеждой. Дуракам виднее.

Следующие две недели прошли в безуспешных попытках заплатить таможне двадцать тысяч долларов налога. После десятков звонков, многих мелких взяток, напрасного сидения в очередях и сочинения бессмысленных бумаг Сергей Алексеевич начал догадываться, в чем дело. Таможенников не устраивала никакая оценка. Любая сумма могла оказаться слишком маленькой. Это значило бы, что занижаются таможенные платежи. Но эта же сумма могла оказаться и слишком большой. То есть стоимость контракта завышена, поставщику за границу уйдет слишком много денег. Сами определить стоимость антиквариата таможенники не умели, а за помощью обращаться ни к кому не хотели: по таможенным правилам они обязаны были оценивать сами, и только сами.

Сергею Алексеевичу удалось выйти на Петра Харитоновича Сковороду, начальника отдела платежей и сборов, подполковника таможенной службы. В маленьком кабинете пахло сопревшими от долгого лежания бумагами, окурками и, кажется, пивом. За окном был туман, влага проникала в комнату и усиливала запахи. Сковорода оказался подтянутым пятидесятилетним мужиком с благообразно продолговатым лицом, серыми глазами и короткой волнистой прической. Он никуда не спешил, внимательно выслушал Сергея Алексеевича. Потом стал показывать таможенные бумаги. Сергей Алексеевич их знал, говорил об этом Сковороде, но тот просил не горячиться и медленно, как будто с удовольствием, негромко читал неэстетичные пассажи законов, приказов, классификаторов и писем. Иногда он читал лишний абзац, относившийся не к антиквариату и произведениям искусства, а к фармакологическим товарам, например. Сергей Алексеевич тер лоб левой рукой, улыбался, как получалось, говорил:

— Петр Харитонович! Это уже не про меня.

— Не про вас. Ну и что? Я и не говорю, что про вас. Но для нас-то это закон. Вот, посмотрите, — и дочитывал абзац до конца.

Через сорок минут беседы Сергей Алексеевич почувствовал, что сейчас встанет со стула, упадет на пол и начнет выть от тоски и грызть грязный ковролин. Он дождался, когда Сковорода дочитал, воздевая указательный палец правой руки к потолку и многозначительно поглядывая поверх бумаг, длинное описание шестого способа определения таможенной стоимости товара и быстро сказал:

— Петр Харитонович! Я с вами абсолютно согласен. Мне очень жаль, что я доставляю вашему отделу столько хлопот. Давайте, наконец, закончим всю эту историю. Я согласен на любую сумму оценки. Я вам совершенно ответственно заявляю, что согласен на любую сумму оценки и готов оплатить в любом размере услуги экспертов, которых вы сочтете нужным пригласить. Я говорю серьезно: любая оценка. Вы назначаете, я подписываю и плачу.

Ну, сколько они придумают? В полтора раза, в два. Все равно это выгоднее, чем ждать. Время идет, деньги уже пора отдавать. Дэн два раза звонил. Нет, ждать нельзя. Занять под проценты и рассчитаться.

— Вот как вы ставите вопрос. — Сковорода достал из черной пачки сигарету «Петр Первый», прикурил от огромной медной зажигалки с якорем, наклонился вперед. — Видите. Вас устраивает любая сумма оценки. А мне нужна не любая, а правильная. Я завышу стоимость, а вы же на меня потом в суд подадите.

— Да что вы! Петр Харитонович! Я сам предлагаю. Зачем мне такими делами заниматься! Я же реальный человек.

— И я реальный. Значит, сумма должна быть реальной. Вы хотите, чтобы я взял на себя такую ответственность! В мои обязанности это не входит. Неприятности себе ради вас наживать? Ради чего? Вы это мне предлагаете?

— У вас когда обед?

— У меня никогда обед. Иногда за целый день из-за стола не успеваю встать. А вы чего хотите?

— Может быть, сходим, перекусим, да и обсудим нашу тему?

— А вы чего? Сказать что-то хотите? Говорите здесь.

— Петр Харитонович...

— Да что вы ломаетесь, как девушка. Есть что сказать, говорите. Нет — всего хорошего. У меня дел много.

— Я готов за решение вопроса заплатить десять тысяч долларов. Например, экспертам, которых вы укажете. Или любым другим образом.

— Эх. Объясняй вам, не объясняй... Ничего-то вы, я вижу, не понимаете. Значит, так. Напишите заявление на имя начальника таможни о повторном досмотре.

— И когда он состоится?

— Вот когда мне указание дадут, тогда и поговорим. Не раньше чем через десять дней.

— Досмотр?

— Указание.

Сковорода встал, протянул Сергею Алексеевичу руку. Тот пожал, удивляясь неожиданной вежливости, но тут же понял, что отставной морячок хитрит. Сковорода дошел с ним до двери, открыл ее, вышел в приемную, громко сказал:

— До свидания, — и, выпустив руку, шагнул в кабинет и заперся изнутри.

Не успел Сергей Алексеевич доехать до магазина, сесть за стол, как зазвонил телефон:

— Сергей! Как дела?

— Добрый день, Дэн. Неважно.

— Плохо продается?

— Вообще не продается. Никак не могу получить товар с таможни.

— Ну, Сергей. Если вы не можете решать подобные проблемы, не стоит заниматься бизнесом. Однако я надеюсь, все будет хорошо. В Лондоне вы казались мне очень умным, решительным и знающим человеком. Уверен, что вы переведете первый платеж в срок. Всего хорошего.

— До свидания.

Он позвал Наташу. Они сидели, касаясь друг друга кончиками пальцев, положенных на зеленое сукно стола рук. Он смотрел на бледное лицо и светло-желтые волосы, думал о тонких, еле заметных нитях, которые их связывают, представлял, как они рвутся, лопаются одна за другой, как плоть гниет и отваливается кусками, как они превращаются в ничто, в неживые тени среди разлагающегося старья, как надежды и желания исчезают в бездушной массе всех этих сковородок, баксов, взяток и мерзких мужиков. Стало очень жалко себя и Наташу. Он не заплакал, но вид был жалкий. Наташа гладила его по руке и говорила: