Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том девятый

– Не больше, чем на час, у меня в понедельник практика в детдоме, – сдернув с крючка полотенце, она отправилась к рукомойнику.

Окно в барачной комнате раскрыли, над столом плавали сизые слои табачного дыма. Пепел упал на яркий конверт от пластинки. Пальмы поднимались в небо, соперничая с изящным силуэтом увенчанной шпилем башни. Диск крутился в старом проигрывателе, водруженном на полированную тумбу. Над расшатанной тахтой красовался гобеленовый ковер с оленем.

– Слушай, Михайлыч, – пьяно сказал крепкий парень в тельняшке, – кореш в Архангельске мне списал слова, – хозяин комнаты помахал тетрадкой в дерматиновой обложке, – пластинку он нафарцевал у моряка с иностранного корабля за матрешки, – вертолетчик Гена затянулся «Примой», – мы споем девчонкам, когда они придут.

Гена кивнул на прислоненнную к ковру гитару. Звякнуло горлышко водочной бутылки. Петр Михайлович Волков подцепил погнутой вилкой хороший кусок соленой рыбы.

– И картошечкой заполировать, – Гена проглотил выпивку, – рыбы у нас хоть одним местом ешь, а картошку везут с материка, – Пьер пока не побывал в нарьян-марских магазинах.

– И еще нигде не побывал, – розовая семга таяла на языке, – за похожую рыбу у Фошона дерут втридорога, а Гена держит ее в ведре, – семга, по заверениям хозяина, вчера плавала в Печоре.

– Вчера я еще трезвый был, когда ты мне позвонил, – честно сказал вертолетчик, – но ты кореш Сереги, как за такое не выпить?

Пьер набрал телефон парня в будке на деревянном дебаркадере, куда причалил старинный речной пароход. По дороге на север они миновали пристань поселка Новый Бор. Колонию с реки видно не было, но Пьер мысленно пожелал Павлу скорого освобождения.

– Он сидит только три года из двенадцати, – вздохнул инспектор, – но, по крайней мере, его сын не останется в СССР.

На пароходе Пьер не мог оторваться от бескрайнего простора речных берегов. Мимо проплывали деревни, выстроенные из крепкого потемневшего дерева. Лодки лежали на песке, на косогорах ветер трепал белье. Пароход шел среди мощных серых скал. Осень кое-где раскрасила тайгу в золото, но мачтовые сосновые леса блистали зеленью.

После Усть-Цильмы течение замедлилось, Печора расширилась. Северный ветер забирался ледяным дуновением под ватник, заставлял покрепче заматывать шарф. Вчера они спускались по течению среди поросшей рыжеватой травой тундры. Низкое осеннее солнце блестело в мелких озерах. Над рекой появились чайки.

– Скоро Нарьян-Мар, – сказал Пьеру пожилой человек, с которым он делил скамью, – в сорок пятом году мы тоже сначала увидели чаек, – пассажир помолчал, – а паромов здесь тогда еще не водилось, – в быстром течении Печоры у каждой деревни деловито сновал через реку проржавевший паром.

Пьер не спросил, почему сосед в сорок пятом году оказался на полярном круге. От него и не ждали продолжения беседы. Слыша сильное заикание Пьера, соседи предпочитали объясняться с ним на пальцах.

– Гене, кажется, все равно, – вчера вертолетчик забрал его с дебаркадера на мотоцикле с коляской, – мы так напились, что я могу говорить по-французски, он ничего не вспомнит.

Пьер незаметно усмехнулся. Несмотря на вторую бутылку водки, голова инспектора оставалась ясной.

– Потому что я не понижаю градус, – он захрустел соленым огурцом, – вкус домашний, как у тети Марты, – огурцы и впервые увиденные им соленые зеленые помидоры прислала с большой земли мамаша Гены, как выражался вертолетчик.

– Мои родители свое на севере отработали, – заявил парень, – они оба прошли войну, – Гена оказался ровесником Пьера. Старшие Москалевы осели в родной Воронежской области.

– У них дома виноград растет, – Гена блаженно потянулся, – а яблок и груш и вовсе не считано. Бери моченые яблоки, – велел новый приятель, – под водку самое то, – Пьеру понравились и яблоки и помидоры. Тоже чиркнув спичкой, он взялся за гитару.

– Д-д-давай слова, – велел инспектор, – с-с-сейчас все подберу, – Гена откашлялся:

– Он э дарк дезерт хайвей, кул винд ин май хайр, – он пошевелил губами, – на темном шоссе в пустыне холодный ветер в моих волосах. Надо выучить припев, – у Гены оказался неожиданно хороший тенор, – велком ту зэ хотел Калифорния, – летчик налил себе еще.

– У нас сегодня тоже хотел, – он усмехнулся, – твой станок скрипит, но нам с Томой будет не до этого. С Томой или Таней, – Гена нахмурился, – не помню. Я ее приглашал на вечеринку, когда был подшофе, на танцах. Мы с приятелями отмечали день рождения, а сейчас мы отмечаем твой приезд, Михайлыч, – стакан Пьера опять наполнился водкой. Вертолетчик добавил:

– Одна она не придет, девчонки появляются парами. Твоя гостиная, – гостиная больше напоминала закуток, – моя спальня.

Пьер утешил себя тем, что улица Победы совсем недалеко. На дебаркадере, ожидая Гену, он изучил нарисованный на фанерном щите план города. Пьер пообещал себе отыскать Ривку завтра. Он видел фото девушки в Сыктывкаре.

– Она тогда носила школьную форму, – Пьеру почудились шаги в коридоре, – она очень красивая, словно Аня с Надей, только блондинка, – Гена тоже встрепенулся.

– Встречаем гостей, – он подмигнул Пьеру, – с песней, – зазвенела гитара, в дверь постучали.

– Велком ту зе хотел Калифорния, – заорал Гена, – заходите… – Пьер услышал девичий голос:

– Геночка, привет, – Таня или Тома оказалась брюнеткой, – у вас иностранная пластинка, здорово, – она подтолкнула вперед высокую девушку в неожиданной для Нарьян-Мара джинсовой юбке.

– Знакомьтесь, моя подруга Римма.

Колено Пьера подвело в самый неподходящий момент. Поморщившись от боли, он с трудом поднялся. Глаза цвета ясного неба в пшеничных ресницах лукаво взглянули на него. На носу девушки виднелись летние веснушки.

– Это Михайлыч, – вмешался Гена, успевший уместить Тому или Таню рядом, – он заика, поэтому стесняется. Риммочка, не бойся, он не кусается, – на розовых губах заиграла легкая улыбка.

– Я не боюсь, – девушка коснулась его ладони, – очень приятно, а как вас зовут?

– Он у нас Петр, – летчик пошарил по столу, – выпьем за встречу, девушки…

– Выпьем, – инспектор не мог отвести глаз от Ривки Бергер, – непременно выпьем, Гена.

В темных сенях загремело жестяное ведро. Полосатый кот, оскорбленно зашипев, вылетел из-под ног Пьера.

– Лампочку надо ввернуть, – озабоченно сказала кутающаяся в шерстяной платок бабка, – возраст у меня не тот, чтобы по стремянкам лазить.

Римма, как Пьер велел себе называть девушку, весело заметила:

– Петр Михайлович ввернет, Ангелина Васильевна, – узкие глаза бабки недоверчиво сощурились, – он мужик рукастый, он и с дровами поможет, – смуглое лицо новой квартирной хозяйки Пьера оставалось недовольным.